Никем не замеченный, Николай Иванович покинул патриаршее подворье, вышел из монастыря и пошел прочь с Юрской горы. Шестой трамвай привез его в грязный рабочий квартал, где влачили жалкое существование со своей семьями рабочие закрытых не без участия таких господ, как Моцар и Рыбнюк, заводов. Смертность среди жителей этого квартала била показатели по самым отсталым африканским странам. Посреди этого квартала, на самой, наверное, грязной улице города Львова жил в тесной клетушке странный приятель капитана Соколова Иван Черепков.
* * *
Ни малейших следов старика не оказалось ни по одному известному адресу. Для их обследования потребовались сутки. Пан Степан впускал в квартиру вперед себя капитанов, которые, размахивая ксивами, сообщали жильцам, что их приход связан с профилактическими мероприятиями, проводимыми в преддверии высочайшего визита. Затем входил и пан Степан, якобы инструктор, нес какую-то пургу по поводу, как следует себя вести во время визита. При этом он расхаживал по квартире, суя нос во все комнаты. После этого он докладывался своему шефу, а за квартирой все равно устанавливалось наблюдение. Только силами Моцара, а не скомпрометировавшей себя СБУ. Но Дед словно сквозь землю провалился.
Вечером следующего дня агент Степан вошел в кабинет своего шефа без доклада — по делу покушения разрешено было входить без доклада.
— Грэг, — фамильярно обратился к шефу пан Степан — так называл он Моцара еще в школе «ди-фо», где учился тремя годами младше своего шефа, — этот Соколов еще хитрее, чем мы думали. Но не хитрее меня. Я связался с его районной поликлиникой. Мне сказали, что недавно действительно оформили путевку пенсионеру Соколову. Тогда я позвонил в санаторий. И что ты думаешь? Они говорят, что у них и правда отдыхает пенсионер Соколов. Займи чем-нибудь моих двух капитанов, в санаторий я поеду сам.
* * *
В Солутвине пан Степан с помощью, зеленых купюр, которым вот уже столько лет поклоняется все прогрессивное человечество, быстро сошелся с главврачом. Главврач не только поселил приезжего в своем заведении, но и учел пожелание клиента разделить палату только с Николаем Ивановичем Соколовым, старым знакомым пана Степана.
Николай Иванович сидел на койке, мрачно глядя в окно, и не был похож на себя. Когда медсестра, пожелав вновь поступившему приятного отдыха, закрыла за собой дверь, вновь поступивший без обиняков выставил на тумбочку одну из лучших российских водок и пакет с разнообразными приятными закусками.
— А я думал выпить с самим уважаемым Николаем Ивановичем Соколовым, — сказал он. — Но кажется, он не смог приехать сюда этим летом?
— Вы его знаете? — оживился Лжесоколов при виде водки.
Надо сказать, что русским языком пан Степан владел куда лучше, чем украинским. Пятнадцать лет назад в школе «ди-фо» и подумать не могли, что курсантам может понадобиться в будущем этот диалект.
— Еще бы! — весело отвечал пан Степан, наливая по рюмкам в ответ на согласный кивок Лжесоколова. — Он меня учил немецкому частным образом. Я еще совсем пацаном был. Можно сказать, что Николай Иванович был моим первым настоящим учителем. Такое не забывается!
К ночи и к концу второй бутылки пан Степан знал назубок биографию Ивана Черепкова, бывшего партизана, сержанта в отряде особого назначения, оставшегося инвалидом по причине контузии и основавшего после войны первую настоящую организованную банду во Львове. Трижды судимый, ни одного срока он не отбыл полностью. Первые два заключения он прервал путем дерзких и мастерских побегов. Второй, пятнадцатилетний, уже стареющий Черепков не досидел благодаря неимоверным усилиям бывшего своего сослуживца Николая Соколова. Тот поднял чуть не весь ветеранский корпус, собрал подписи в фантастическом количестве, и Черепкова выпустили на поруки совета ветеранов. С тех пор он завязал, поступил в театр Прикарпатского военного округа осветителем, где и проработал до пенсии. Николая Соколова считал своим благодетелем, боготворил, готов был за него в огонь и в воду.
Таким образом, добрались еще до одного благородного поступка старого разведчика. Пан Степан внимательно, растроганно кивая, выслушал, как друг Коля пожертвовал своей личной путевкой в пользу непутевого друга Вани. Пообещав держать услышанное в строжайшей тайне, пан Степан, уставший от возлияний, лег спать. Был он на самом деле трезв, как стеклышко, алкогольный блокатор, выпиваемый по таблетке с каждой рюмкой, избавил его от ненужных потерь времени на протрезвление. Он ждал только, пока не уснет старый уголовник. Но урке не спалось. Кряхтя, он ворочался, вставал, уходил, возвращался снова. И так чуть не до утра. Угомонился он, лишь когда рассвет заявил о себе в полную силу. Больной старик проспал до обеда. Проснувшись, он не обнаружил на соседней койке и следа своего молодого, богатого на водку и закусь соседа...
* * *
Ровно в восемь утра капитан Сосенко стучал в дверь бывшего уголовника Черепкова. Пан Моцар придумал прекрасный повод для неожиданного визита эсбэушного майора к отставному уголовнику. Генерал Комиссаров уже начал обзвон всех известных ему (все были известны) уголовников города. Высшему эшелону остатков мафии звонил сам, мелким сошкам звонили соответствующие чины. Преступному элементу вежливо предлагалось покинуть город сроком на две недели. Пока вежливо. До сих пор предложение СБУ воспринималось нормально. Бунтом не пахло.
Конечно, Черепков не был действующим вором, но багаж послевоенных лет, породивший не утихшие до сих пор в городе легенды, позволял обратиться к старику с подобным деловым предложением. «Сколько вы не досидели, пан Черепков? Целых восемь лет?! Ах, как вам повезло! Всего две недели вы проводите как можно дальше отсюда, и ваше дело снова отправляется пылиться в архив. Спрашиваете, куда вам податься на целых две недели? Трудный вопрос. Поищите ответ сами. Может быть, две недели где-нибудь в лесу все же будут для вас предпочтительнее, чем восемь лет на нарах? В вашем-то возрасте?»
Сосенко, правда, не надеялся обнаружить за дверью самого Черепкова. Он рассчитывал, что ему откроет сам «объект», Дед. Сосенко непринужденно сделает вид, что принимает Деда за старого урку. Сейчас важно было обнаружить Деда и приставить к нему надежное наблюдение, осуществленное молодыми, а потому резвыми сотрудниками областного СБУ.
За рассохшейся дверью стояла гробовая тишина. Даже часы не тикали. Сосенко постучал еще. Мертво. Он взялся за ручку и оттянул дверь от замка в сторону петель. Рассохшаяся обвязка немного, но сжалась, язычок выскользнул из паза, дверь открылась. Квартира была пуста. Было видно, что хозяин покинул ее пару дней назад. Часы отработали свой завод и встали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
* * *
Ни малейших следов старика не оказалось ни по одному известному адресу. Для их обследования потребовались сутки. Пан Степан впускал в квартиру вперед себя капитанов, которые, размахивая ксивами, сообщали жильцам, что их приход связан с профилактическими мероприятиями, проводимыми в преддверии высочайшего визита. Затем входил и пан Степан, якобы инструктор, нес какую-то пургу по поводу, как следует себя вести во время визита. При этом он расхаживал по квартире, суя нос во все комнаты. После этого он докладывался своему шефу, а за квартирой все равно устанавливалось наблюдение. Только силами Моцара, а не скомпрометировавшей себя СБУ. Но Дед словно сквозь землю провалился.
Вечером следующего дня агент Степан вошел в кабинет своего шефа без доклада — по делу покушения разрешено было входить без доклада.
— Грэг, — фамильярно обратился к шефу пан Степан — так называл он Моцара еще в школе «ди-фо», где учился тремя годами младше своего шефа, — этот Соколов еще хитрее, чем мы думали. Но не хитрее меня. Я связался с его районной поликлиникой. Мне сказали, что недавно действительно оформили путевку пенсионеру Соколову. Тогда я позвонил в санаторий. И что ты думаешь? Они говорят, что у них и правда отдыхает пенсионер Соколов. Займи чем-нибудь моих двух капитанов, в санаторий я поеду сам.
* * *
В Солутвине пан Степан с помощью, зеленых купюр, которым вот уже столько лет поклоняется все прогрессивное человечество, быстро сошелся с главврачом. Главврач не только поселил приезжего в своем заведении, но и учел пожелание клиента разделить палату только с Николаем Ивановичем Соколовым, старым знакомым пана Степана.
Николай Иванович сидел на койке, мрачно глядя в окно, и не был похож на себя. Когда медсестра, пожелав вновь поступившему приятного отдыха, закрыла за собой дверь, вновь поступивший без обиняков выставил на тумбочку одну из лучших российских водок и пакет с разнообразными приятными закусками.
— А я думал выпить с самим уважаемым Николаем Ивановичем Соколовым, — сказал он. — Но кажется, он не смог приехать сюда этим летом?
— Вы его знаете? — оживился Лжесоколов при виде водки.
Надо сказать, что русским языком пан Степан владел куда лучше, чем украинским. Пятнадцать лет назад в школе «ди-фо» и подумать не могли, что курсантам может понадобиться в будущем этот диалект.
— Еще бы! — весело отвечал пан Степан, наливая по рюмкам в ответ на согласный кивок Лжесоколова. — Он меня учил немецкому частным образом. Я еще совсем пацаном был. Можно сказать, что Николай Иванович был моим первым настоящим учителем. Такое не забывается!
К ночи и к концу второй бутылки пан Степан знал назубок биографию Ивана Черепкова, бывшего партизана, сержанта в отряде особого назначения, оставшегося инвалидом по причине контузии и основавшего после войны первую настоящую организованную банду во Львове. Трижды судимый, ни одного срока он не отбыл полностью. Первые два заключения он прервал путем дерзких и мастерских побегов. Второй, пятнадцатилетний, уже стареющий Черепков не досидел благодаря неимоверным усилиям бывшего своего сослуживца Николая Соколова. Тот поднял чуть не весь ветеранский корпус, собрал подписи в фантастическом количестве, и Черепкова выпустили на поруки совета ветеранов. С тех пор он завязал, поступил в театр Прикарпатского военного округа осветителем, где и проработал до пенсии. Николая Соколова считал своим благодетелем, боготворил, готов был за него в огонь и в воду.
Таким образом, добрались еще до одного благородного поступка старого разведчика. Пан Степан внимательно, растроганно кивая, выслушал, как друг Коля пожертвовал своей личной путевкой в пользу непутевого друга Вани. Пообещав держать услышанное в строжайшей тайне, пан Степан, уставший от возлияний, лег спать. Был он на самом деле трезв, как стеклышко, алкогольный блокатор, выпиваемый по таблетке с каждой рюмкой, избавил его от ненужных потерь времени на протрезвление. Он ждал только, пока не уснет старый уголовник. Но урке не спалось. Кряхтя, он ворочался, вставал, уходил, возвращался снова. И так чуть не до утра. Угомонился он, лишь когда рассвет заявил о себе в полную силу. Больной старик проспал до обеда. Проснувшись, он не обнаружил на соседней койке и следа своего молодого, богатого на водку и закусь соседа...
* * *
Ровно в восемь утра капитан Сосенко стучал в дверь бывшего уголовника Черепкова. Пан Моцар придумал прекрасный повод для неожиданного визита эсбэушного майора к отставному уголовнику. Генерал Комиссаров уже начал обзвон всех известных ему (все были известны) уголовников города. Высшему эшелону остатков мафии звонил сам, мелким сошкам звонили соответствующие чины. Преступному элементу вежливо предлагалось покинуть город сроком на две недели. Пока вежливо. До сих пор предложение СБУ воспринималось нормально. Бунтом не пахло.
Конечно, Черепков не был действующим вором, но багаж послевоенных лет, породивший не утихшие до сих пор в городе легенды, позволял обратиться к старику с подобным деловым предложением. «Сколько вы не досидели, пан Черепков? Целых восемь лет?! Ах, как вам повезло! Всего две недели вы проводите как можно дальше отсюда, и ваше дело снова отправляется пылиться в архив. Спрашиваете, куда вам податься на целых две недели? Трудный вопрос. Поищите ответ сами. Может быть, две недели где-нибудь в лесу все же будут для вас предпочтительнее, чем восемь лет на нарах? В вашем-то возрасте?»
Сосенко, правда, не надеялся обнаружить за дверью самого Черепкова. Он рассчитывал, что ему откроет сам «объект», Дед. Сосенко непринужденно сделает вид, что принимает Деда за старого урку. Сейчас важно было обнаружить Деда и приставить к нему надежное наблюдение, осуществленное молодыми, а потому резвыми сотрудниками областного СБУ.
За рассохшейся дверью стояла гробовая тишина. Даже часы не тикали. Сосенко постучал еще. Мертво. Он взялся за ручку и оттянул дверь от замка в сторону петель. Рассохшаяся обвязка немного, но сжалась, язычок выскользнул из паза, дверь открылась. Квартира была пуста. Было видно, что хозяин покинул ее пару дней назад. Часы отработали свой завод и встали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93