С этим мне не пройти. А в любом городе там, – он указал в сторону запада, – мне сделают документы.
Болховитинов хотел уже спросить – связан ли парень с Сопротивлением, – в конце концов, откровенность предполагала быть откровенным до конца – но не спросил, это было понятно и так. Ясно, что не уголовник. Но действительно, что он мог для него сделать?
– Вот если бы вы могли меня куда-то послать с каким-то поручением, не знаю... А там я просто бы не вернулся, – предложил юноша.
– Не совсем представляю себе, куда можно вас послать, – сказал Болховитинов. – Куда и зачем. Во всяком случае, подумаю...
Подумав, он так ничего и не нашел и решил посоветоваться с Риделем, когда тот вернется. А теперь эта поездка оказывалась как нельзя более кстати – Болховитинов хотел помочь молодому голландцу, хотя он ничего ровно о нем не знал, это могло быть даже провокацией. Хотелось, и все тут – вопреки рассудку; почему еще он не стал пока ничего говорить Риделю – тот наверняка высмеял бы его, сказав, что он дурак и сует голову в петлю. Ладно, увидим.
Утром все сошло гладко. Наблюдая за раздачей инструмента, Болховитинов высмотрел своего парнишку и сделал ему знак подойти.
– Вагенинген вас устроит? – спросил он тихо, когда тот подошел. – Будьте у меня на виду, сейчас подойдет машина, я отберу шестерых...
Парнишка был прав: дороги в этой части Голландии охранялись усиленно, их останавливали несколько раз. Протягивая патрульным путевой лист, Болховитинов поначалу нервничал – вдруг что-то не так; но бумага была выписана по всем правилам, а имена рабочих вообще не проставили, написали просто – «грузчики – 6 (шесть) чел.». Патрульные пересчитывали их, тыкая пальцем, и давали знак проезжать.
Ехали долго – мотор допотопного французского «берлье» с уродливо присобаченным за кабиной газогенератором несколько раз принимался барахлить, чихал, переставал тянуть. На окраине Вагенингена Болховитинов велел остановиться у ресторанчика, сказав, что зайдет купить сигарет.
– А вы пока разомните ноги, – сказал он сидевшим в кузове. – Или, может, кому клозет надо навестить?
Рабочие попрыгали через борт, парнишка незаметно сунул Болховитинову в руку сложенную бумажку.
– Адрес моей матери, – шепнул он, идя рядом с ним к дверям ресторанчика. – Это там рядом – под Неймегеном, я сейчас туда не могу, но если потом вам что-нибудь понадобится...
Болховитинов, не оборачиваясь, молча кивнул.
Немецкие талоны на табак здесь не принимали, пришлось выложить десять марок за пачку какой-то местной дряни. Чтобы протянуть время, Болховитинов спросил еще пива, украдкой развернул на стойке полученный от парнишки обрывок бумаги – почерк, как и следовало ожидать, принадлежал человеку явно культурному, привыкшему иметь дело с пером. Студент, наверное. Скатав бумажку в тугой стерженек, он уже нацелился щелчком отправить его в плевательницу, но что-то остановило – подумав, пожал плечами и сунул скрученную записку в нагрудный карман кителя.
Вернувшись к машине, он велел рабочим поторопить еще не вернувшихся, забрался в кабину и закурил, предложив сигарету и водителю. Тот тоже согласился, что десять марок за такое дерьмо – цена несусветная.
– Лучше уж покупать никотиновый экстракт, – сказал он. – Травки насушишь, пропитаешь – и вроде на что-то похоже. Хотя некоторые не могут, сразу тянет блевать.
– Тоже ведь, наверное, эрзац, – сказал Болховитинов. – Откуда взяться настоящему никотину? Что-нибудь синтезировали похожее... – Он открыл дверцу, высунулся: – Ну что, все на месте?
– Виллема еще нет, господин инженер!
– Понос, что ли, его схватил? А ну-ка сбегайте, позовите!
– Да нету его там, звали уже.
– Ладно, поехали, на обратном пути подберем...
Погрузив цемент, они вернулись к этому же ресторанчику, Болховитинов послал одного из рабочих спросить, не видели ли где отставшего, и со спокойной совестью велел трогаться.
Когда вернулись на трассу (по пути свалив мешки цемента в риге какой-то крестьянской усадьбы), рабочий день уже кончался. Протягивая дежурному охраннику путевой лист, Болховитинов сказал, что в пути случилась неприятность: пропал один из рабочих.
– Ну и черт с ним, – ответил дежурный. – Одним бездельником меньше, вон их сколько нагнали – только мешают друг другу. Это не работа, а невообразимое свинство, господин инженер, такое можно увидеть только в Польше!
Риделю он рассказал обо всем этом лишь несколькими днями позже. Как и следовало ожидать, тот его не одобрил.
– Если парня поймают, они из него все выколотят – как бежал, с чьей помощью. Зачем это тебе?
– Он явно участник Сопротивления.
– Да тебе-то что? Любой из этих участников, встретив тебя или меня в темном переулке, застрелит не задумываясь! Я тебе рассказывал? – в Арнеме, на моих глазах...
– Рассказывал, рассказывал. Так что же они, по-твоему, не правы?
– Правы, наверное, – со своей точки зрения. Но мне какое дело до их правоты? У меня есть своя!
– Какая же это, интересно? – Болховитинов уже стал терять терпение. – Вообще стать на сторону нацистов?
– Выжить, идиот! Вот какая у меня правота!
– Я тоже хочу выжить! Но человеком выжить, а не трусливой рептилией!
– Ну еще бы, ты же у нас маркиз де Поза. А я вот, видишь, рептилия, которая почему-то не желает расставаться со своей старой потертой шкурой. Рептилии вообще мудрая публика, Кирилл, ты когда-нибудь пробовал посмотреть в глаза змеи? Сколько в них ума – сдержанного, снисходительного, ироничного... А вообще я голландцев не люблю – колонизаторы были из самых свирепых, Ява, Суматра – посмотрел бы ты, что там делалось. Я-то видел! Лучше своим соотечественникам помогай, это хоть логично.
– Соотечественников моих здесь нет, ты знаешь.
– Да, верно, что-то их здесь не видно. Между прочим, в Калькаре – городишко такой, туда, в сторону Ксантена, – там я познакомился с двумя черкешенками...
– С кем?
– Во всяком случае, они говорят, что с Кавказа, черт их там разберет, черкешенки, грузинки, поди узнай! Возможно, врут, набивают себе цену. Сестры, я бы сказал, – довольно аппетитные, черт побери, но старшая – истинный цербер. Я попробовал проявить немного внимания по отношению к младшей и сам был не рад. Давай съездим, возможно, тебе повезет больше. А? Раз уж ты так тоскуешь по соотечественникам?
– Спасибо, кавказские женщины не в моем вкусе, – отшутился Болховитинов.
– На вид, кстати, не такие уж они «кавказские», практически не отличаются от украинок. Девки феноменально деловые – живут в отеле, числятся там горничными, но давно все прибрали к рукам, хозяйка ни во что не вмешивается. Старшая выписывает счета постояльцам и, думаю, не без пользы для себя. Меня-то она обсчитала, вне всякого сомнения.
– Считай, что это за приставание к сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Болховитинов хотел уже спросить – связан ли парень с Сопротивлением, – в конце концов, откровенность предполагала быть откровенным до конца – но не спросил, это было понятно и так. Ясно, что не уголовник. Но действительно, что он мог для него сделать?
– Вот если бы вы могли меня куда-то послать с каким-то поручением, не знаю... А там я просто бы не вернулся, – предложил юноша.
– Не совсем представляю себе, куда можно вас послать, – сказал Болховитинов. – Куда и зачем. Во всяком случае, подумаю...
Подумав, он так ничего и не нашел и решил посоветоваться с Риделем, когда тот вернется. А теперь эта поездка оказывалась как нельзя более кстати – Болховитинов хотел помочь молодому голландцу, хотя он ничего ровно о нем не знал, это могло быть даже провокацией. Хотелось, и все тут – вопреки рассудку; почему еще он не стал пока ничего говорить Риделю – тот наверняка высмеял бы его, сказав, что он дурак и сует голову в петлю. Ладно, увидим.
Утром все сошло гладко. Наблюдая за раздачей инструмента, Болховитинов высмотрел своего парнишку и сделал ему знак подойти.
– Вагенинген вас устроит? – спросил он тихо, когда тот подошел. – Будьте у меня на виду, сейчас подойдет машина, я отберу шестерых...
Парнишка был прав: дороги в этой части Голландии охранялись усиленно, их останавливали несколько раз. Протягивая патрульным путевой лист, Болховитинов поначалу нервничал – вдруг что-то не так; но бумага была выписана по всем правилам, а имена рабочих вообще не проставили, написали просто – «грузчики – 6 (шесть) чел.». Патрульные пересчитывали их, тыкая пальцем, и давали знак проезжать.
Ехали долго – мотор допотопного французского «берлье» с уродливо присобаченным за кабиной газогенератором несколько раз принимался барахлить, чихал, переставал тянуть. На окраине Вагенингена Болховитинов велел остановиться у ресторанчика, сказав, что зайдет купить сигарет.
– А вы пока разомните ноги, – сказал он сидевшим в кузове. – Или, может, кому клозет надо навестить?
Рабочие попрыгали через борт, парнишка незаметно сунул Болховитинову в руку сложенную бумажку.
– Адрес моей матери, – шепнул он, идя рядом с ним к дверям ресторанчика. – Это там рядом – под Неймегеном, я сейчас туда не могу, но если потом вам что-нибудь понадобится...
Болховитинов, не оборачиваясь, молча кивнул.
Немецкие талоны на табак здесь не принимали, пришлось выложить десять марок за пачку какой-то местной дряни. Чтобы протянуть время, Болховитинов спросил еще пива, украдкой развернул на стойке полученный от парнишки обрывок бумаги – почерк, как и следовало ожидать, принадлежал человеку явно культурному, привыкшему иметь дело с пером. Студент, наверное. Скатав бумажку в тугой стерженек, он уже нацелился щелчком отправить его в плевательницу, но что-то остановило – подумав, пожал плечами и сунул скрученную записку в нагрудный карман кителя.
Вернувшись к машине, он велел рабочим поторопить еще не вернувшихся, забрался в кабину и закурил, предложив сигарету и водителю. Тот тоже согласился, что десять марок за такое дерьмо – цена несусветная.
– Лучше уж покупать никотиновый экстракт, – сказал он. – Травки насушишь, пропитаешь – и вроде на что-то похоже. Хотя некоторые не могут, сразу тянет блевать.
– Тоже ведь, наверное, эрзац, – сказал Болховитинов. – Откуда взяться настоящему никотину? Что-нибудь синтезировали похожее... – Он открыл дверцу, высунулся: – Ну что, все на месте?
– Виллема еще нет, господин инженер!
– Понос, что ли, его схватил? А ну-ка сбегайте, позовите!
– Да нету его там, звали уже.
– Ладно, поехали, на обратном пути подберем...
Погрузив цемент, они вернулись к этому же ресторанчику, Болховитинов послал одного из рабочих спросить, не видели ли где отставшего, и со спокойной совестью велел трогаться.
Когда вернулись на трассу (по пути свалив мешки цемента в риге какой-то крестьянской усадьбы), рабочий день уже кончался. Протягивая дежурному охраннику путевой лист, Болховитинов сказал, что в пути случилась неприятность: пропал один из рабочих.
– Ну и черт с ним, – ответил дежурный. – Одним бездельником меньше, вон их сколько нагнали – только мешают друг другу. Это не работа, а невообразимое свинство, господин инженер, такое можно увидеть только в Польше!
Риделю он рассказал обо всем этом лишь несколькими днями позже. Как и следовало ожидать, тот его не одобрил.
– Если парня поймают, они из него все выколотят – как бежал, с чьей помощью. Зачем это тебе?
– Он явно участник Сопротивления.
– Да тебе-то что? Любой из этих участников, встретив тебя или меня в темном переулке, застрелит не задумываясь! Я тебе рассказывал? – в Арнеме, на моих глазах...
– Рассказывал, рассказывал. Так что же они, по-твоему, не правы?
– Правы, наверное, – со своей точки зрения. Но мне какое дело до их правоты? У меня есть своя!
– Какая же это, интересно? – Болховитинов уже стал терять терпение. – Вообще стать на сторону нацистов?
– Выжить, идиот! Вот какая у меня правота!
– Я тоже хочу выжить! Но человеком выжить, а не трусливой рептилией!
– Ну еще бы, ты же у нас маркиз де Поза. А я вот, видишь, рептилия, которая почему-то не желает расставаться со своей старой потертой шкурой. Рептилии вообще мудрая публика, Кирилл, ты когда-нибудь пробовал посмотреть в глаза змеи? Сколько в них ума – сдержанного, снисходительного, ироничного... А вообще я голландцев не люблю – колонизаторы были из самых свирепых, Ява, Суматра – посмотрел бы ты, что там делалось. Я-то видел! Лучше своим соотечественникам помогай, это хоть логично.
– Соотечественников моих здесь нет, ты знаешь.
– Да, верно, что-то их здесь не видно. Между прочим, в Калькаре – городишко такой, туда, в сторону Ксантена, – там я познакомился с двумя черкешенками...
– С кем?
– Во всяком случае, они говорят, что с Кавказа, черт их там разберет, черкешенки, грузинки, поди узнай! Возможно, врут, набивают себе цену. Сестры, я бы сказал, – довольно аппетитные, черт побери, но старшая – истинный цербер. Я попробовал проявить немного внимания по отношению к младшей и сам был не рад. Давай съездим, возможно, тебе повезет больше. А? Раз уж ты так тоскуешь по соотечественникам?
– Спасибо, кавказские женщины не в моем вкусе, – отшутился Болховитинов.
– На вид, кстати, не такие уж они «кавказские», практически не отличаются от украинок. Девки феноменально деловые – живут в отеле, числятся там горничными, но давно все прибрали к рукам, хозяйка ни во что не вмешивается. Старшая выписывает счета постояльцам и, думаю, не без пользы для себя. Меня-то она обсчитала, вне всякого сомнения.
– Считай, что это за приставание к сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164