Прощаться не хотелось. Выручим Чужака и, как обещано, вернемся к ней. Я кивнул ей, проходя мимо. Она промолчала, даже не повернулась, как тогда, ночью.
Искать следы ушедших раньше друзей не приходилось. Шел по другим подсказкам, виденным во сне. Их было много. На всем пути встречались приметно изогнутые деревья, легко узнаваемые разливы, знакомо проныривающие под корягами ручейки. И крутой откос я узнал сразу, и дерево на нем, глядящее самовлюбленно не как все – на солнце, а на собственное отражение в быстрой воде. Для этого ему пришлось выгнуться, вытянуться стволом почти вровень обрыву и зависнуть над рекой, полоща в воде длинные нижние ветви. Рядом было еще одно такое же. Там вовсю работал топором Медведь, срубая торчащие вверх цепкие зеленые лапы. Срубал аккуратно, так, чтобы со стороны ничего нельзя было заподозрить. И прощения у дерева не просил. Уж слишком оно само себя любило, в чужой любви не нуждалось.
На берегу терпеливо дожидались остальные. Мужики оттаскивали срубленные ветви подальше, а девушки сидели поодаль друг от друга. Обе в мужской одежде. Раньше я посчитал бы это срамом, а теперь понимал – так удобнее, и почему-то веками признаваемая истина казалась смешной и нелепой. У Беляны глаза полыхали надеждой. Она казалась едва ли не такой же прекрасной, как хрупкая Васса. Их я тоже видел во сне. Даже знал, что произойдет дальше. Сейчас полезу на дерево, по-разбойничьи зажав в зубах нож;, распластаюсь над бурлящей рекой и увижу, как, смешно перебирая руками и опасливо косясь вниз, на соседнее обустроенное дерево змеей заползет Славен. Заползет на самый конец, на почти свисающую в воду толстую ветвь, и замрет там, слившись с корой и лишь подмигнув мне напоследок. А возле меня надсадно запыхтит Изок…
Медведь и Стрый слишком тяжелы. Обвязавшись веревками и изготовив топоры, они затаятся в уютных травяных ложбинах. А затем появится ладья, с бегающими по деревянному настилу людьми, сверху кажущимися маленькими и бессильными.
И она появилась. Такая же, как во сне. Красивая, большая, под стать реке, с узким носом и широкой палубой. Я отчетливо видел спины гребцов и слышал их дружное уханье. Им приходилось идти против течения на веслах. Я знал – чаще против течения ладью тащили волоком, но здесь не позволял высокий берег, и гребцы трудились изо всех сил, превозмогая упорство реки. Под солнцем блестело оружие, слепило глаза, и среди этого сияния не сразу удалось заметить скорченную фигуру у борта.
Возле пленника сидели два дружинника с длинными мечами, с луками за спиной, но без щитов. Светлые волосы трепыхались по ветру, на обветренных усатых лицах плавали улыбки. Радовало воев раннее солнышко, свежая, словно обновленная поутру река, да и пленник уже перестал раздражать. Уже не хотелось сорвать с его головы намотанные тряпки и плюнуть в наглые глаза, посмевшие вредить Князю.
Я пожалел, что нет в руках лука. Стрелять умел любой из болотников. Пусть не так, как Княжьи дружинники, но этих двоих я успел бы уложить до того, как пройдут под деревом размеренно качающиеся спины гребцов. Оставались еще четверо. Однако они были достаточно далеко. Пока добегут, Медведь разрубит оковы, а то и просто разорвет…
Славен предостерегающе поднял ладонь. Я и сам знал – скоро.
– У-у-х! У-у-ух! – выдыхали уже подо мной гребцы. Вот палубная надстройка, вот еще немного… Пора!
Я сорвался с дерева, намереваясь приземлиться поближе к Чужаку, но в это мгновение что-то звучно затрещало, ладья накренилась, гребцы и дружинники посыпались друг на друга. Река выполнила просьбу горбуньи! Испытанный кормчий и опытные гребцы не совладали с Великой Матерью-Рекой!
Нельзя было упускать момент! Дружинники, ошеломленные неожиданной выходкой давно изученной реки, даже не заметили нас с Изоком и Славеном. Я рванулся к Чужаку. Он оставался на том же месте, только растерянно крутил головой, не понимая, что происходит. Одежда на нем была изорвана в клочья и пропиталась кровью. «Его били», – понял я. Стражники уже увидели на ладье чужих. Закричали разом. Забряцали оружием. Гребцы тоже очухались, начали подниматься. Славен развернулся им навстречу, широко расставив ноги и бесстрашно зажав в руке нож. Смех, да и только! Никогда не воевавший болотник с ножом против вооруженных испытанных воев. Дружинники, наверное, рассчитывали на легкую победу. Потому и откатились назад, когда сверху, точно гири на веревках, рухнули Медведь и Стрый. Оба успели вовремя перерубить крепкую пеньку и свалиться на палубу. Теперь дружинники засомневались. Некоторые стали задирать головы, разглядывая нависшие над ладьей ветви и опасаясь, что оттуда, словно тараканы из старого чугунка, посыплются вооруженные люди.
– Руки! – заорал я ведуну.
Пока полз до него по скривившейся набок палубе, едва нож не потерял.
Он с готовностью повернулся спиной, подставляя мне скрученные руки. Я ахнул. Такие кандалы даже Медведю не осилить, а уж мне со своим ножичком и подавно. Толстенные кольца матово блестели в солнечном свете. А за моей спиной уже дрались… Кузнец!
– Стрый! – Я вложил в крик всю мощь, не мог допустить, чтобы в пылу битвы кузнец не услышал мой зов. Он ловко ушел из-под удара одного из дружинников, прыгнул ко мне. По рассеченной щеке Стрыя текла кровь. Кандалы он увидел сразу. Застонал жалобно. А потом начал остервенело рубить их топором у самого запястья пленника, там, где гладкое железо переходило в цепь. Мне рявкнул:
– Спину обереги!
Я оберегал. Тем паче, что теснившие Славена и Медведя уже почти дошли до нас. Еще напор – и все кончится. Не одного повезут на суд в Новый Город. Всех, кто выживет. Только я не выживу. Сдохну на этой красивой ладье, а живым не дамся! Неожиданно что-то мелькнуло, и напирающий на Славена рослый вой отшатнулся назад. Другому повезло меньше. Схватившись за неестественно вывернутую шею, он упал. Лис! Лис, раскачиваясь на притороченной к дереву веревке, сшибал ногами уже было успокоившихся дружинников. Затем стали падать камни. Тяжелые… как только девушки сумели их поднять? Они бухались на дерево настила, выдалбливая углубления в мягкой древесине, и катились на вновь отступивших к бортам дружинников. Один, два, три… А потом спрыгнули и сами воительницы. Думаю, они напугали дружинников не меньше камней. Разгоряченные, прекрасные, ловкие, словно посланницы Магуры, – как тут не испугаться? Однако и этого исполоха хватило ненадолго.
Дружинники вновь пошли на нас. Теперь уже не как в первый раз, со снисходительной ухмылкой, а зло, сосредоточенно, словно на настоящих врагов. Вот и чудесно. Если не победить, то хоть напугать их смогли… Что-то свистнуло мимо уха. Стрела… Искать стрелявшего не было времени. Слава богам, не зацепило, и то ладно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Искать следы ушедших раньше друзей не приходилось. Шел по другим подсказкам, виденным во сне. Их было много. На всем пути встречались приметно изогнутые деревья, легко узнаваемые разливы, знакомо проныривающие под корягами ручейки. И крутой откос я узнал сразу, и дерево на нем, глядящее самовлюбленно не как все – на солнце, а на собственное отражение в быстрой воде. Для этого ему пришлось выгнуться, вытянуться стволом почти вровень обрыву и зависнуть над рекой, полоща в воде длинные нижние ветви. Рядом было еще одно такое же. Там вовсю работал топором Медведь, срубая торчащие вверх цепкие зеленые лапы. Срубал аккуратно, так, чтобы со стороны ничего нельзя было заподозрить. И прощения у дерева не просил. Уж слишком оно само себя любило, в чужой любви не нуждалось.
На берегу терпеливо дожидались остальные. Мужики оттаскивали срубленные ветви подальше, а девушки сидели поодаль друг от друга. Обе в мужской одежде. Раньше я посчитал бы это срамом, а теперь понимал – так удобнее, и почему-то веками признаваемая истина казалась смешной и нелепой. У Беляны глаза полыхали надеждой. Она казалась едва ли не такой же прекрасной, как хрупкая Васса. Их я тоже видел во сне. Даже знал, что произойдет дальше. Сейчас полезу на дерево, по-разбойничьи зажав в зубах нож;, распластаюсь над бурлящей рекой и увижу, как, смешно перебирая руками и опасливо косясь вниз, на соседнее обустроенное дерево змеей заползет Славен. Заползет на самый конец, на почти свисающую в воду толстую ветвь, и замрет там, слившись с корой и лишь подмигнув мне напоследок. А возле меня надсадно запыхтит Изок…
Медведь и Стрый слишком тяжелы. Обвязавшись веревками и изготовив топоры, они затаятся в уютных травяных ложбинах. А затем появится ладья, с бегающими по деревянному настилу людьми, сверху кажущимися маленькими и бессильными.
И она появилась. Такая же, как во сне. Красивая, большая, под стать реке, с узким носом и широкой палубой. Я отчетливо видел спины гребцов и слышал их дружное уханье. Им приходилось идти против течения на веслах. Я знал – чаще против течения ладью тащили волоком, но здесь не позволял высокий берег, и гребцы трудились изо всех сил, превозмогая упорство реки. Под солнцем блестело оружие, слепило глаза, и среди этого сияния не сразу удалось заметить скорченную фигуру у борта.
Возле пленника сидели два дружинника с длинными мечами, с луками за спиной, но без щитов. Светлые волосы трепыхались по ветру, на обветренных усатых лицах плавали улыбки. Радовало воев раннее солнышко, свежая, словно обновленная поутру река, да и пленник уже перестал раздражать. Уже не хотелось сорвать с его головы намотанные тряпки и плюнуть в наглые глаза, посмевшие вредить Князю.
Я пожалел, что нет в руках лука. Стрелять умел любой из болотников. Пусть не так, как Княжьи дружинники, но этих двоих я успел бы уложить до того, как пройдут под деревом размеренно качающиеся спины гребцов. Оставались еще четверо. Однако они были достаточно далеко. Пока добегут, Медведь разрубит оковы, а то и просто разорвет…
Славен предостерегающе поднял ладонь. Я и сам знал – скоро.
– У-у-х! У-у-ух! – выдыхали уже подо мной гребцы. Вот палубная надстройка, вот еще немного… Пора!
Я сорвался с дерева, намереваясь приземлиться поближе к Чужаку, но в это мгновение что-то звучно затрещало, ладья накренилась, гребцы и дружинники посыпались друг на друга. Река выполнила просьбу горбуньи! Испытанный кормчий и опытные гребцы не совладали с Великой Матерью-Рекой!
Нельзя было упускать момент! Дружинники, ошеломленные неожиданной выходкой давно изученной реки, даже не заметили нас с Изоком и Славеном. Я рванулся к Чужаку. Он оставался на том же месте, только растерянно крутил головой, не понимая, что происходит. Одежда на нем была изорвана в клочья и пропиталась кровью. «Его били», – понял я. Стражники уже увидели на ладье чужих. Закричали разом. Забряцали оружием. Гребцы тоже очухались, начали подниматься. Славен развернулся им навстречу, широко расставив ноги и бесстрашно зажав в руке нож. Смех, да и только! Никогда не воевавший болотник с ножом против вооруженных испытанных воев. Дружинники, наверное, рассчитывали на легкую победу. Потому и откатились назад, когда сверху, точно гири на веревках, рухнули Медведь и Стрый. Оба успели вовремя перерубить крепкую пеньку и свалиться на палубу. Теперь дружинники засомневались. Некоторые стали задирать головы, разглядывая нависшие над ладьей ветви и опасаясь, что оттуда, словно тараканы из старого чугунка, посыплются вооруженные люди.
– Руки! – заорал я ведуну.
Пока полз до него по скривившейся набок палубе, едва нож не потерял.
Он с готовностью повернулся спиной, подставляя мне скрученные руки. Я ахнул. Такие кандалы даже Медведю не осилить, а уж мне со своим ножичком и подавно. Толстенные кольца матово блестели в солнечном свете. А за моей спиной уже дрались… Кузнец!
– Стрый! – Я вложил в крик всю мощь, не мог допустить, чтобы в пылу битвы кузнец не услышал мой зов. Он ловко ушел из-под удара одного из дружинников, прыгнул ко мне. По рассеченной щеке Стрыя текла кровь. Кандалы он увидел сразу. Застонал жалобно. А потом начал остервенело рубить их топором у самого запястья пленника, там, где гладкое железо переходило в цепь. Мне рявкнул:
– Спину обереги!
Я оберегал. Тем паче, что теснившие Славена и Медведя уже почти дошли до нас. Еще напор – и все кончится. Не одного повезут на суд в Новый Город. Всех, кто выживет. Только я не выживу. Сдохну на этой красивой ладье, а живым не дамся! Неожиданно что-то мелькнуло, и напирающий на Славена рослый вой отшатнулся назад. Другому повезло меньше. Схватившись за неестественно вывернутую шею, он упал. Лис! Лис, раскачиваясь на притороченной к дереву веревке, сшибал ногами уже было успокоившихся дружинников. Затем стали падать камни. Тяжелые… как только девушки сумели их поднять? Они бухались на дерево настила, выдалбливая углубления в мягкой древесине, и катились на вновь отступивших к бортам дружинников. Один, два, три… А потом спрыгнули и сами воительницы. Думаю, они напугали дружинников не меньше камней. Разгоряченные, прекрасные, ловкие, словно посланницы Магуры, – как тут не испугаться? Однако и этого исполоха хватило ненадолго.
Дружинники вновь пошли на нас. Теперь уже не как в первый раз, со снисходительной ухмылкой, а зло, сосредоточенно, словно на настоящих врагов. Вот и чудесно. Если не победить, то хоть напугать их смогли… Что-то свистнуло мимо уха. Стрела… Искать стрелявшего не было времени. Слава богам, не зацепило, и то ладно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155