Впрочем, почему не верить? На войне действительно случается самое невероятное. Странно – он совершенно не ощущал хмеля, хотя выпил уже порядочно, а коньяк и в самом деле был силен. Эмигрант еще какой-то... А ведь про эмигранта он от кого-то слышал. Но от кого мог? В Энске... да, точно, в Энске, где же еще, а сказала о нем сестра Сергея Митрофановича...
– Ну, так а сейчас-то что с ним? – спросил он.
– Сидит пока…
– Сидит?
– Увы... тут уж я бессилен, – Николаев развел руками. – Попытался, но мне дали понять, что ничье вмешательство ни к чему не приведет. Разберемся, сказали.
– Они разберутся, – сказал Дежнев с неопределенным выражением. – Но он, конечно, тоже хорош... Нашел путь возвращаться на родину – вместе с фашистами. А Таня, что же... любит его?
Николаев хмыкнул, снова взялся за бутылку.
– Сам не пойму, – сказал он не сразу, грея в ладони пузатую коньячную рюмку. – Тут сложное, наверное, чувство... Как-никак, он ее спас. А с другой стороны... Брак-то, она говорит, все-таки фиктивный, значит, что-то помешало? Не пойму, – повторил он и, махнув рукой, выпил. – Да, жаль... что у тебя в жизни такой получился оборот. Я, честно говоря, когда получил от тебя письмо с этой новостью... Ну, что делать. Но жаль! Сейчас все было бы по-другому.
Дежнев долго молчал, потом произнес негромко:
– Я... поеду, наверное. Разрешите быть свободным, товарищ генерал-полковник?
– Не разрешаю, майор. Обиделся, что ли? Поверь, у меня и в мыслях нет тебя упрекать. Я просто... по-человечески сожалею о случившемся, в свое время привык ведь думать о тебе почти как о... родственнике. Но дело не во мне, дело в Татьяне... Не знаю, что с ней делать. Собственно, Сергей, я хотел просить тебя о помощи.
– Вы – меня? – изумленно переспросил Дежнев.
– Да. Мог бы ты с ней встретиться?
– Конечно, – ответил Дежнев не сразу. – Конечно, я приеду, надо только это как-то устроить...
– Зачем же. У тебя служба, а она человек свободный, ей проще будет приехать к тебе.
– Прямо сейчас?
– Нет, когда пройдет все эти комиссии. Сейчас она путешествовать не может – нет документов.
– Я рад буду, если Таня приедет. Наверное, нам действительно надо поговорить.
– Не о том, о чем ты думаешь. Вряд ли она захочет говорить о твоей женитьбе... Впрочем, не знаю, может, и захочет. Но тут другое еще дело...
Майор подождал продолжения, не дождался и спросил:
– А как она вообще... отнеслась к этому, когда вы ей сказали?
Николаев пожал плечами.
– Ну, как... Спокойнее, чем я боялся, но... Боюсь, все-таки, это оказалось для нее неожиданностью.
– Понятно... Так о чем, вы хотите, чтобы я с ней поговорил?
– Я не знаю – убедить как-то… образумить! Дело в том, что я для нее уже – да, да, я это чувствую! – не то чтобы не авторитет, но... мы просто не можем говорить на одном языке, у нас не получается, я лучше понимал ее, когда она была ребенком. Сейчас я в чем-то не понимаю ее, а она не понимает – или не хочет понять – меня. Я не знаю, что это – проблема «отцов и детей» в современном варианте или... или что-то глубже и... страшнее, да, страшнее! Она на все смотрит теперь какими-то не теми глазами или не то видит, что видим мы все. Она мне недавно знаешь, что сказала? – генерал-полковник понизил голос. – Если, говорит, Кирилла вышлют обратно, я убегу в американскую зону...
– Какого Кирилла? – ошеломленно переспросил Дежнев.
– Ну, этого ее... супруга!
– А куда его могут выслать и почему?
– Он ведь не советский гражданин, и тут два варианта: либо ему дают срок за сотрудничество с врагом, либо – если повезет – высылают по месту довоенного проживания.
– Елки зеленые... Куда же она раньше смотрела?
– При чем тут «раньше», – досадливо сказал Николаев. – Никуда не смотрела – случайно познакомились, случайно потом оказались вместе в Германии... Куда она смотрит сейчас, вот что меня пугает. Я поэтому и подумал – возможно, вам легче будет найти общий язык. Со мной у нее этого общего языка не находится, понимаешь! Как будто от нас хоть в какой-то степени зависит... ну, я имею в виду все эти фильтрационные комиссии и прочее. Да и потом надо же понимать – вообще без проверки действительно нельзя, ведь это сотни тысяч, миллионы людей оттуда, совершенно никому не известных, мало ли кто может среди них оказаться! Я понимаю – да, недоверие обижает, но нельзя же с закрытыми глазами доверять всем без разбора! Попробуй с ней поговорить, у меня уже не получается. Я для нее – я чувствую это – вообще уже какой-то недосягаемый для простых смертных небожитель, она мне уже недавно автоматчиков чуть ли не в вину поставила, которые охраняют виллу. Я-то тут при чем, мне, что ли, они нужны? Никто из вас, говорит, и понятия не имеет, что внизу делается... Это я-то «понятия не имею», представляешь? Ладно, давай выпьем.
– Насчет того, чтобы... к американцам уйти, это она не всерьез сказала, я думаю, – сказал Дежнев. – Так, сгоряча сболтнула.
– А ты знаешь, я не уверен. То есть, нет, конечно, всерьез у нее таких планов быть не может, но под влиянием этого своего супруга... Я, впрочем, к нему несправедлив, он-то как раз в обратную сторону стремился, дурень. Но то, что его арестовали, на Татьяну подействовало ужасным образом. Хотя чего иного они могли ждать – в данной ситуации? Поэтому я и опасаюсь, как бы она сгоряча чего не выкинула. Вплоть до побега... благо они там все эти зоны вдоль и поперек успели уже исколесить.
– Домой бы вам ее поскорее отправить.
– Я уже думал. Но, во-первых, до полного окончания фильтрации никуда ее не пустят, да и потом куда ей ехать, к кому... Здесь она все-таки при мне, а там? Там она с ее нынешним настроением такого может натворить, что...
– Я попробую с ней поговорить, Александр Семенович, – сказал Дежнев.
– Попробуй, да. Хотя не уверен, что из этого что-то получится. Ты не узнаешь ее, Сергей.
– Что, сильно изменилась?
– Не внешне, нет. Внутренне это совсем не тот уже человек... хотя тогда она еще и не была по-настоящему человеком, я думаю.
– Ну, почему же. В семнадцать лет? Я Таню воспринимал как совершенно взрослого человека.
– В общем, да, ты прав. Взрослый человек тоже ведь не окаменелость, каждые десять лет оглядываешься на себя самого и думаешь: странно, каким был дураком... У тебя-то самого какие теперь планы?
– Пока никаких, служу вот...
– Семью думаешь выписывать?
– А что, разве есть такая возможность?
– Да, офицерам оккупационных войск можно будет жить с семьями, это уже решено. Надо только будет подумать, где тебе лучше будет – здесь продолжать или, может быть, в Германию лучше перебраться.
– Да мне все равно, – сказал Дежнев. – Хотя, если так подумать, здесь все-таки лучше, наверное... народ другой. Они-то во время войны были вместе, в вермахт не разбирали, кого призывать – немец там или австриец, но сейчас это уже чувствуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164