..
— А если в скандале, пусть и косвенно, будут замешаны члены правительства, то пожар раздувать никто не будет, а праведный гнев общественности можно будет направить на коммерсантов, готовых отечество с молотка пустить, что является сущей правдой, — развил мысль Савелова Павел Иванович. — Таков твой расчет, подполковник?
— Так точно. Генерала Толмачева тогда можно будет лишь обвинить в плохом подборе кадров на периферийные должности, а за это, как известно, погоны не снимают.
— А как быть с преданным офицером на должность руководителя липовой компании? — криво усмехнулся генерал. — Дураки, добровольно сующие голову под гильотину, ныне перевелись, а приказать тут — не прикажешь...
— Чтобы не посвящать в суть операции лишних людей, при определенных условиях этим офицером могу быть я, — уронил Савелов.
— Каких условиях? — оживился Павел Иванович.
— Жену с сыном заранее переправить за рубеж и обеспечивать их проживание там столько, сколько понадобится. А в случае моей гибели или... тюрьмы определить им содержание для достойной жизни, — ответил Савелов.
— И все? — удивился Павел Иванович.
— Все.
— Почему идешь на это?
— Как говорят французы: «Когда цель оправдывает средства, не приходится выбирать между гильотиной и Бастилией», — вздохнул Савелов.
— Хороший ответ, — оценил Павел Иванович. — Что скажешь, брат?
— Боюсь я простых решений, — выдавил генерал. — Но если подполковник Савелов для себя все обдумал, то можно, думаю, приступить к разработке операции... Кстати, дадим ей кодовое название «Рухлядь».
— Есть приступить к разработке операции под кодовым названием «Рухлядь» — отчеканил Савелов и, чтобы дать пообщаться братьям наедине, попросил: — Разрешите подождать вас в машине, товарищ генерал?
— Валяй, — кивнул генерал и хмуро посмотрел ему вслед.
— Предложение его дельное, и делу он предан, а все же чую я в нем какую-то червоточину, — вздохнул он. — Убей — чую, что какой-то не наш он. Потому и с согласием на твое предложение ломался. Исполнителей, понимаешь, в башке прокручивал... Эх, был бы жив майор Сарматов!.. Но, как говорится: на безрыбье и рак рыба. Рискнуть можно...
— Да, есть в этом сынке академика что-то не наше, — согласился Павел Иванович. — Но с другой стороны, как без них, интеллигентов-головастиков, в нашем деле обойтись? Вон он ситуацию быстро прокачал и, как компьютер, результат выдал.
— До результата дожить еще надо, — криво усмехнулся генерал. — И памятника нам с тобой за тот результат не поставят.
— Что не поставят, так это точно, — кивнул Павел Иванович и, потеплев глазами, спросил: — Как там родительница наша?
— Смотрит съезды депутатов и голову пеплом посыпает. Проведал бы ее, а то наступит скорбный час — и проститься не успеешь.
— Что, к тому идет?..
— Все под богом ходим, — уклонился от прямого ответа генерал. — В родной костромской деревне лежать наша матушка желает, и все тут...
— А где нам с тобой лежать придется, Сергей? — вырвалось у Павла Ивановича.
— На все воля божья. Куда-нибудь кривая кляча истории вывезет, — тряхнул сединой генерал. — Хотя, на тюремном погосте все же не хотелось бы.
— Мы с тобой — люди казенные, брат. И присягали мы не шушере партийно-хозяйственной, а нашим русским мужикам и бабам.
— Было бы не так, не влезал бы я в твои авантюры, — перебил генерал и протянул руку для прощания. — Буду держать тебя в курсе операции. Бывай, брат!
— Бывай, Сергей. И обеспечь прикрытие подполковнику и... и полный контроль над его действиями.
— По мере моих возможностей, брат, — от порога бросил генерал. — Полагаешь, что академический сынок может обернуться двустволкой?
— Береженого и бог бережет, — усмехнулся Павел Иванович.
И снова стелется под колеса генеральской «Волги» мокрое шоссе и заливает лобовое стекло занудливый дождь. Отделившись от водителя стеклянной перегородкой, генерал Толмачев и подполковник Савелов вели на заднем сиденье нелегкий разговор.
— Вадим, ты хоть понимаешь, с чем столкнешься? — хмуро спросил генерал.
— Поначалу с трудностями: по скрытому ночному перегону эшелонов с танками из Сибири на ближние промежуточные склады, поближе к какому-нибудь портовому городу, например к Новороссийску.
— Это не трудности! — отмахнулся генерал. — Американские спутники враз засекут перегон, но мы его оправдаем плановым ремонтом бронетехники и заменой устаревшего вооружения. Но почему ты предлагаешь Новороссийск?
— Кому придет в голову, что под носом у турок через Босфор и Дарданеллы мы решимся гнать корабли, набитые танками?
— А ежели придет в голову?.. Ладно, Вадим, — вздохнул генерал. — Турки турками, но меня больше беспокоят не они и даже не цэрэушники, а смежники из нашей родной «Конторы». Это тебе не турецкие погранцы, на бакшиш не клюнут...
— Сергей Иванович, — наклонился к нему Савелов. — Кроме того в Архангельске и Мурманске необходимо имитировать параллельные операции, отвлекающие от основной. Танки там надо перевооружать, подкрашивать, а потом, особо не таясь, грузить на корабли и по Севморпути гнать обратно на Дальний Восток. Исполнители, разумеется, об основной операции не должны догадываться.
— Подсадные утки? — хмыкнул генерал. — Это мысль, но надо подумать, надо подумать... Когда-то похожий трюк нам удался с переправкой ракет на Кубу. Но и ЦРУ с тех пор, не без нашей помощи, многому научилось...
* * *
Вся сознательная жизнь генерала Толмачева прошла в противоборстве с ЦРУ и разведками стран НАТО. Это было и его судьбой, и его служебным долгом. Во многих странах планеты, где насмерть схлестывались интересы США и СССР, тайно действовали боевые группы генерала. Они состояли из самых отборных бойцов, говорящих на нескольких языках, умеющих выполнять боевые задания против любого противника и любым оружием: на земле, в воздухе, на воде и под водой, в тропиках, пустынях и арктических льдах. Но главное: его люди в любых условиях умели умирать молча, унося с собой доверенные им тайны.
Даже высокопоставленные руководители КГБ в деталях не знали методов подготовки его групп и особенностей проведения ими дерзких, порой граничащих с безумием, операций.
Людей в эти спецподразделения Толмачев отбирал сам лично: одного из тысячи безусых лейтенантов во всех родах войск. Предпочтение отдавал выходцам из устойчивых офицерских династий и потомственных казачьих семей, справедливо полагая, что они в своем генном коде унаследовали от предков тысячелетний опыт жесточайших войн.
Фамилии отобранных сразу изымались из всех актов гражданского и военного состояния. Они навсегда переставали существовать для общества, а многие и для своих близких. Их последующая боевая, интеллектуальная и психологическая подготовка занимала пять-шесть лет, что являлось залогом минимальных потерь при выполнении ими боевых заданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— А если в скандале, пусть и косвенно, будут замешаны члены правительства, то пожар раздувать никто не будет, а праведный гнев общественности можно будет направить на коммерсантов, готовых отечество с молотка пустить, что является сущей правдой, — развил мысль Савелова Павел Иванович. — Таков твой расчет, подполковник?
— Так точно. Генерала Толмачева тогда можно будет лишь обвинить в плохом подборе кадров на периферийные должности, а за это, как известно, погоны не снимают.
— А как быть с преданным офицером на должность руководителя липовой компании? — криво усмехнулся генерал. — Дураки, добровольно сующие голову под гильотину, ныне перевелись, а приказать тут — не прикажешь...
— Чтобы не посвящать в суть операции лишних людей, при определенных условиях этим офицером могу быть я, — уронил Савелов.
— Каких условиях? — оживился Павел Иванович.
— Жену с сыном заранее переправить за рубеж и обеспечивать их проживание там столько, сколько понадобится. А в случае моей гибели или... тюрьмы определить им содержание для достойной жизни, — ответил Савелов.
— И все? — удивился Павел Иванович.
— Все.
— Почему идешь на это?
— Как говорят французы: «Когда цель оправдывает средства, не приходится выбирать между гильотиной и Бастилией», — вздохнул Савелов.
— Хороший ответ, — оценил Павел Иванович. — Что скажешь, брат?
— Боюсь я простых решений, — выдавил генерал. — Но если подполковник Савелов для себя все обдумал, то можно, думаю, приступить к разработке операции... Кстати, дадим ей кодовое название «Рухлядь».
— Есть приступить к разработке операции под кодовым названием «Рухлядь» — отчеканил Савелов и, чтобы дать пообщаться братьям наедине, попросил: — Разрешите подождать вас в машине, товарищ генерал?
— Валяй, — кивнул генерал и хмуро посмотрел ему вслед.
— Предложение его дельное, и делу он предан, а все же чую я в нем какую-то червоточину, — вздохнул он. — Убей — чую, что какой-то не наш он. Потому и с согласием на твое предложение ломался. Исполнителей, понимаешь, в башке прокручивал... Эх, был бы жив майор Сарматов!.. Но, как говорится: на безрыбье и рак рыба. Рискнуть можно...
— Да, есть в этом сынке академика что-то не наше, — согласился Павел Иванович. — Но с другой стороны, как без них, интеллигентов-головастиков, в нашем деле обойтись? Вон он ситуацию быстро прокачал и, как компьютер, результат выдал.
— До результата дожить еще надо, — криво усмехнулся генерал. — И памятника нам с тобой за тот результат не поставят.
— Что не поставят, так это точно, — кивнул Павел Иванович и, потеплев глазами, спросил: — Как там родительница наша?
— Смотрит съезды депутатов и голову пеплом посыпает. Проведал бы ее, а то наступит скорбный час — и проститься не успеешь.
— Что, к тому идет?..
— Все под богом ходим, — уклонился от прямого ответа генерал. — В родной костромской деревне лежать наша матушка желает, и все тут...
— А где нам с тобой лежать придется, Сергей? — вырвалось у Павла Ивановича.
— На все воля божья. Куда-нибудь кривая кляча истории вывезет, — тряхнул сединой генерал. — Хотя, на тюремном погосте все же не хотелось бы.
— Мы с тобой — люди казенные, брат. И присягали мы не шушере партийно-хозяйственной, а нашим русским мужикам и бабам.
— Было бы не так, не влезал бы я в твои авантюры, — перебил генерал и протянул руку для прощания. — Буду держать тебя в курсе операции. Бывай, брат!
— Бывай, Сергей. И обеспечь прикрытие подполковнику и... и полный контроль над его действиями.
— По мере моих возможностей, брат, — от порога бросил генерал. — Полагаешь, что академический сынок может обернуться двустволкой?
— Береженого и бог бережет, — усмехнулся Павел Иванович.
И снова стелется под колеса генеральской «Волги» мокрое шоссе и заливает лобовое стекло занудливый дождь. Отделившись от водителя стеклянной перегородкой, генерал Толмачев и подполковник Савелов вели на заднем сиденье нелегкий разговор.
— Вадим, ты хоть понимаешь, с чем столкнешься? — хмуро спросил генерал.
— Поначалу с трудностями: по скрытому ночному перегону эшелонов с танками из Сибири на ближние промежуточные склады, поближе к какому-нибудь портовому городу, например к Новороссийску.
— Это не трудности! — отмахнулся генерал. — Американские спутники враз засекут перегон, но мы его оправдаем плановым ремонтом бронетехники и заменой устаревшего вооружения. Но почему ты предлагаешь Новороссийск?
— Кому придет в голову, что под носом у турок через Босфор и Дарданеллы мы решимся гнать корабли, набитые танками?
— А ежели придет в голову?.. Ладно, Вадим, — вздохнул генерал. — Турки турками, но меня больше беспокоят не они и даже не цэрэушники, а смежники из нашей родной «Конторы». Это тебе не турецкие погранцы, на бакшиш не клюнут...
— Сергей Иванович, — наклонился к нему Савелов. — Кроме того в Архангельске и Мурманске необходимо имитировать параллельные операции, отвлекающие от основной. Танки там надо перевооружать, подкрашивать, а потом, особо не таясь, грузить на корабли и по Севморпути гнать обратно на Дальний Восток. Исполнители, разумеется, об основной операции не должны догадываться.
— Подсадные утки? — хмыкнул генерал. — Это мысль, но надо подумать, надо подумать... Когда-то похожий трюк нам удался с переправкой ракет на Кубу. Но и ЦРУ с тех пор, не без нашей помощи, многому научилось...
* * *
Вся сознательная жизнь генерала Толмачева прошла в противоборстве с ЦРУ и разведками стран НАТО. Это было и его судьбой, и его служебным долгом. Во многих странах планеты, где насмерть схлестывались интересы США и СССР, тайно действовали боевые группы генерала. Они состояли из самых отборных бойцов, говорящих на нескольких языках, умеющих выполнять боевые задания против любого противника и любым оружием: на земле, в воздухе, на воде и под водой, в тропиках, пустынях и арктических льдах. Но главное: его люди в любых условиях умели умирать молча, унося с собой доверенные им тайны.
Даже высокопоставленные руководители КГБ в деталях не знали методов подготовки его групп и особенностей проведения ими дерзких, порой граничащих с безумием, операций.
Людей в эти спецподразделения Толмачев отбирал сам лично: одного из тысячи безусых лейтенантов во всех родах войск. Предпочтение отдавал выходцам из устойчивых офицерских династий и потомственных казачьих семей, справедливо полагая, что они в своем генном коде унаследовали от предков тысячелетний опыт жесточайших войн.
Фамилии отобранных сразу изымались из всех актов гражданского и военного состояния. Они навсегда переставали существовать для общества, а многие и для своих близких. Их последующая боевая, интеллектуальная и психологическая подготовка занимала пять-шесть лет, что являлось залогом минимальных потерь при выполнении ими боевых заданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67