— Давай пройдем в дом, — быстро сказал он. — Мы так давно не виделись, нам нужно многое обсудить наедине.
Отмахнувшись от сопровождения, он повел Учителя вверх по дороге к дому. Нужно будет послать кого-то позаботиться о лошадях. Они взошли на открытую галерею большого, беспорядочно разбросанного каменного строения.
Пройдя в тихий уголок внутреннего двора к затененному листвой деревьев пруду, Иосиф положил руку на предплечье Учителя. Он вдруг обратил внимание, что его пальцы коснулись прохладного полотна нового белого одеяния, о коем упоминали Никодим и другие члены совета. Иосиф, будучи знатоком привозных товаров, сразу понял, что это не та общеизвестная и доступная по цене галилейская ткань, на производстве которой зиждилось благосостояние семьи Лазаря и многих других жителей Галилеи. Скорее это было гораздо более дорогое полотно из Северного Египта, можно даже сказать, очень дорогое, поскольку оно стоило примерно столько же, сколько другая ткань — изготавливаемый тайным способом китайский шелк, весьма редкий материал, который в Риме разрешалось носить только членам императорской семьи. Где же Учитель достал такую роскошь? И почему, проповедуя отказ от всех мирских богатств, он сохранил этот наряд, а не продал его, чтобы раздать деньги нуждающимся, как он обычно и поступал, даже если его дары бывали порой весьма необычными?
На заднем дворе около глиняных печей, где суетились слуги, они нашли и старшую сестру, Марфу. Ее волосы были заплетены и покрыты платком, а шея поблескивала от пота.
— Сегодня я устрою настоящее пиршество с жертвенными блюдами, — с гордостью сказала Марфа, когда эти двое мужчин подошли к ней, осторожно пробравшись между слуг, уносящих тяжелые блюда с закусками. — Маринованная в винном соусе рыба, — продолжила она, — хлеб с подливкой, куриный бульон, жаркое из барашка и первые весенние овощи и зелень из нашего сада. Я готовилась несколько дней! Зная, что Учитель обычно приводит с собой много гостей, я специально наготовила всего побольше на всякий случай. Хотя Пасха начнется только на следующей неделе, у нашей семьи есть особый повод для празднества. И не только потому, Иосиф, что ты благополучно вернулся из плавания, но также в благодарность за то чудо, что совершила всего лишь три месяца назад вера Учителя с нашим младшим братом Лазарем. Ты наверняка уже слышал об этом.
Марфа одарила Учителя сияющей любящей улыбкой, видимо не замечая в нем ничего странного. Удивленный Иосиф тоже взглянул на него, и действительно, прежнее ощущение странной отрешенности от всего земного исчезло. Оно сменилось тем сердечным сочувствием, которое совершенно необъяснимым и неотразимым образом притягивало множество влиятельных последователей, приобретенных Учителем за короткое время его проповедничества. Казалось, Учителю ведомы самые потаенные желания души любого человека, но при этом он обладал способностью все прощать и оправдывать.
— Дорогой Иосиф, — произнес Учитель с такой улыбкой, словно предлагал ему вместе порадоваться хорошей шутке, — пожалуйста, не верь ни слову из того, что сказала тебе эта женщина! На землю Лазаря вернула действительно вера, но верующими были она сама и ее сестра. Возможно, я и помог ему вернуться, но лишь как повитуха, принимающая на свет младенца, ведь один Господь являет нам чудеса рождения и возрождения как из женского, так и из земного лона. И дарит их только истинно верующим.
— Haш брат сможет поделиться с тобой своими переживаниями, — заверила Марфа Иосифа. — Сейчас он гуляет в саду с другими гостями.
— И Мариам с ними? — спросил Иосиф.
— Учитель, тебе и правда надо бы как-нибудь повлиять на нее, — вдруг сказала Марфа, словно вспомнив о чем-то важном. — Все утро ее носило вместе с вами по холмам, а сейчас она опять в саду с твоими учениками и их близкими. Ее интересует только философская болтовня, а жизнь-то проходит, и реальность набрасывается на нас, как тяжелый вьюк на спину осла. Тебе бы нужно усовестить ее.
Учитель пристально посмотрел на Марфу, а потом заговорил с горячностью и страстностью, совершенно ошеломившей Иосифа.
— Я люблю Мариам, — сказал Учитель ее сестре, хотя голос его был скорее сердитым, чем любящим. — Я люблю ее больше, чем родную мать, больше, чем Иосифа, воспитавшего меня. Я люблю ее больше всех моих братьев, даже тех, кто был со мной с самого начала. Существует некий союз, узел, узы взаимопонимания, связывающие Мариам со мной; они сильнее всего, и ничто не сможет разорвать этот узел, даже смерть. Неужели ты воображаешь, что для Мариам важнее суетиться, помогая тебе готовить еду, пусть и на толпу гостей, чем посидеть у моих ног на час дольше, пока я еще с вами?
Иосифа поразила жестокость Учителя. Как мог он упрекать женщину, только что превозносившую его до небес за спасение жизни их брата и три дня готовившую угощения для него самого с учениками и для множества незваных гостей?
Иосиф заметил, как у Марфы задрожал подбородок и глаза наполнились слезами. Но когда он уже собрался вмешаться, настроение Учителя опять вдруг переменилось. Марфа попыталась закрыть руками залитое слезами лицо, но Учитель завладел ими, склонил голову и поцеловал ее натруженные, испачканные тестом и мукой ладони. Вновь заключив ее в свои объятия, он поцеловал ее в голову и, успокаивающе покачивая, начал поглаживать по спине. А когда она перестала плакать и вроде бы успокоилась, он отстранился и внимательно посмотрел на нее.
— Марфа, Мариам выбрала верный путь, — мягко сказал он. — Пусть каждый из нас отдает согласно нашим личным способностям. Никого нельзя порицать за исполнение воли Отца нашего, — добавил он в заключение и решительно направился в сторону террасы, взяв под руку Иосифа, не успевшего даже осознать, что произошло.
На огороженном стенами зеленом участке за домом приглашенные гости толпились вокруг столов, ковров и других приспособлений, устроенных для них под сенью увитого виноградными лозами навеса, протянувшегося к фруктовому саду. А за этими старыми, изрядно побитыми ветром и дождем каменными стенами, на тенистых берегах небольшой речки могли отобедать незваные, но все равно желанные гости.
В беседке под виноградными лозами, уже развернувшими первые листочки, Иосиф увидел рыбаков из Галилеи: Андрей и брат его Симон тихо беседовали о чем-то со своими приятелями из почтенного дома Зеведея, Иоанном и Яковом, которых он обычно называл «гром и молния» за их порывистую вспыльчивость и страстность. Рядом сидел юный Марк, нареченный позже Иоанном; он пришел на сегодняшний праздник из иерусалимского дома своей матери.
Иосиф слегка испугался, видя, как много ближайших учеников и их родственников собрались сегодня все вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176