А она продолжила:
– Вижу, тебе он по сердцу, так чего ждешь? Неужели не шутит? У меня заболело в груди, защемило – могут ли ее слова правдой быть? А если?..
– Что делать-то? – беспомощно пробормотала я. – Он ведь ко мне не подошел ни разу, слова доброго не сказал…
– Экая ты гордая! – Беляна бросила в реку камушек, улыбнулась горько. – Неученая еще. Я тоже раньше спесива была, а теперь за ту спесь себя каждую ночь казню…
Она поднялась, устало отряхнула с поневы налипшую траву:
– Эрик сам к тебе не подойдет любви твоей выпрашивать и дорогими подарками тебя покупать не станет. Ему любовь, что кость в горле – выплюнуть хочется, да никак…
– Почему? – еле прошелестела я.
– Он из ньяров последний. Ни от кого он любви не видел, вот и сам ее дарить не научился. С малолетства одну науку знал – жизнь свою спасать… Не до любви было.
Ах, не замолкала бы Беляна, говорила бы еще и еще про красавца ярла! Но она отвернулась, уходить собралась…
– Погоди, – попросила я. – Посиди со мной немного, расскажи о нем.
Под ее внимательным взглядом наполз на щеки предательский румянец. Стыдно вдруг стало – показалось, усмехнется она глупой просьбе, но она спокойно села, сорвала травинку, покусала ее немного, а потом неожиданно заговорила о своем:
– Мне бы кого попросить рассказать о Славене… Некого… Даже боги ничего о нем поведать не могут. Я уж сколько их молила…
Я старалась не смотреть на нее. Знала – такие глаза лучше не видеть, иначе будут преследовать, напоминая о вечной женской тоске.
– Эрик понимает меня. – Беляна отбросила измятую травинку, хрустнула сомкнутыми пальцами. – А я понимаю его. И нечего мне о нем рассказывать – если не дура, сама от него все услышишь, а коли дура – так и знать тебе о его жизни не след…
Усмехнулась:
– Пойду все же…
Я ее больше и не пыталась удержать. Сидела, смотрела на удаляющуюся, гордо выпрямленную ее фигуру и думала, может, впрямь, пойти к Эрику да сказать ему, так, мол, и так, люб ты мне – хочешь, прими меня какая есть, а нет – уйду, не обижусь…
То ли Беляна меня раззадорила, то ли сама больше сдерживаться не могла, так тянули кошачьи глаза ньяра, а только по дороге к дому увидела у наших ворот Эрика и поняла – не смолчу…
Разговаривал он о чем-то с Медведем, улыбался, а заметил меня, и сползла с лица улыбка, заледенели глаза. Смелость моя под его взглядом таять стала, заметались в душе сомнения – ох, ошиблась Беляна, ох, на что же толкнула! Стыдом опалило щеки, и даже приветливый кивок Медведя показался каким-то странным, словно догадывался охотник обо всем, что у меня на сердце творилось. Холодно смотрел Эрик, жестко… Примешалась к стыду обида – чем же я ему не глянулась?! Верно, от обиды и решимость вернулась.
– Что в собственный дом не заходишь, ярл? – нахально спросила. – Или гости твои тебе не по душе?
У Медведя рот приоткрылся – силился понять, с чего это я на Эрика взъелась. Да и тот опешил, всмотрелся пристально мне в глаза, будто проверял, не смеюсь ли… От их растерянности стало мне вдруг легко, весело, и побежали слова сами:
– Заходи, не стой у ворот. – Я повела рукой, приглашая ярла войти. – Да не смотри на меня так, чай, я – не Триглав, не съем.
– Васса?! – охнул Медведь, а Эрик вдруг улыбнулся светло:
– На Триглава ты, и верно, не похожа… А коли зовешь, так зайду, а то еще обидишься.
– А что мне обижаться? – окончательно осмелела я. – Привыкла уж бесплотной тенью ходить.
– Хороша бесплотная – сколько воев у твоего крыльца утра дожидается! Впору самой дружину собирать, – засмеялся Эрик. Так засмеялся, что захотелось обнять его крепко, прижаться к широкой груди – не глазами радость его увидеть, сердцем почуять…
– На что мне дружина без ярла?
Медведь уразумел наконец, что разговор лишь двое ведут, отошел тихонько. Изогнулись дугами собольи брови ньяра – вроде ясен намек, да не верится, а потом протянул ко мне руку, провел осторожно по щеке до самой шеи. Ласково провел, словно пытался на ощупь запомнить. Обдало меня жаром, ладони сами потянулись к его сильной руке, обхватили беспомощно крепкое запястье. Одного лишь мне в то мгновение хотелось – чтоб не убирал он руку, не оставлял меня одну… Голова сама склонилась, зажала его пальцы меж плечом и щекой, налились слезами глаза-предатели. Его будто ко мне толкнуло что-то – очутилась у самой груди ярла, так близко, что сердце его слышала, сожгли поцелуем его горячие губы. Была до того я одной половинкой, а с ним рядом стала целая…
С этого вечера Эрик меня избегать перестал. Казалось, будто плотину какую у него внутри прорвало, аж лучился весь счастьем. Даже те хоробры, что с детства его знали, теперь поглядывали с удивлением да качали головами. Я тоже осмелела, стала с другими девками прохаживаться вдоль Княжьего двора, где дружинники вели бесконечные шутейные битвы. Может, любовь мне глаза застила, а может, и впрямь, был Эрик лучшим средь воев – трудно разобрать, только никто против него устоять не мог, с мечом ли, с топором ли… Слышала я байки о заговоренных мечах, что разят без промаха, и о стрелах, кои мимо цели не летают, только вряд ли бы им удалось до ярла дотянуться. Брал он в руки меч и словно перекидывался в дух бестелесный неуязвимый – ударишь, глядь, а пред тобою пусто, обхватишь, и утечет сквозь пальцы, будто вода… Страшно было его таким видеть… Может, усмотрела бы раньше, так побоялась и подойти к нему, но теперь знала уже, как далось ярлу воинское умение. Многое о его жизни знала – не один вечер вместе коротали. Открывался он понемногу, опасливо, словно речная раковина, – рассказывал об одиноком детстве, о названом брате Гуннаре, о Рюрике, взявшем сироту в хирд, о нарушивших клятву верности Аскольде и Дире, о схватках, о чужих землях…
Я больше слушала, самой нечего было поведать, разве что рассказать о доброй знахарке да оставленном в ее избушке брате… Я о Стрые не печалилась – сам он себе дорогу выбрал, и не его вина, что не по пути нам оказалось. Чужак обещал навестить его, успокоить… Наши Чужака часто вспоминали. Лис смеялся:
– Княжич он иль нет, а попомните мое слово – станет худо, он из мертвых восстанет и спасет! Привык уже…
Беляна только качала головой, а Бегун как-то раз обмолвился:
– Недолго Чужак в Ладоге просидит – не место ему там…
– Ты ополоумел совсем! – вскинулся Медведь. – Где же ему место, коли не подле отца-Князя?
– Не знаю. – Бегун закатил мечтательно глаза и, помявшись, добавил: – Тесно ему на этой земле… Ему бы туда, к своим…
Куда к своим он говорить не стал, и без того ясно было – ушел вместе с волхами их мир, а в оставшемся им места нет, даже родичи их дальние – волхвы – и те в нем долго не живут. Иногда мне казалось, что не стояла бы меж Эриком и Чужаком вековая стена ненависти, так никто лучше них друг друга не понял бы… Разные они были, словно день и ночь, но одно без другого не бывает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Вижу, тебе он по сердцу, так чего ждешь? Неужели не шутит? У меня заболело в груди, защемило – могут ли ее слова правдой быть? А если?..
– Что делать-то? – беспомощно пробормотала я. – Он ведь ко мне не подошел ни разу, слова доброго не сказал…
– Экая ты гордая! – Беляна бросила в реку камушек, улыбнулась горько. – Неученая еще. Я тоже раньше спесива была, а теперь за ту спесь себя каждую ночь казню…
Она поднялась, устало отряхнула с поневы налипшую траву:
– Эрик сам к тебе не подойдет любви твоей выпрашивать и дорогими подарками тебя покупать не станет. Ему любовь, что кость в горле – выплюнуть хочется, да никак…
– Почему? – еле прошелестела я.
– Он из ньяров последний. Ни от кого он любви не видел, вот и сам ее дарить не научился. С малолетства одну науку знал – жизнь свою спасать… Не до любви было.
Ах, не замолкала бы Беляна, говорила бы еще и еще про красавца ярла! Но она отвернулась, уходить собралась…
– Погоди, – попросила я. – Посиди со мной немного, расскажи о нем.
Под ее внимательным взглядом наполз на щеки предательский румянец. Стыдно вдруг стало – показалось, усмехнется она глупой просьбе, но она спокойно села, сорвала травинку, покусала ее немного, а потом неожиданно заговорила о своем:
– Мне бы кого попросить рассказать о Славене… Некого… Даже боги ничего о нем поведать не могут. Я уж сколько их молила…
Я старалась не смотреть на нее. Знала – такие глаза лучше не видеть, иначе будут преследовать, напоминая о вечной женской тоске.
– Эрик понимает меня. – Беляна отбросила измятую травинку, хрустнула сомкнутыми пальцами. – А я понимаю его. И нечего мне о нем рассказывать – если не дура, сама от него все услышишь, а коли дура – так и знать тебе о его жизни не след…
Усмехнулась:
– Пойду все же…
Я ее больше и не пыталась удержать. Сидела, смотрела на удаляющуюся, гордо выпрямленную ее фигуру и думала, может, впрямь, пойти к Эрику да сказать ему, так, мол, и так, люб ты мне – хочешь, прими меня какая есть, а нет – уйду, не обижусь…
То ли Беляна меня раззадорила, то ли сама больше сдерживаться не могла, так тянули кошачьи глаза ньяра, а только по дороге к дому увидела у наших ворот Эрика и поняла – не смолчу…
Разговаривал он о чем-то с Медведем, улыбался, а заметил меня, и сползла с лица улыбка, заледенели глаза. Смелость моя под его взглядом таять стала, заметались в душе сомнения – ох, ошиблась Беляна, ох, на что же толкнула! Стыдом опалило щеки, и даже приветливый кивок Медведя показался каким-то странным, словно догадывался охотник обо всем, что у меня на сердце творилось. Холодно смотрел Эрик, жестко… Примешалась к стыду обида – чем же я ему не глянулась?! Верно, от обиды и решимость вернулась.
– Что в собственный дом не заходишь, ярл? – нахально спросила. – Или гости твои тебе не по душе?
У Медведя рот приоткрылся – силился понять, с чего это я на Эрика взъелась. Да и тот опешил, всмотрелся пристально мне в глаза, будто проверял, не смеюсь ли… От их растерянности стало мне вдруг легко, весело, и побежали слова сами:
– Заходи, не стой у ворот. – Я повела рукой, приглашая ярла войти. – Да не смотри на меня так, чай, я – не Триглав, не съем.
– Васса?! – охнул Медведь, а Эрик вдруг улыбнулся светло:
– На Триглава ты, и верно, не похожа… А коли зовешь, так зайду, а то еще обидишься.
– А что мне обижаться? – окончательно осмелела я. – Привыкла уж бесплотной тенью ходить.
– Хороша бесплотная – сколько воев у твоего крыльца утра дожидается! Впору самой дружину собирать, – засмеялся Эрик. Так засмеялся, что захотелось обнять его крепко, прижаться к широкой груди – не глазами радость его увидеть, сердцем почуять…
– На что мне дружина без ярла?
Медведь уразумел наконец, что разговор лишь двое ведут, отошел тихонько. Изогнулись дугами собольи брови ньяра – вроде ясен намек, да не верится, а потом протянул ко мне руку, провел осторожно по щеке до самой шеи. Ласково провел, словно пытался на ощупь запомнить. Обдало меня жаром, ладони сами потянулись к его сильной руке, обхватили беспомощно крепкое запястье. Одного лишь мне в то мгновение хотелось – чтоб не убирал он руку, не оставлял меня одну… Голова сама склонилась, зажала его пальцы меж плечом и щекой, налились слезами глаза-предатели. Его будто ко мне толкнуло что-то – очутилась у самой груди ярла, так близко, что сердце его слышала, сожгли поцелуем его горячие губы. Была до того я одной половинкой, а с ним рядом стала целая…
С этого вечера Эрик меня избегать перестал. Казалось, будто плотину какую у него внутри прорвало, аж лучился весь счастьем. Даже те хоробры, что с детства его знали, теперь поглядывали с удивлением да качали головами. Я тоже осмелела, стала с другими девками прохаживаться вдоль Княжьего двора, где дружинники вели бесконечные шутейные битвы. Может, любовь мне глаза застила, а может, и впрямь, был Эрик лучшим средь воев – трудно разобрать, только никто против него устоять не мог, с мечом ли, с топором ли… Слышала я байки о заговоренных мечах, что разят без промаха, и о стрелах, кои мимо цели не летают, только вряд ли бы им удалось до ярла дотянуться. Брал он в руки меч и словно перекидывался в дух бестелесный неуязвимый – ударишь, глядь, а пред тобою пусто, обхватишь, и утечет сквозь пальцы, будто вода… Страшно было его таким видеть… Может, усмотрела бы раньше, так побоялась и подойти к нему, но теперь знала уже, как далось ярлу воинское умение. Многое о его жизни знала – не один вечер вместе коротали. Открывался он понемногу, опасливо, словно речная раковина, – рассказывал об одиноком детстве, о названом брате Гуннаре, о Рюрике, взявшем сироту в хирд, о нарушивших клятву верности Аскольде и Дире, о схватках, о чужих землях…
Я больше слушала, самой нечего было поведать, разве что рассказать о доброй знахарке да оставленном в ее избушке брате… Я о Стрые не печалилась – сам он себе дорогу выбрал, и не его вина, что не по пути нам оказалось. Чужак обещал навестить его, успокоить… Наши Чужака часто вспоминали. Лис смеялся:
– Княжич он иль нет, а попомните мое слово – станет худо, он из мертвых восстанет и спасет! Привык уже…
Беляна только качала головой, а Бегун как-то раз обмолвился:
– Недолго Чужак в Ладоге просидит – не место ему там…
– Ты ополоумел совсем! – вскинулся Медведь. – Где же ему место, коли не подле отца-Князя?
– Не знаю. – Бегун закатил мечтательно глаза и, помявшись, добавил: – Тесно ему на этой земле… Ему бы туда, к своим…
Куда к своим он говорить не стал, и без того ясно было – ушел вместе с волхами их мир, а в оставшемся им места нет, даже родичи их дальние – волхвы – и те в нем долго не живут. Иногда мне казалось, что не стояла бы меж Эриком и Чужаком вековая стена ненависти, так никто лучше них друг друга не понял бы… Разные они были, словно день и ночь, но одно без другого не бывает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155