Он помышлял о ней беспрестанно. «Для чего, – недоумевал он, – я сам лишил себя покоя, позволив новой страсти овладеть моим сердцем? К чему такие мучения?»
Разумеется, он мог и не противиться искушению, но это наверняка вызвало бы всеобщее неодобрение, которого последствия оказались бы губительными не только для него самого, но и для нее. Как ни сильно было его чувство к девушке, Гэндзи и помыслить не мог о том, чтобы поставить ее наравне с госпожой Весенних покоев. А любое другое положение было для нее слишком низким. Несомненно, мало кто пользовался таким влиянием в мире, как он, но разве почетно числиться одной из последних женщин, живущих под его покровительством? Уж лучше стать любимой женой простого советника. Прекрасно все это понимая, Гэндзи испытывал сильнейшую жалость к девушке. «Пожалуй, следовало бы все же отдать ее принцу Хёбукё или Удайсё. Супруг заберет ее к себе, она будет далеко, и страдания мои прекратятся. Да, как это ни тяжело, лучшего выхода я не вижу…. – иногда думал он.
Тем не менее он продолжал наведываться в Западный флигель и под предлогом обучения юной госпожи игре на кото виделся с ней теперь даже чаще прежнего. Однако он ни на миг не забывал о приличиях, и девушка, сначала робевшая в его присутствии, постепенно успокоилась, привыкла к нему и перестала дичиться. Мило смущаясь, отвечала она на его вопросы и с каждым днем казалась Гэндзи все более привлекательной. Не имея сил расстаться с ней, он старался не вспоминать о принятом было решении.
«Не лучше ли, выбрав юной госпоже супруга, оставить ее здесь. – думал он иногда. – Окружить нежными заботами, а самому встречаться с ней тайком, когда обстоятельства будут тому благоприятствовать. Быть может, мне удастся уговорить ее и удовлетворить свое желание? При нынешней неискушенности юной госпожи в мирских делах почти невозможно принудить ее откликнуться на мои чувства. Но как только проникнет она в душу вещей и не будет причин жалеть ее, меня не остановит самый суровый хранитель застав (224). Лишь бы удалось смягчить ее сердце, тогда как бы ее ни охраняли…»
Право, трудно не осудить его за подобные мысли.
Впрочем, министр не мог не понимать, что, даже если ему удастся осуществить свой замысел, его ждут лишь новые волнения и муки. Словом, найти выход было нелегко. Вряд ли он когда-нибудь бывал в более затруднительном положении.
Тем временем министру Двора стало известно, что не только его домочадцы отказываются считаться с его новой дочерью, но и в мире смеются над ней и злословят. Услыхав от Бэн-но сёсё, что сам Великий министр изволил его расспрашивать, министр Двора сказал:
– Я действительно взял к себе в дом девушку из провинции, о которой до сих пор никто не слышал. Удивительно, что Великий министр, вовсе не склонный к злословию, проявляет такой интерес к нашему дому и пользуется любой возможностью, дабы унизить меня. Впрочем, я почитаю за честь…
– Говорят, что особа, которую поселил Великий министр в своем Западном флигеле, само совершенство. Принц Хёбукё очень увлечен ею и страдает. Полагают, что она необыкновенно хороша собой, – сообщает Бэн-но сёсё.
– А что еще могут говорить о дочери Великого министра? Увы, так уж устроены люди. Скорее всего в ней нет ничего особенного. Обладай она всеми приписываемыми ей достоинствами, мы услыхали бы о ней гораздо раньше. Да, что и говорить, как ни безупречен Великий министр и как ни высоко его положение в мире, он, к сожалению, небогат потомством, и это не может его не волновать. Будь у него дочь от столь почитаемой им супруги, он лелеял бы ее безмерно, и наверняка она выросла бы истинным совершенством, но, увы… От девочки, рожденной госпожой Акаси, можно ожидать многого, хотя положение ее матери и невысоко. Я уверен в необычности ее предопределения. А эта новая дочь, возможно, и не его вовсе. Министр ведь человек со странностями, кто знает, какими соображениями он руководствовался на сей раз. – говорит министр Двора пренебрежительным тоном.
– И все же хотелось бы знать, на ком остановит он свой выбор? Думаю, что успех ждет принца Хёбукё. Они всегда были близки, к тому же принц обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы стать прекрасным зятем, – замечает министр и снова с сожалением вспоминает о собственной дочери. Ведь он и сам мог бы ходить теперь с многозначительным видом, и многие трепетали бы в ожидании его решения. Но как ни велика была его досада, министр не желал отдавать дочь Тюдзё, пока тот не достигнет соответствующего ранга. Разумеется, если бы Великий министр изволил обнаружить свою заинтересованность и лично просил за сына, он немедля дал бы согласие. Но, к величайшему огорчению министра Двора, ни сам юноша, ни его близкие не предпринимали никаких шагов к сближению.
Взволнованный мыслями о дочери, министр тут же, без всякого предупреждения, отправился в ее покои. Его сопровождал Бэн-но сёсё.
Когда они вошли, девушка дремала. В легком нижнем платье, как будто вовсе и не страдая от жары, она лежала, хрупкая и прелестная, Подложив под голову руку, изящные пальчики которой сжимали веер. Сквозь тонкую ткань просвечивало нежное тело. Отброшенные назад волосы, не такие уж длинные и не слишком густые, были необыкновенно хороши. Дамы тоже спали, устроившись за ширмами и занавесями, и проснулись не сразу. Только когда министр постучал веером, девушка подняла голову и устремила на отца невинно-вопрошающий взгляд своих прекрасных глаз. Щеки ее окрасились румянцем, отчего она стала еще миловиднее. Министр был восхищен.
– Разве я не предупреждал вас, что дурно «отдаваться дремоте»? (225) А вы к тому же так легко одеты… Отчего рядом нет никого из дам? Женщина должна быть осторожной, чтобы никто не мог застать ее врасплох. Ничто так не умаляет достоинства благородной особы, как неосмотрительность и легкомыслие. Впрочем, вряд ли кому-нибудь понравится женщина рассудительная и суровая, которая постоянно шепчет молитвы Фудо и делает руками канонические жесты. Или, скажем, женщина, которая всегда, даже с самыми близкими людьми, держится церемонно и высокомерно. На первый взгляд она может показаться благородной, но нельзя не пожелать ей большей мягкости и душевной простоты. К примеру, Великий министр, насколько мне известно, весьма широко подходит к воспитанию своей младшей дочери, которую прочит в государыни. Стараясь обогатить ее ум всеми познаниями, приличными ее полу, он не позволяет ей сосредоточиваться на чем-то одном, одновременно следя за тем, чтобы знания ее ни в коем случае не были поверхностными и неосновательными. По-своему он прав. И все же, поскольку каждый человек и в делах, и в помышлениях своих имеет особые, ему лишь свойственные пристрастия, плоды такого воспитания могут быть совершенно различны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Разумеется, он мог и не противиться искушению, но это наверняка вызвало бы всеобщее неодобрение, которого последствия оказались бы губительными не только для него самого, но и для нее. Как ни сильно было его чувство к девушке, Гэндзи и помыслить не мог о том, чтобы поставить ее наравне с госпожой Весенних покоев. А любое другое положение было для нее слишком низким. Несомненно, мало кто пользовался таким влиянием в мире, как он, но разве почетно числиться одной из последних женщин, живущих под его покровительством? Уж лучше стать любимой женой простого советника. Прекрасно все это понимая, Гэндзи испытывал сильнейшую жалость к девушке. «Пожалуй, следовало бы все же отдать ее принцу Хёбукё или Удайсё. Супруг заберет ее к себе, она будет далеко, и страдания мои прекратятся. Да, как это ни тяжело, лучшего выхода я не вижу…. – иногда думал он.
Тем не менее он продолжал наведываться в Западный флигель и под предлогом обучения юной госпожи игре на кото виделся с ней теперь даже чаще прежнего. Однако он ни на миг не забывал о приличиях, и девушка, сначала робевшая в его присутствии, постепенно успокоилась, привыкла к нему и перестала дичиться. Мило смущаясь, отвечала она на его вопросы и с каждым днем казалась Гэндзи все более привлекательной. Не имея сил расстаться с ней, он старался не вспоминать о принятом было решении.
«Не лучше ли, выбрав юной госпоже супруга, оставить ее здесь. – думал он иногда. – Окружить нежными заботами, а самому встречаться с ней тайком, когда обстоятельства будут тому благоприятствовать. Быть может, мне удастся уговорить ее и удовлетворить свое желание? При нынешней неискушенности юной госпожи в мирских делах почти невозможно принудить ее откликнуться на мои чувства. Но как только проникнет она в душу вещей и не будет причин жалеть ее, меня не остановит самый суровый хранитель застав (224). Лишь бы удалось смягчить ее сердце, тогда как бы ее ни охраняли…»
Право, трудно не осудить его за подобные мысли.
Впрочем, министр не мог не понимать, что, даже если ему удастся осуществить свой замысел, его ждут лишь новые волнения и муки. Словом, найти выход было нелегко. Вряд ли он когда-нибудь бывал в более затруднительном положении.
Тем временем министру Двора стало известно, что не только его домочадцы отказываются считаться с его новой дочерью, но и в мире смеются над ней и злословят. Услыхав от Бэн-но сёсё, что сам Великий министр изволил его расспрашивать, министр Двора сказал:
– Я действительно взял к себе в дом девушку из провинции, о которой до сих пор никто не слышал. Удивительно, что Великий министр, вовсе не склонный к злословию, проявляет такой интерес к нашему дому и пользуется любой возможностью, дабы унизить меня. Впрочем, я почитаю за честь…
– Говорят, что особа, которую поселил Великий министр в своем Западном флигеле, само совершенство. Принц Хёбукё очень увлечен ею и страдает. Полагают, что она необыкновенно хороша собой, – сообщает Бэн-но сёсё.
– А что еще могут говорить о дочери Великого министра? Увы, так уж устроены люди. Скорее всего в ней нет ничего особенного. Обладай она всеми приписываемыми ей достоинствами, мы услыхали бы о ней гораздо раньше. Да, что и говорить, как ни безупречен Великий министр и как ни высоко его положение в мире, он, к сожалению, небогат потомством, и это не может его не волновать. Будь у него дочь от столь почитаемой им супруги, он лелеял бы ее безмерно, и наверняка она выросла бы истинным совершенством, но, увы… От девочки, рожденной госпожой Акаси, можно ожидать многого, хотя положение ее матери и невысоко. Я уверен в необычности ее предопределения. А эта новая дочь, возможно, и не его вовсе. Министр ведь человек со странностями, кто знает, какими соображениями он руководствовался на сей раз. – говорит министр Двора пренебрежительным тоном.
– И все же хотелось бы знать, на ком остановит он свой выбор? Думаю, что успех ждет принца Хёбукё. Они всегда были близки, к тому же принц обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы стать прекрасным зятем, – замечает министр и снова с сожалением вспоминает о собственной дочери. Ведь он и сам мог бы ходить теперь с многозначительным видом, и многие трепетали бы в ожидании его решения. Но как ни велика была его досада, министр не желал отдавать дочь Тюдзё, пока тот не достигнет соответствующего ранга. Разумеется, если бы Великий министр изволил обнаружить свою заинтересованность и лично просил за сына, он немедля дал бы согласие. Но, к величайшему огорчению министра Двора, ни сам юноша, ни его близкие не предпринимали никаких шагов к сближению.
Взволнованный мыслями о дочери, министр тут же, без всякого предупреждения, отправился в ее покои. Его сопровождал Бэн-но сёсё.
Когда они вошли, девушка дремала. В легком нижнем платье, как будто вовсе и не страдая от жары, она лежала, хрупкая и прелестная, Подложив под голову руку, изящные пальчики которой сжимали веер. Сквозь тонкую ткань просвечивало нежное тело. Отброшенные назад волосы, не такие уж длинные и не слишком густые, были необыкновенно хороши. Дамы тоже спали, устроившись за ширмами и занавесями, и проснулись не сразу. Только когда министр постучал веером, девушка подняла голову и устремила на отца невинно-вопрошающий взгляд своих прекрасных глаз. Щеки ее окрасились румянцем, отчего она стала еще миловиднее. Министр был восхищен.
– Разве я не предупреждал вас, что дурно «отдаваться дремоте»? (225) А вы к тому же так легко одеты… Отчего рядом нет никого из дам? Женщина должна быть осторожной, чтобы никто не мог застать ее врасплох. Ничто так не умаляет достоинства благородной особы, как неосмотрительность и легкомыслие. Впрочем, вряд ли кому-нибудь понравится женщина рассудительная и суровая, которая постоянно шепчет молитвы Фудо и делает руками канонические жесты. Или, скажем, женщина, которая всегда, даже с самыми близкими людьми, держится церемонно и высокомерно. На первый взгляд она может показаться благородной, но нельзя не пожелать ей большей мягкости и душевной простоты. К примеру, Великий министр, насколько мне известно, весьма широко подходит к воспитанию своей младшей дочери, которую прочит в государыни. Стараясь обогатить ее ум всеми познаниями, приличными ее полу, он не позволяет ей сосредоточиваться на чем-то одном, одновременно следя за тем, чтобы знания ее ни в коем случае не были поверхностными и неосновательными. По-своему он прав. И все же, поскольку каждый человек и в делах, и в помышлениях своих имеет особые, ему лишь свойственные пристрастия, плоды такого воспитания могут быть совершенно различны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96