* * *
Боцмана вез немолодой смуглый дядька из местных. Вообще-то он возвращался в Делятин из-за перевала, куда ездил по каким-то коммерческим делам, но, очевидно, успех ему не сопутствовал, раз он так легко польстился на зеленый полтинник, предложенный Боцманом. Дорогой дядька заскочил домой сообщить жене о неожиданной командировке. Боцману показалось, что жена в это не очень-то поверила; после посещения родного очага дядька стал вдруг страшно разговорчив, причем главной его темой были невоспитанность и душевная черствость женского пола. Боцман надеялся вздремнуть, но пришлось из вежливости поддерживать пустой неинтересный разговор. Дядька скакал с темы на тему, доскакал до политики, поругал порядки, бытовавшие в здешних краях при владычестве Польши, обхаял большевиков, стараясь при этом не задевать москалей вообще, и наконец, обрушил лавину праведного гнева на порядки сегодняшние. Причем получалось, что при поляках было плохо, но хорошо, при коммуняках плохо, но жить можно, а сейчас плохо и плохо, и все тут. Боцман слушал вполуха, равномерно поддакивал да вполглаза поглядывал за дорогой.
Ехали не по трассе на Франковск, а тряскими грунтовками, не удаляясь от Карпат; по левой руке все время на фоне неба, перекрывая звездную сыпь, маячила их аспидная цепь.
— Я понимаю, шо хапают, — жаловался дядька, — так дайте же и простому хлопу жить по-людьськи. А той Кучма бу-бу-бу-бу-бу, — голос дядьки обволакивался ватой, и тогда Боцман включал автоматическое поддакивание:
— А! И у нас то же самое.
— Бу-бу-бу-бу...
— Да, конечно, конечно.
Наконец ваты стало так много, что дядька не мог больше сквозь нее пробиться. Боцман чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству, пристроился поудобнее и проснулся только в Сколе.
Светало. С ближних гор спускался туман, но не доползал до долины, превращался в мелкую морось, прозрачную, но липнущую к лицу и моментально пропитывающую одежду. Боцман вылез из машины и поежился. Дядька подвез его к станции. Здесь хоть действительно была станция — и тебе здание вокзала с буфетом, камерой хранения и прочими вокзальными атрибутами, и целое поле объездных путей и тупиков. Эшелона он не увидел. «Ушел, — подумал Боцман, зевая. — Но где тогда Док?»
На всякий случай он побродил вокруг да около всех тех мест, где в принципе могло происходить такое событие, как формирование эшелона. Но ничего не обнаружил, промок до нитки и вернулся к вокзалу ожидать открытия буфета.
Спустя немного времени за буфетной стойкой уже суетилась румяная молодуха; развешивала промокший плащик, пристраивала на пышную прическу чепец. Боцман подошел к ней, когда решил, что она закончила личные дела и готова приступать к обслуживанию. По его желанию буфетчица сунула в ростер какое-то подозрительное варево в горшочке и включила чайник, чтоб приготовить кофе. Варево в итоге оказалось вполне съедобным, а вот кофе Боцману впрок не пошел. После первых же глотков у него побежала сетка перед глазами, скудная обстановка маленького вокзальчика стала выпадать из поля зрения, словно кто-то раз за разом проходился ластиком по карандашной картинке. Боцман вдруг почувствовал, что если попробует встать, то провалится в пустоту, пола он уже не видел. В боковом зрении, которое отказало последним, промелькнула буфетчица с выпученными глазами — она зажимала руками рот, чтоб не закричать, а с другой стороны, справа, там, где еще просматривалась дверь, появились смутные силуэты в камуфляже. У Боцмана хватило сил резко отмахнуть рукой в сторону первого, кто приблизился, но это было его последнее самостоятельное движение. Боцман грохнулся на холодный бетонный пол без сознания.
Цитадель
С утра по грунтовке, соединяющей дивизион с остальным миром, началось активное движение в обе стороны. Видимо, всполошились военные. Но мы двигались вдоль ручья, и нас им не было видно. Я нес Свету, Муха скакал сам, опираясь на палку. До трассы мы добрались только во второй половине дня. Здесь пришлось применять тактический ход.
Я со Светой спрятался в кустах, а ловить машину вышел субтильный Муха, не наводящий страха на водил. И когда частничек тормознул, я вылез из засады, загрузил Свету, сел сам, дал ему три сотни баксов и спокойно сказал:
— Во Львов.
Если бы понадобилось, я бы ему и ствол в затылок упер. Но не понадобилось.
В Делятине я мотнулся в аптеку и худо-бедно обработал девушке рану. Кровотечение прекратилось, повязка уменьшила боль, и Света очнулась. Я налил ей валерианы с бромом, и она проспала относительно спокойным сном всю дорогу до Львова. Муха тоже кемарил. Снова я бодрствовал в одиночку, анализировал, что же мы имеем на текущий момент.
Задание Голубкова можно было считать в целом выполненным. Банда численностью почти две тысячи человек разгромлена. Хорошо было бы уточнить точность попадания наших ракет, но пока это не представлялось возможным. Впрочем, эффективность пуска можно было выяснить и в городе, косвенным путем. Если даже банда в Лыбохорах никак не пострадала, она теперь все равно вряд ли будет отправлена в Чечню. Противник планировал мощное вторжение силами двух полков. Но забросить на территорию России две сотни деморализованных вояк? Мне не думалось, что они на это пойдут. Это хорошо.
А плохо вот что: группа разделена, связи нет. Трое раненых. Ну, Муха ладно, он мужик здоровый, явно поправляется. С такой рваной раной его без лишних вопросов обслужат в любой платной клинике. Хуже с Бородой. Первым инструментом, за который схватится врач, будет телефон. «Алло, милиция?» Со Светланой еще хуже, она и вовсе может инвалидом остаться. Плюс ко всему неясно, что с Доком. Жалко было мне и майора, но тут уж ничего не поделать. Он в любом случае был обречен. Теперь мне казалось даже, что я с самого начала видел на его лице что-то вроде печати смерти. Кроме того, оставались две вражеские диверсионные группы, которые должны были отправиться в Москву если не вчера, то сегодня. Но тут ладно. Дам телеграмму Голубкову, пусть встречает. Ему там будет проще, на своей-то территории. Словом, удовлетворения от выполненной операции я не испытывал. Но что именно меня тревожило, понять не мог. Поэтому и не отдыхал всю дорогу, думал, просчитывал варианты.
Казалось бы, практически все мои проблемы вполне решаемы. Рано или поздно группа соберется вместе. Вероятность гибели Дока не столь уж велика. Если его не накрыло первым залпом, под второй он бы точно не сунулся. Раненых, если понадобится, можно пристроить к очень дорогому и очень молчаливому хирургу. В конце концов, ведь и во Львове кто-то лечит пострелянных бандитов. Но что-то все же не давало мне покоя всю дорогу, и только на подъездах к городу я понял что.
Конечный пункт нашего следования, особняк на улице Сверчинского, точнее, Лариса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93