В общем, я рассвирепела:
— Да что вы такое несете? Какие денежные отношения? Вы хотя бы имеете представление, о ком мы говорим? Мы ведь говорим о Парамонове, а он и деньги — вещи несовместимые, как гений и злодейство! — Я саркастически расхохоталась, по крайней мере, мне очень хотелось в это верить. — Да когда он вошел в эту дверь, — я театрально указала перстом на прихожую, — у него носки были дырявые, как… как дуршлаг!
(По-хорошему, Парамонов в эту конкретную дверь никогда не входил, поскольку наш непродолжительный роман протекал вне этих стен, а точнее, в той квартире, которую я оставила своему бывшему супружнику, просто меня захлестнули эмоции.) — В таком случае с тех пор в его жизни очень многое переменилось, — загадочно обронил в ответ голубоглазый майор, которого моя патетическая эскапада нимало не тронула. — Теперь, он весьма состоятельный человек, даже по американским масштабам.
Я глупо захлопала ресницами:
— А при чем здесь американские масштабы?
Надо отдать ему должное, он не стал меня томить и выдал просто и обыденно, словно речь шла о чем-то таком, что случается с каждым и буквально на каждом шагу:
— Видите ли, ваш Парамонов давно живет в Штатах, занимается фундаментальными исследованиями в крупном университете и вполне преуспевает, точнее, преуспевал до приезда в Россию. Ну знаете, все эти причиндалы «их» жизни: собственный дом, счет в банке, пара-тройка машин. Не знаю, чего ему там не хватало, но неделю назад он объявился в Москве, поселился в «Марриоте», а потом пропал. И что с ним сейчас — неизвестно.
Я так и села, как в прямом, так и в переносном смысле. Мне еще повезло, что стул оказался рядом, иначе я бы рухнула на пол.
— Не может быть, — прошептала я, уставившись прямо перед собой. От такой новости у меня захватило дух похлеще, чем на американских горках.
— Теперь я вижу, что вы и впрямь десять лет не имели от него вестей, — констатировал голубоглазый.
Теперь? А раньше? Раньше он, выходит, не был в этом уверен? Думал, будто я плету какие-нибудь интриги или, того хуже, прекрасно осведомлена, где сейчас Парамонов? Да не воображает ли он, что я прячу этого свежеиспеченного американца под кроватью?
— Вот! — Я отдернула занавес, разделяющий мою двадцатиметровую комнату на две половины — гостиную и спальню, по крайней мере, я сама их так величала. — Можете проверить!
— Что такое? — Кажется, майор все-таки растерялся.
— Ну поищите, поищите Парамонова в шкафу или под кроватью, — подбодрила я его, — я, как хозяйка, вам это разрешаю. А еще можете заглянуть на антресоли и… вот еще хорошее местечко — ванная. Если предположить, что я расчленила его труп, там вполне могут обнаружиться следы крови.
Добрый молодец укоризненно покачал головой:
— Галина Антоновна, вы переигрываете. Вы, конечно, натура творческая, а потому эксцентрические номера по вашей части. Я это хорошо понимаю, но все же не стоит злоупотреблять моей снисходительностью. И время у меня не резиновое, поскольку я к вам не на блины явился, а по долгу службы.
Еще бы он явился ко мне на блины! А что он там наплел насчет эксцентрических номеров? Господи — я вспыхнула до корней волос — да ведь это может означать только одно: он все про меня знает. Навел обо мне справки, побывал на работе, и скорее всего накануне, когда у меня был выходной. Я живо представила себе нашу заведующую Зинаиду Терентьевну и как она испуганно частит: «Галочка, то есть Галина Антоновна, — наш лучший работник… Она энтузиаст своего дела, да весь наш театр на ней держится… Вот мы в прошлом году знаете что поставили — „Ромео и Джульетту“! Так она, она даже костюмы сама по ночам шила!»
Да уж, такая я творческая натура, то бишь дура, если чем-нибудь увлекусь, то пиши пропало. И не так уж важно, чем именно: самодеятельным театром или каким-нибудь физиком-шизиком. Я всегда очертя голову бросаюсь в очередную пучину, не думая о том, как буду из нее выбираться. Из этой же серии и постановка «Ромео и Джульетты» в нашем заштатном ДК. Каюсь, нашла на меня однажды такая блажь. Просто надоело быть бессменной Снегурочкой на детских утренниках, и я вспомнила, что когда-то училась на режиссерском отделении. Правда, так и недоучилась.
Впрочем, зачем лишний раз утомлять вас пространными отступлениями? Вас ведь интересует интрига, не так ли, и вы просто сгораете от любопытства, куда подевался Парамонов? Боюсь вас разочаровать, но пока я и сама этого не знаю, так что придется вам потратить время на чтение моих сумбурных записок, изобилующих всевозможными отклонениями от темы. В этом смысле рассказчик вам достался аховый, уж запаситесь терпением, если хотите добраться до конца моей истории. Истории, которая развивается по своим законам.
А дальше было вот что. На мою голову посыпались новые вопросы, я только успевала отбиваться. Голубоглазого майора интересовало буквально все: привычки Парамонова, друзья, круг его интересов и тэ дэ и тэ пэ. Как будто я обязана все это помнить целых десять лет!
— Друзья? — я потерла лоб. — Какие могут быть друзья у человека, повернутого на геофизике? Если только Алик, с ним они жили в общежитии в одной комнате. Алик, м-м-м, нет, фамилии я не помню. — Вообще-то я сомневаюсь, знала ли я ее когда-нибудь. Ведь Алик был для меня всего лишь соседом Парамонова по общежитию, неосязаемым, как тень отца Гамлета. — Увлечения? — призадумалась я. — Спросите о чем-нибудь попроще.
На уме у него всегда была одна лишь геофизика, геофизика и еще раз геофизика.
— Вы нарисовали такого сухаря! — усмехнулся голубоглазый.
— «Сухарь» — это еще мягко сказано, — фыркнула я и тут же спохватилась, что сболтнула лишнее. Чего я не должна делать ни при каких условиях, так это показывать свое истинное отношение к Парамонову.
— Ну что ж… — Майор Сомов поднялся с кресла, хотел было потянуться, но вовремя сообразил, что он не у себя в кабинете. — Вы нам очень помогли. Если вспомните еще что-нибудь существенное, позвоните.
Он вырвал из блокнота, в который записывал скудные сведения о Парамонове, листочек, что-то черкнул и оставил на краю журнального столика.
— Непременно, — пообещала я и проводила его до двери.
Захлопнув дверь за крепкой спиной майора Сомова, я немного поторчала в прихожей в некоторой растерянности, а потом вернулась в неубранную комнату, чтобы полюбоваться на пылесос и скучающую в углу швабру. Настроение продолжить уборку окончательно пропало, так же как желание полежать на диване с книжкой или, устроившись напротив телевизора, скуки ради поглазеть на перипетии мыльного сериала. Суббота была безнадежно загублена. А все Парамонов! Впрочем, что такое испорченная суббота по сравнению с лучшими годами юности, которые я потратила на этого негодяя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46