— Пойми, это не то, что ты думаешь, — серьезно сказал он. — Тогда я был всего лишь маленьким мальчиком. Разве мог я чувствовать тогда то, что чувствую сейчас как взрослый мужчина? — Он пробежался пальцами по волосам и расстроенно добавил: — Ариэль, мне никак не удается выразить тебе свои чувства. Если бы я только мог…
Тут он схватил меня за руки выше локтя, и я задохнулась от обжигающей боли, прострелившей руку. Мое лицо невольно сморщилось.
Вольфганг мгновенно отпустил меня.
— Что с тобой? — встревоженно спросил он.
Я осторожно коснулась заштопанной руки и улыбнулась сквозь пелену слез.
— О господи! — воскликнул он. — Тебе еще не сняли швы?
— Мне должны были снимать их вчера утром, — сообщила я, глубоко вздыхая и стараясь усмирить пульсирующую боль. — Но в назначенное врачом время мы вылетали из Юты.
Если бы ты сказала раньше, то мы нашли бы специалиста в Вене. Но ты же понимаешь, что швы все-таки необходимо снять. Даже если они растворятся, это может грозить заражением или еще того хуже. До отъезда в Россию у нас очень плотное расписание. Хочешь, я сам сниму тебе швы? Прямо сейчас?
— Сам? — ужаснулась я.
— О боже, если бы ты сейчас видела свое лицо! — со смехом сказал Вольфганг. — У меня здесь есть все необходимое: дезинфицирующие средства, мази, пинцеты и ножницы. На самом деле это элементарная процедура. В школьные годы я хорошо попрактиковался в клинике, у мальчишек вечно бывали какие-то шрамы и швы, и мне приходилось не только снимать, но даже накладывать их. Так что поверь, я делал это сотни раз. Но сначала надо принести наши вещи из машины, чтобы позже с ними не возиться. А потом я быстро приготовлю на кухне все, что нужно для этой маленькой процедуры.
Открыв дверь ближайшего шкафа, он вытащил толстый и мягкий банный халат.
— Вот, переоденься пока, чтобы не испачкать одежду, — сказал он. — А потом спускайся и подожди меня в библиотеке. Должно быть, там уже потеплело. К тому же она ближе к кухне, и света там больше всего, — добавил он, начиная спускаться по лестнице.
Уж не знаю, каким я воображала этот вечер, но «Я люблю твою бабушку», сменившееся «Хочешь, я сам сниму тебе швы?», точно не было тем направлением, в каком могли бы развиваться мои мысли.
С другой стороны, это поможет мне забыть о страстях и треволнениях прошлой недели. Более того, процесс снятия швов обеспечит мне временное пространство для осознания того факта, что отношения этого, столь привлекательного для меня человека с моими родственниками, видимо, были более близкими, чем пока со мной.
Я зашла в его ванную комнату, сняла теплое шерстяное платье и изучила в зеркале багровеющий разрез, что поднимался от локтя к плечу, скрепленный поперечинами четырнадцати черных стежков. От недавних слез у меня припухли глаза и покраснел кончик носа. Я чувствовала себя какой-то развалиной.
Взяв деревянную массажную щетку, я несколько раз провела ею по волосам, сполоснула лицо водой, облачилась в пушистый халат и спустилась вниз.
В библиотеке уже бодро потрескивал огонь, распространяя вокруг аромат сосновых шишек. Подойдя к бидермейерскому столу, я пробежала пальцами по высившейся там стопке книг. Одна из них выглядела редкой и старой, ее прекрасно выделанный мягкий кожаный переплет с золотым тиснением почти совпадал по цвету с желтовато-маслянистым оттенком ближайшего дивана. Из этого фолианта торчала закладка. Я вытащила его из стопки и открыла.
Первую страницу украшало название:
Legenda Aurea
Золотая легенда: Жития святых
Толкование Якоба де Вореня
1260 A. D.
Жития сопровождались многочисленными позолоченными иллюстрациями, изображавшими мужчин и женщин в сценах ужасных пыток или мучительных страданий. Я открыла заложенные страницы: святым под номером 146 был святой Джером. С удивлением я узнала, что по-латински его имя произносится Иероним, как у того человека, которого я до сегодняшнего дня считала отцом моего отца.
Помимо его известности как исследователя священных писаний и создателя Вульгаты — канонического перевода Святого Писания, признанного Римско-католической церковью пятнадцать столетий назад, во времена царствования императора Феодосия, святой Иероним, подобно своему легендарному римскому предшественнику Андроклу, исцелил лапу раненого льва. Это вызвало у меня смутные воспоминания о чем-то сказанном сегодня Дакианом. Хотя пока я не могла уловить четкую связь.
Но тут появился Вольфганг с подносом, нагруженным медикаментами, склянкой с отмокающими в спирту хирургическими инструментами, бутылкой коньяка и коньячной рюмкой. Он уже закатал рукава рубашки, избавился от галстука и рас-
стегнул воротник. Через руку у него было перекинуто несколько чистых полотенец. Он поставил поднос на низкий столик перед диваном, где я успела расположиться. Пришлось отложить книгу. Заметив ее, Вольфганг с улыбкой сказал:
— А-а, немножко легкого средневекового чтива в качестве подготовки к собственным мучениям?
Он подтащил поближе к дивану торшер, расстелил на диванных подушках полотенца и сам устроился рядом со мной. Потом сделал неуловимое движение, после чего мой кушак развязался и халат, под которым было лишь необременительное нижнее белье, распахнулся. Бросив взгляд на мое лицо, Вольфганг сухо усмехнулся.
— Уж не хочешь ли ты, чтобы я проводил операцию с закрытыми глазами? — спросил он с шутливой вежливостью, извлекая мою руку из рукава и вновь благоразумно прикрывая меня халатом. — Так, для начала профессор Хаузер произведет осмотр.
Он поднес мою руку к свету и тщательно осмотрел рану. Он сидел так близко, что до меня доносился исходящий от него аромат хвойно-цитрусового одеколона. Но тут я обратила внимание на выражение его лица.
— К сожалению, должен сказать, что выглядит это ужасно, — сказал он. — Твоя рука зажила слишком быстро, рана практически срослась. Необходимо срочно удалить все швы. Но к несчастью, это займет немного больше времени, чем я ожидал, и будет несколько болезненнее, чем я думал. Нужно удалять швы очень осторожно, чтобы рана вновь не открылась. Выпей коньячку. Если боль будет слишком сильной, сожми зубами полотенце.
— А может, все-таки не стоит делать этого сегодня? — с надеждой спросила я.
Вольфганг непреклонно покачал головой. Он мягко положил мою руку и, налив из графина изрядную порцию коньяку, протянул мне рюмку.
— Послушай, я принес достаточно полотенец, чтобы покрыть тебя, но тебе придется повернуться на бок и предоставить мне удобное поле действий. Для начала выпей немного, это поможет.
Меня слегка мутило от страха, но я проглотила коньяк. Потом улеглась на полотенца, расстеленные на диване, мягкостью не уступавшем убаюкивающим материнским объятиям, и позволила Вольфгангу укрыть меня остальными полотенцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176