«Только бы не показать виду, — думал он, — похоже, я струсил, такого ещё не было ни перед одним полётом. Черт побери! И кто тянул за язык? Ну, попался, самовлюблённый кретин!..»
Валя деликатно пыталась его отговорить. Но чем больше она старалась, тем больше «заносило» Сергея.
Она осталась внизу, а оба кавалера двинулись по крутой лестнице наверх. Сергей задрал голову и теперь видел перед собой лишь несколько пар лыжных ботинок.
Поднимались медленно, иногда создавалась заминка. Ну и пусть, Сергей не торопится. Он уж подумывал, не обернуть ли все в шутку… Нет!.. Валя, поди, наговорила своему брюнету: «Испытатель!»
«Испытатель!» Бред какой-то…
Когда последняя пара ног переступила край площадки, в квадрате проёма открылось небо. Удивительное небо! Сергей даже запнулся, словно такого никогда и не видел… И это он, перед кем небо каждый день являлось в самых фантастических нарядах… А тут оно было такое ясное и чистое!
Снизу подпирали:
— Что там? Давай быстрей!
Сергей отсчитал ещё восемь ступенек и оказался на площадке, как на облаках. Ниже, в морозной дымке, сверкала заснеженными крышами Москва. Взгляд его поймал согнутую фигуру лыжника, она мелькнула в полёте, скользнув под уклон…
«Прыжок без парашюта!» — резанула мысль.
Ещё несколько шагов вперёд, заглянул вниз — ноги стали ватными. Там, внизу, лента железной горы сужалась в перспективе, как полотно железной дороги; в конце она несколько взлетала и резко обрывалась, будто взорванный мост… Под этим взрывом черт знает где двигались людишки. «Такими я вижу их, когда захожу на посадку», — сказал он себе.
Теперь он понял, как это страшно…
Повернувшись, увидел он брюнета; позади того ещё двоих. На него с любопытством пялили глаза.
— К чёрту, к чёрту! — сказал Сергей и ринулся назад к шахте. Те, кто был уже на верху площадки, уловили его странное движение. Засмеялись. Ниже, на ступенях, была сплошная вереница лыжников — он понял: спуститься обратно невозможно. Кто-то съязвил:
— Что, растерялся, друг?
— Башмаки задом наперёд надел, — добавил кто-то.
— Об слезть не может быть и речи!
— Го-го-го!
Стиснув зубы, Сергей стал надевать лыжи.
— Вы первый раз? — спросил брюнет.
— Да как-то не приходилось, — усмехнулся Сергей.
Брюнет стал серьёзным.
— Становитесь так, — пояснил он, — ноги пружиньте, корпус вперёд… Балансируйте руками. Везде касательная — убиться трудно… Да поможет вам спортивный дух!
Последние слова хлестанули Сергея, но и помогли ему.
Первая часть разгона была похожа на обыкновенный вход в пикирование, лыжи сами собой шли рядышком одна к другой, так что ему удалось удержаться. На самом трамплине его согнуло крючком — здесь он чуть было не рухнул и дальше отдал себя во власть параболы. Это был довольно длительный полет выброшенного свободного тела. Какой частью своего свободного тела он встретил ту самую касательную снежного покрова, он толком не понял. Однако велика была при этом скорость!..
Потом всё пошло проще, но и больнее. Во многом виноваты были лыжи, вернее, то, что от них осталось. Он бесконечно кувыркался, даже на миг терял сознание…
Первым к нему подлетел побелевший брюнет. За ним — заплаканная Валя. Но теперь ему было наплевать, и он ещё несколько секунд лежал на снегу. Подскочили другие, стали приподнимать, он увидел вокруг себя толпу. Никто не смеялся. Попробовал энергично встать, оказалось, не так-то просто. Говорили, будто он пролетел по воздуху около пятидесяти метров.
В понедельник на работе узнали, что, катаясь на лыжах, Сергей сломал руку — наложили гипс.
Спустя некоторое время он вернулся в строй, начал летать. Поднимался, выполнял режимы — сложные и простые — и садился. Из окна лётной комнаты коллеги могли видеть, как он, присев на скамейку у крыльца, затягивался сигаретой и просматривал записи, сделанные в планшете, и никому бы не пришло в голову подумать о возможности такого приключения с ним на Воробьёвых горах.
С Валей с тех пор он не встречался, но фотография её была всегда при нём. Вот и здесь, в лодке, он извлёк её из нагрудного кармана куртки и долго-долго вглядывался в её прекрасные глаза.
* * *
Тамарин и Кулебякин «просмыкали» удочками в тумане довольно долго: за все это время попалось три густерки.
Потом солнце все же прогрело туман. Над рекой он вскоре рассеялся, и только у берегов все ещё нависали, цепляясь за деревья и кусты, его седые бороды. Заголубела перед глазами Ока-красавица, вобрав в себя чистый цвет неба. И вместе с солнечным теплом по сердцу разлилась радость. У якорной верёвки, у бортов лодки мерно бурлили воды, уносимые течением. Два поплавка рядком то и дело отплывали от кормы, потом возвращались обратно, чтобы начать свой путь снова и снова. Появились чайки, и тут Кулебякин вспомнил:
— А вы, Георгий Васильевич, обещали рассказать о своей работе по созданию махолёта…
Тамарин встрепенулся:
— О, с удовольствием! — Жос чуть помедлил. — Виктор Григорьевич, мы с вами, авиаторы, хорошо знаем, что в основе современной авиации используется простейший способ летания на неподвижно распростёртых крыльях, которым птицы пользуются лишь при парении или планировании. Активный полет птиц на машущих крыльях люди как бы перестали замечать, переняв лишь то, что оказалось проще для понимания.
Доктор, вы, надо полагать, отдаёте должное гениальному инженеру Отто Лилиенталю — создателю и испытателю первого хорошо летавшего планёра, исследователю начальных основ аэродинамики, человеку, предопределившему создание современного аэроплана… Но вы никогда не вспоминали его младшего брата — Густава Лилиенталя?.. С младых лет он был увлечён идеей машущего полёта, и даже бурный прогресс авиации в первые десятилетия двадцатого века не смог сломить его упорства: он продолжал трудиться над разрешением проблемы машущего полёта. И трудился всю свою долгую жизнь, так и не сумев взлететь… Последний его аппарат с машущими крыльями погиб в 1928 году под обломками ангара во время бури на Темпельгофском аэродроме в Берлине. Я восхищаюсь упорством Густава Лилиенталя, пытавшегося разрешить величайшую проблему авиации будущего, хотя на её осуществление естествоиспытателю не хватило и всей жизни… Но он оставил другим свои мысли и сказал: приди на моё место такой же упорный и преданный идее, и ты полетишь как птица!
И он объявился, такой человек!.. Я расскажу о нём вам, Виктор Григорьевич, потому, что своим энтузиазмом он зажёг и моё сердце.
Это было лет десять назад, я тогда ещё был на третьем курсе МАИ (Жос взглянул на уплывший далеко поплавок и широким взмахом удилища перебросил поближе к корме леску). И вот как-то к нам в секцию авиационного спорта явился молодой человек и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112