Я обратился к подпольщикам и заявил:
— Вы должны понимать, что вся ответственность за успех предприятия лежит на мне. Руководство всеми вашими действиями переходит ко мне. Все инициативы проводятся в жизнь только после подробного доклада и моего разрешения.
— Так точно, товарищ капитан! — ответил Дед.
— Почему вы решили, что я капитан?
— Вам тридцать. Разжаловать вас могли только в первую чеченскую, тогда это скоро делалось. В разведке звания быстро идут. Вот и капитан.
— Угадали. Остальным все понятно?
— Понятно, — отозвались Гриша и Борода.
— У нас мало информации. Есть идеи? И снова заговорил Дед:
— Лариса путается с Шкрабьюком. Он должен знать, где находятся учебные лагеря, но не колется. Надо, чтобы Лариска его сюда затащила, а мы его тут в оборот. А?
Я посмотрел на Бороду.
— Дед фуфла не валит, — отшутился тот.
— Переговоры с Ларисой на тебе. Это приказ.
— Есть!
— Завтра идем в город. Но с кофе завязываем. Непродуктивно. Смотрим штабы па предмет возможного проникновения. В шесть берем карту у Лэсыка. Как ты думаешь, там может что-то быть из того, что нам нужно?
— Лэсык не дурак. Был бы дурак, я бы давно из него выкачал все, что можно. Что он нам подсунет — это большой вопрос.
— Есть еще источники? И снова Дед:
— Лучший источник — это генерал. Надо генерала ихнего брать.
— Одного уже берем.
— Надо еще.
— Николай Иванович, — поинтересовался Док. — Вы представляете, как это сделать?
— Первое дело — наблюдение. Будут данные наблюдения, я вам генерала доставлю, куда скажете.
— Ясно, — сказал я. — Отбой. Назавтра задача всем понятна?
— Так точно!
* * *
Выспаться всласть Мухе не удалось — бабы, готовясь к пробуждению вернувшихся кормильцев, начали собирать на стол. Собственно, Муха проснулся не столько от производимого ими шума, сколько от острых запахов домашних разносолов. Зная, что, согласно деревенскому этикету, не положено помогать женщинам в женской работе, Муха вышел во двор и, вылив на себя несколько ведер колодезной воды, привел себя в полную боевую готовность. После этого он вернулся в хату, устроился поудобней и принялся перебрасываться с дамами ничего вроде бы не значащими, но коварными фразочками. У Мухи была цель. Он знал, что женщины во многих отношениях куда наблюдательнее мужиков и уж такую интересную для них штуку, как воинская часть, будь она хоть трижды засекречена, вычислят в два счета.
Старухи по-русски не то что не говорили, понимали — и то с трудом. Молодуха, не бывавшая в Москве и не практиковавшаяся в великом могучем, говорила скверно, но все понимала. Впрочем, и Муха вполне ее понимал. Вся троица страшно смущалась его присутствия, бабы отворачивались, отвечали в сторону. Молодуха краснела, старухи — нет, но их морщинистая задубелая кожа вряд ли была уже способна менять свой запеченный бурый цвет. Таким образом, Мухе было не разобрать, кто же атаковал его вечером и ночью.
Но здравый смысл и трезвая голова подсказали, что, конечно, на клубничку потянулась молодуха, а смущение старух объясняется тем, что они были свидетельницами несостоявшегося греха. Была молодуха некрасива, но крепка по-деревенски, по-дикарски мила и даже аппетитна и носила поэтическое имя Зоряна. Муха, грешным делом даже пожалел об упущенном приключении.
Мало-помалу натянутость прошла, мужички-хозяева продолжали бороться с похмельем самым надежным способом — с помощью крепкого здорового сна, и Олега усадили за стол одного. От самогона он решительно отказался, а вот закусками занялся всерьез.
Выуженные из Зоряны разведданные дали ему более четкие представления об окрестностях. Следующей станцией после Верхнего Синевидного был Сколе — городишко, райцентр, а потом уже шел Гребенив. Каким образом вчера Муха с мужиками пропустил столь крупный населенный пункт, причем и на электричке, и на обратном пеше-грузовичковом пути, было загадкой. А вот после Гребенива действительно шла Тухля. Муха объявил, что слышал от сведущих людей, будто в Тухле как раз самые красивые горы. Туда-то он и навостряет свои туристические лыжи, но боится, нет ли там объектов оборонного значения, какие, как он опять же слышал, были там при Советах. Ему не хотелось бы нарваться на неприятности.
Ему отвечали, что самые красивые горы дальше, за Тухлей, и даже еще дальше, за Славским, в Закарпатье. В Тухле, правда, тоже хорошо. А воинские части за здешними местами не числятся. Это в Турковском районе их полно, здесь отродясь не было. А вот военные есть. Недавно появились. Зоряна видела их в райцентре, в магазине. Черные, бородатые, чистые татаре. Есть и наши. Красивые хлопцы, форма новая, не как у Советов.
Услышав это, Муха решил, не дожидаясь пробуждения своих вчерашних собутыльников, поспеть на утреннюю электричку. Уговоры остаться он преодолел, а вот отвертеться от Зоряны, вызвавшейся его проводить, было невозможно. Впрочем, это было даже кстати, поскольку Муха колебался, куда именно он должен сейчас двигаться. С одной стороны, давно пора было возвращаться к своим. А с другой — возвращаться без малейших новых данных, забравшись в такую даль, было тоже не в его правилах. Зоряна же определила выбор: при ней он мог сесть только в электричку, идущую в горы.
На платформе состоялась трогательная сцена прощания. Муха бездумно ляпнул в разговоре, что намерен бродить по горам недельки две. Зоряна тут же случайно обмолвилась, что Йван с бригадой к этому времени снова отправится в Москву. А еще через минуту добавила как бы ничего не значащую фразу: «Вы, Олег, на обратном пути обязательно к нам заходите, а то с хлопцами не попрощались, так вот как раз попрощаетесь...» Муха обещал заглянуть и обязательно попрощаться.
Но последний, невероятно краткий, сбивчивый и страстный монолог молодки Мухе пришлось выслушать, когда утренняя мукачевская электричка притормаживала у платформы и он уже вскинул на плечо рюкзак.
— Ты вертайся, вертайся через неделю, — горячо шептала она. — Я його отправлю в ту Москву, поживэш в сэли, покушаешь всего с огороду, вот себе и отдохнешь, а то шо за отдых по горам лазить. А наши мужики только пьють, а как поедут в ту Москву на месяц-два, а мы тут одни, а как приедуть, то опять только пьють, а ты непьющий, я поняла, вертайся через неделю...
Муху даже растрогала эта попытка сцапать последний женский шанс при уходящей электричке. Он забросил рюкзак в тамбур, электричка дала свисток, зашевелилась потихоньку, и тогда он притянул Зоряну к себе и поцеловал ее неправильное, но свежее и похорошевшее от стыдливого румянца личико. И зря. Тут же Муха оказался сжат цепкими отчаянными объятиями. Пришлось отработать добрый засосный поцелуй, а потом догонять вагон, увозивший Мухин рюкзак в глубь Карпатских гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93