Неисправность рулевого управления в автомобиле "фольксваген-жук". Позвольте вам не поверить. "Жук" выпускался с конца тридцатых годов. И конструкция у него была - лучше не придумаешь. Даже форма кузова практически не менялась почти сорок лет. Неисправность рулевого управления в "жуке". Объяснение для дураков. Для тех, кому сгодится любое объяснение. Не многовато ли набирается загадок?
- А у меня такое впечатление, что здесь речь идет не об одном человеке, а о трех. И все разные. Один - туповатый служака, который десять лет ходил в лейтенантах. Второй - вояка. И вроде бы неплохой. Стать за три года командиром дивизии - это неслабо. А третий вообще непонятно кто.
В сознание Томаса проникло только одно слово: "Ребане". Это он Ребане. Это он помнил. Но разве он погиб? Нет, он еще, кажется, не погиб. Если бы он погиб, его босые ноги не могли бы ощущать жесткую ворсистость ковра. И трансформатор бы внутри не гудел.
Но, сделав этот во всех отношениях успокоительный вывод, Томас вдруг замер от необъяснимого, иррационального ужаса, от мистического предчувствия надвигающейся катастрофы, которая подступает все ближе и вот-вот обрушится на него. И хотя немногими нормально функ-ционирующими клетками мозга он понимал, что это всего лишь похмельный синдром, хорошо знакомый всем профессионально закладывающим людям независимо от национальной принадлежности, социального положения и сексуальной ориентации, он ощутил, как дало сбой серд-це и лоб прошибло липким предсмертным потом.
- Тихо! - вдруг раздалось из-за двери.
Телевизор умолк. Стукнуло отодвигаемое кресло, что-то клацнуло. Томас мог поклясться, что это передернули пистолетный затвор. Откуда у него такая уверенность, он не знал. И думать об этом было некогда. Он юркнул в ванную и затаился, с трудом сдерживая дыхание.
В холле было тихо. Потом послышался тот же голос:
- Показалось.
Над дверью ванной была узкая стеклянная фрамуга с таким же, как на двустворчатой двери, морозным узором. Томас взгромоздился на унитаз и приник к проталине. Посреди холла стоял какой-то человек в белой рубашке с пистолетом в руке. Сверху он казался невысоким. Сверху все кажется невысоким. Пистолет он держал возле уха стволом вверх. На рубашке были видны желтые кожаные ремни. Как сбруя. Они крепили наплечную кобуру.
Человек внимательно оглядел холл, потом сунул пистолет в кобуру и вернулся в комнату. В глубине ее Томас успел заметить еще двоих. Они сидели в белых креслах возле белого круглого стола. В белых рубашках, со сбруями и кобурами. Из них торчали черные пистолетные рукояти. Все это напоминало кино. Сидят гангстеры, курят сигары и играют в карты. Эти, правда, сигар не курили и в карты не играли, а рассматривали какие-то бумаги.
Томас посидел на унитазе, успокаиваясь и обдумывая увиденное.
Не обдумывалось. Нет, не обдумывалось.
Он вернулся в спальню. Блондинка еще спала. Томас подошел к тумбочке и внимательно осмотрел бокалы. В них было что-то красноватое. На вкус непонятное. Было. А где бутылка? Из чего-то же наливали в бокалы? Бутылки не было.
Томас почувствовал, что близок к прозрению. Оно было таким же спутником глубокого бодуна, как и мистический ужас, но спутником гораздо более приятным и часто очень полезным. И прозрение наступило. Томас сунул руку за тумбочку и даже не удивился, когда его пальцы наткнулись на прохладное стекло бутылки. Так и есть. Бутылка. Очень красивая. Не потому что фигуристая, а потому что на три четверти полная. "Martini rose". Розовый мартини. Вот откуда пятно на рубашке. Загадкой меньше. Как бутылка оказалась за тумбочкой? Да он сам туда ее и поставил. На автопилоте. Чтобы утром было.
Томас уселся в кресло и отвинтил пробку. Через десять минут он уже был готов воспринимать мир в гораздо более полном объеме.
Конечно же, спальня существовала не сама по себе. За ее стенами смутно вспоминалось еще какое-то пространство. Большое. Гостиная. Скорей всего - там, за двустворчатой дверью с морозным узором, где сидели гангстеры. И вроде бы там был рояль. Или рояль не там? Еще был кабинет. Да, правильно. С коричневыми кожаными креслами. И еще какие-то комнаты. Две или три? И две ванных с туалетами. Конечно же! Две. В одной черная облицовка, в другой розовая. Это удобно. Чтобы не путать, где ты уже блевал, а где еще не блевал.
И все это было - номер "люкс" в гостинице "Виру".
Гостиница "Виру" - это в Таллине. А Таллин - это в Эстонии.
Но он-то почему здесь?
Для освежения памяти пришлось выпить еще. Мартини сначала вливался в живот, а оттуда воспарялся к голове. Трансформатор внутри перешел на высокую ноту и вы-ключился, затих. Постепенно отмякали мозги. Томас нашел на тумбочке пачку "Мальборо" и закурил.
И тут вспомнил. Все разом. Недавнее прошлое обрушилось на него, как тайфун на японские острова. Презентация. Появление на "губе" симпатичных русских ребят с повадками матерых диверсантов...
Минутку, минутку, минутку! А это не они сидят в гостиной? Или они? Или не они? Или они? А если они, то как они там оказались?
Не все сразу, остановил себя Томас. Нужно все по порядку. А то можно запутаться.
Что было еще?
Чудовищный взрыв на рассвете. Бешеная гонка сначала по ночному шоссе, а потом по Таллину. Осада сторожки под Маарду всей мощью эстонских вооруженных сил.
Это неправильно. Не должно быть столько событий за такое короткое время. В жизни все должно быть последовательно и постепенно. Иначе это не жизнь, а "Лиса в пустыне". Или она уже началась, а он просто этого не знал, потому что не смотрел телевизор?
Что было потом? Потом его куда-то везли на армейском "лендровере" и привезли. Не домой, в его студию, а в какую-то усадьбу на побережье. Там была рига, покрытая зеленой черепицей. И бревенчатые коттеджи. В один из них его проводил молодой офицер "Эста" и почему-то отдал честь. Потом пришел Юрген Янсен и начал орать тихим голосом. Что Томас такой и сякой. Что его вытащили из грязи, а он. Что Томас даже не представляет себе, что его ждет, если он.
В другое время Томас испугался бы. Но в нем еще сидел кураж победительной гонки. И граммов триста "смирновочки". Он словно бы еще чувствовал себя под защитой русских ребят. И потому посоветовал Янсену засунуть свои угрозы себе в задницу. Да, господин Янсен, себе в задницу! Если вы хотите, чтобы я с вами сотрудничал, вы должны уважать во мне свободную личность.
Янсен удивился. Потом задумался. А потом сказал, что будет уважать в Томасе свободную личность, если Томас будет соответствовать.
Томас нахмурился.
Сотрудничать - в чем? Соответствовать - чему?
Какое-то важное звено выпадало из цепочки воспоминаний.
На другой день его привезли сюда. И сняли для него эти апартаменты. Бабок не дали, но сказали, что в гостинице и в ресторане у него открытый счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
- А у меня такое впечатление, что здесь речь идет не об одном человеке, а о трех. И все разные. Один - туповатый служака, который десять лет ходил в лейтенантах. Второй - вояка. И вроде бы неплохой. Стать за три года командиром дивизии - это неслабо. А третий вообще непонятно кто.
В сознание Томаса проникло только одно слово: "Ребане". Это он Ребане. Это он помнил. Но разве он погиб? Нет, он еще, кажется, не погиб. Если бы он погиб, его босые ноги не могли бы ощущать жесткую ворсистость ковра. И трансформатор бы внутри не гудел.
Но, сделав этот во всех отношениях успокоительный вывод, Томас вдруг замер от необъяснимого, иррационального ужаса, от мистического предчувствия надвигающейся катастрофы, которая подступает все ближе и вот-вот обрушится на него. И хотя немногими нормально функ-ционирующими клетками мозга он понимал, что это всего лишь похмельный синдром, хорошо знакомый всем профессионально закладывающим людям независимо от национальной принадлежности, социального положения и сексуальной ориентации, он ощутил, как дало сбой серд-це и лоб прошибло липким предсмертным потом.
- Тихо! - вдруг раздалось из-за двери.
Телевизор умолк. Стукнуло отодвигаемое кресло, что-то клацнуло. Томас мог поклясться, что это передернули пистолетный затвор. Откуда у него такая уверенность, он не знал. И думать об этом было некогда. Он юркнул в ванную и затаился, с трудом сдерживая дыхание.
В холле было тихо. Потом послышался тот же голос:
- Показалось.
Над дверью ванной была узкая стеклянная фрамуга с таким же, как на двустворчатой двери, морозным узором. Томас взгромоздился на унитаз и приник к проталине. Посреди холла стоял какой-то человек в белой рубашке с пистолетом в руке. Сверху он казался невысоким. Сверху все кажется невысоким. Пистолет он держал возле уха стволом вверх. На рубашке были видны желтые кожаные ремни. Как сбруя. Они крепили наплечную кобуру.
Человек внимательно оглядел холл, потом сунул пистолет в кобуру и вернулся в комнату. В глубине ее Томас успел заметить еще двоих. Они сидели в белых креслах возле белого круглого стола. В белых рубашках, со сбруями и кобурами. Из них торчали черные пистолетные рукояти. Все это напоминало кино. Сидят гангстеры, курят сигары и играют в карты. Эти, правда, сигар не курили и в карты не играли, а рассматривали какие-то бумаги.
Томас посидел на унитазе, успокаиваясь и обдумывая увиденное.
Не обдумывалось. Нет, не обдумывалось.
Он вернулся в спальню. Блондинка еще спала. Томас подошел к тумбочке и внимательно осмотрел бокалы. В них было что-то красноватое. На вкус непонятное. Было. А где бутылка? Из чего-то же наливали в бокалы? Бутылки не было.
Томас почувствовал, что близок к прозрению. Оно было таким же спутником глубокого бодуна, как и мистический ужас, но спутником гораздо более приятным и часто очень полезным. И прозрение наступило. Томас сунул руку за тумбочку и даже не удивился, когда его пальцы наткнулись на прохладное стекло бутылки. Так и есть. Бутылка. Очень красивая. Не потому что фигуристая, а потому что на три четверти полная. "Martini rose". Розовый мартини. Вот откуда пятно на рубашке. Загадкой меньше. Как бутылка оказалась за тумбочкой? Да он сам туда ее и поставил. На автопилоте. Чтобы утром было.
Томас уселся в кресло и отвинтил пробку. Через десять минут он уже был готов воспринимать мир в гораздо более полном объеме.
Конечно же, спальня существовала не сама по себе. За ее стенами смутно вспоминалось еще какое-то пространство. Большое. Гостиная. Скорей всего - там, за двустворчатой дверью с морозным узором, где сидели гангстеры. И вроде бы там был рояль. Или рояль не там? Еще был кабинет. Да, правильно. С коричневыми кожаными креслами. И еще какие-то комнаты. Две или три? И две ванных с туалетами. Конечно же! Две. В одной черная облицовка, в другой розовая. Это удобно. Чтобы не путать, где ты уже блевал, а где еще не блевал.
И все это было - номер "люкс" в гостинице "Виру".
Гостиница "Виру" - это в Таллине. А Таллин - это в Эстонии.
Но он-то почему здесь?
Для освежения памяти пришлось выпить еще. Мартини сначала вливался в живот, а оттуда воспарялся к голове. Трансформатор внутри перешел на высокую ноту и вы-ключился, затих. Постепенно отмякали мозги. Томас нашел на тумбочке пачку "Мальборо" и закурил.
И тут вспомнил. Все разом. Недавнее прошлое обрушилось на него, как тайфун на японские острова. Презентация. Появление на "губе" симпатичных русских ребят с повадками матерых диверсантов...
Минутку, минутку, минутку! А это не они сидят в гостиной? Или они? Или не они? Или они? А если они, то как они там оказались?
Не все сразу, остановил себя Томас. Нужно все по порядку. А то можно запутаться.
Что было еще?
Чудовищный взрыв на рассвете. Бешеная гонка сначала по ночному шоссе, а потом по Таллину. Осада сторожки под Маарду всей мощью эстонских вооруженных сил.
Это неправильно. Не должно быть столько событий за такое короткое время. В жизни все должно быть последовательно и постепенно. Иначе это не жизнь, а "Лиса в пустыне". Или она уже началась, а он просто этого не знал, потому что не смотрел телевизор?
Что было потом? Потом его куда-то везли на армейском "лендровере" и привезли. Не домой, в его студию, а в какую-то усадьбу на побережье. Там была рига, покрытая зеленой черепицей. И бревенчатые коттеджи. В один из них его проводил молодой офицер "Эста" и почему-то отдал честь. Потом пришел Юрген Янсен и начал орать тихим голосом. Что Томас такой и сякой. Что его вытащили из грязи, а он. Что Томас даже не представляет себе, что его ждет, если он.
В другое время Томас испугался бы. Но в нем еще сидел кураж победительной гонки. И граммов триста "смирновочки". Он словно бы еще чувствовал себя под защитой русских ребят. И потому посоветовал Янсену засунуть свои угрозы себе в задницу. Да, господин Янсен, себе в задницу! Если вы хотите, чтобы я с вами сотрудничал, вы должны уважать во мне свободную личность.
Янсен удивился. Потом задумался. А потом сказал, что будет уважать в Томасе свободную личность, если Томас будет соответствовать.
Томас нахмурился.
Сотрудничать - в чем? Соответствовать - чему?
Какое-то важное звено выпадало из цепочки воспоминаний.
На другой день его привезли сюда. И сняли для него эти апартаменты. Бабок не дали, но сказали, что в гостинице и в ресторане у него открытый счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100