Рыцари, сопровождавшие его на состязание, проводили его до дому и здесь простились с ним. Он соскочил с коня, сорвал с головы очень ценные украшения и плюмаж и с дикой яростью кинул на землю марлоту. И, пройдя к себе в спальню, бросился на постель, по обилию ярости похожий на ядовитую змею, и начал жаловаться на самого себя и на свой несчастный жребий, говоря:
– Ответь мне, низкий рыцарь и презренный негодяй: какой отчет дашь ты, чем оправдаешься перед прекрасной Галианой в потере ее портрета и нарукавника, утраченных из-за недостатка в тебе мужества и ловкости? С каким лицом предстанешь ты перед ней? О, Магомет, предатель, пес, коварный обманщик! Вместо того, чтобы благоприятствовать моим надеждам, ты изменил мне! Скажи, собака, ложный пророк, не обещал я тебе разве принести обильные золотые дары и сжечь множество благовоний на твоих алтарях, если ты дашь мне победу в этот день?… Почему же, коварный, ты оставил меня?… Так, клянусь же аллахом, за такую обиду, лживый дон Магомет, я выйду из твоей секты, где одна только ложь, и стану христианином, ибо религия христиан лучше, и даю клятву рыцаря: где бы и когда бы ни пришлось мне услышать твое имя, я буду хулить его!
Это и еще многое другое говорил отважный Саррасин, жалуясь на свою печальную судьбу и на Магомета .
Но если он был полон досады и гнева, то не менее его разгневалась прекрасная Галиана, и хорошо всем был виден гнев, наполнявший ее душу. Но она всячески старалась скрыть свою печаль и разговаривала с королевой и другими дамами, которые утешали ее, говоря, что она вольна посмеяться от всего сердца над тем, что рыцарь проиграл ее портрет. «Меня это ничуть не огорчает. – отвечала прекрасная Галиана, – это дело рыцарей». Но, хотя она и говорила так, в сердце чувствовала иное. Самой же себе она говорила: «Ах, рыцарь Абенамар! Как ты щедрой рукой отомстил мне за мою к тебе неблагодарность! Теперь себе на славу мой портрет и нарукавник, вышитый мною с такими стараниями, ты приносишь в дар своей даме, столь гордой победой своего рыцаря».
Так говорила она себе и не настолько безучастно, чтобы ее глаза не свидетельствовали о внутренних мучениях: они были полны слез. Ее сестра Селима утешала ее и упрашивала скрыть перед королевой и дамами свои чувства. Галиана, притворяясь, как только умела, старалась казаться веселой и незаметно вытирала платком глаза.
В это время на площади раздался шум, все взглянули по его направлению и увидели, как по улице Эльвиры выступал огромный змей, извергавший из себя пламя. За змеем следовало тридцать рыцарей в одеждах белого и лилового цвета. Перья на их шлемах и убранство их коней были тех же цветов. В середине кавалькады шел конь без всадника в украшениях и попоне из лиловой и белой парчи с одноцветным плюмажем на голове. Процессия сопровождалась звучной и стройной музыкой гобоев и флейт. Огромный змей сделал круг по всей площади и, остановившись перед окнами, из которых смотрели король, королева и весь двор, начал усиленно извергать из себя пламя; множество искр сыпалось, громко трещал огонь и раздавались взрывы. Так весь змей сгорел и изошел в огне, его оболочка распалась, и из нее показался рыцарь в одежде из лиловой и белой парчи, богато расшитой золотом и серебром; перья плюмажа тоже были лиловые и белые. С ним находились четыре дикаря, державших трон, обитый лиловым бархатом, причем гвозди обивки были из золота. На троне стояло изображение дамы, в которой все сразу узнали Харифу, а в рыцаре – отважного Абиндарраэса. Изображение было одето в пышное платье из белой и лиловой парчи, обшитой золотом и осыпанной блестками. Парче не было цены. Портрет был настолько хорош, что равнялся оригиналу.
Король, королева и все присутствовавшие взглянули на прекрасную Харифу, в тот миг покрасневшую от благородной стыдливости и еще более похорошевшую от этого. Королева сказала ей:
– Теперь, прекрасная Харифа, наступил час, когда мы увидим храбрость вашего рыцаря и храбрость Абенамара, а также какому из двух портретов достанется слава победы.
– Пусть судьба делает, как знает, – отвечала ей Харифа, – я же с одинаковым лицом приму оба исхода.
На этом они замолчали и стали смотреть на то, что будет делать отважный Абенсеррах; все очень удивились, увидя, что ни он, ни его четыре дикаря, ни портрет Харифы совершенно не пострадали от огня большого змея.
Отважный рыцарь тотчас потребовал своего коня, ему его подвели, красивого, белого словно снег, птицей вскочил в седло и, сопровождаемый рыцарями, с ним явившимися, и четырьмя дикарями, несшими трон с портретом Харифы на нем, объехал всю площадь кругом с таким изяществом, что все смотревшие пришли в восхищение. Достигнув того места, где находился отважный Абенамар, четыре дикаря остановились, поставив трон у себя на плечах так, чтобы портрет был всем хорошо виден.
Храбрый Абиндарраэс подошел к хозяину праздника и сказал ему:
– Доблестный рыцарь! Не угодно ли вам, на условиях данного праздника, соревноваться со мной на трех копьях?
– В добрый час, – ответил ему Абенамар, – я здесь нахожусь как раз для этого.
С этими словами он взял в руки копье, сделал на коне разбег, бурей помчался к кольцу и, промчавшись под самой веревкой, нанизал кольцо на конец своего копья. Затем отъехал шагом, приказав укрепить кольцо на прежнее место.
После этого отважному Абиндарраэсу, ничуть не смущенному, подали копье. Он проехал нужное.для разбега расстояние и затем, пустив своего коня с быстротой орла, домчался до кольца и точно так же нанизал его себе на копье. Среди зрителей поднялись шум и крики, но все вскоре смолкло, и все стали дожидаться, чем кончится состязание на остающихся копьях.
Устроитель праздника, раздраженный успехом своего соперника, вернулся на ристалище и во второй раз сорвал кольцо. Настал черед могучего Абиндарраэса, и он точно так же в одно мгновение нанизал кольцо себе на копье.
Большой шум стоял на площади, и все говорили: «Закладчику нашелся достойный противник!»
Взглянувший в тот миг на Харифу и Фатиму сразу увидел бы, с каким страхом дожидаются они третьего копья и насколько ни той, ни другой не хочется, чтобы ее рыцарь проиграл. «Святой аллах! Чем это кончится?…», – шептали они обе.
Затем воцарилась глубокая тишина, словно на площади не было ни одной живой души. Могучий Абенамар взял третье копье, в третий раз сделал разбег, пришпорил коня, помчался к цели, как ветер, и, к немалой славе его и прекрасной Фатимы, кольцо оказалось у него на копье.
А прекрасная Фатима после счастливого для себя исхода игры глянула на Харифу и, увидев, что та вся переменилась в лице, смеясь сказала ей:
– Сестра моя Харифа! Незачем так преждевременно меняться в лице! Вашему рыцарю остается еще одно копье, и может так случиться, что он еще ничего не потеряет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Ответь мне, низкий рыцарь и презренный негодяй: какой отчет дашь ты, чем оправдаешься перед прекрасной Галианой в потере ее портрета и нарукавника, утраченных из-за недостатка в тебе мужества и ловкости? С каким лицом предстанешь ты перед ней? О, Магомет, предатель, пес, коварный обманщик! Вместо того, чтобы благоприятствовать моим надеждам, ты изменил мне! Скажи, собака, ложный пророк, не обещал я тебе разве принести обильные золотые дары и сжечь множество благовоний на твоих алтарях, если ты дашь мне победу в этот день?… Почему же, коварный, ты оставил меня?… Так, клянусь же аллахом, за такую обиду, лживый дон Магомет, я выйду из твоей секты, где одна только ложь, и стану христианином, ибо религия христиан лучше, и даю клятву рыцаря: где бы и когда бы ни пришлось мне услышать твое имя, я буду хулить его!
Это и еще многое другое говорил отважный Саррасин, жалуясь на свою печальную судьбу и на Магомета .
Но если он был полон досады и гнева, то не менее его разгневалась прекрасная Галиана, и хорошо всем был виден гнев, наполнявший ее душу. Но она всячески старалась скрыть свою печаль и разговаривала с королевой и другими дамами, которые утешали ее, говоря, что она вольна посмеяться от всего сердца над тем, что рыцарь проиграл ее портрет. «Меня это ничуть не огорчает. – отвечала прекрасная Галиана, – это дело рыцарей». Но, хотя она и говорила так, в сердце чувствовала иное. Самой же себе она говорила: «Ах, рыцарь Абенамар! Как ты щедрой рукой отомстил мне за мою к тебе неблагодарность! Теперь себе на славу мой портрет и нарукавник, вышитый мною с такими стараниями, ты приносишь в дар своей даме, столь гордой победой своего рыцаря».
Так говорила она себе и не настолько безучастно, чтобы ее глаза не свидетельствовали о внутренних мучениях: они были полны слез. Ее сестра Селима утешала ее и упрашивала скрыть перед королевой и дамами свои чувства. Галиана, притворяясь, как только умела, старалась казаться веселой и незаметно вытирала платком глаза.
В это время на площади раздался шум, все взглянули по его направлению и увидели, как по улице Эльвиры выступал огромный змей, извергавший из себя пламя. За змеем следовало тридцать рыцарей в одеждах белого и лилового цвета. Перья на их шлемах и убранство их коней были тех же цветов. В середине кавалькады шел конь без всадника в украшениях и попоне из лиловой и белой парчи с одноцветным плюмажем на голове. Процессия сопровождалась звучной и стройной музыкой гобоев и флейт. Огромный змей сделал круг по всей площади и, остановившись перед окнами, из которых смотрели король, королева и весь двор, начал усиленно извергать из себя пламя; множество искр сыпалось, громко трещал огонь и раздавались взрывы. Так весь змей сгорел и изошел в огне, его оболочка распалась, и из нее показался рыцарь в одежде из лиловой и белой парчи, богато расшитой золотом и серебром; перья плюмажа тоже были лиловые и белые. С ним находились четыре дикаря, державших трон, обитый лиловым бархатом, причем гвозди обивки были из золота. На троне стояло изображение дамы, в которой все сразу узнали Харифу, а в рыцаре – отважного Абиндарраэса. Изображение было одето в пышное платье из белой и лиловой парчи, обшитой золотом и осыпанной блестками. Парче не было цены. Портрет был настолько хорош, что равнялся оригиналу.
Король, королева и все присутствовавшие взглянули на прекрасную Харифу, в тот миг покрасневшую от благородной стыдливости и еще более похорошевшую от этого. Королева сказала ей:
– Теперь, прекрасная Харифа, наступил час, когда мы увидим храбрость вашего рыцаря и храбрость Абенамара, а также какому из двух портретов достанется слава победы.
– Пусть судьба делает, как знает, – отвечала ей Харифа, – я же с одинаковым лицом приму оба исхода.
На этом они замолчали и стали смотреть на то, что будет делать отважный Абенсеррах; все очень удивились, увидя, что ни он, ни его четыре дикаря, ни портрет Харифы совершенно не пострадали от огня большого змея.
Отважный рыцарь тотчас потребовал своего коня, ему его подвели, красивого, белого словно снег, птицей вскочил в седло и, сопровождаемый рыцарями, с ним явившимися, и четырьмя дикарями, несшими трон с портретом Харифы на нем, объехал всю площадь кругом с таким изяществом, что все смотревшие пришли в восхищение. Достигнув того места, где находился отважный Абенамар, четыре дикаря остановились, поставив трон у себя на плечах так, чтобы портрет был всем хорошо виден.
Храбрый Абиндарраэс подошел к хозяину праздника и сказал ему:
– Доблестный рыцарь! Не угодно ли вам, на условиях данного праздника, соревноваться со мной на трех копьях?
– В добрый час, – ответил ему Абенамар, – я здесь нахожусь как раз для этого.
С этими словами он взял в руки копье, сделал на коне разбег, бурей помчался к кольцу и, промчавшись под самой веревкой, нанизал кольцо на конец своего копья. Затем отъехал шагом, приказав укрепить кольцо на прежнее место.
После этого отважному Абиндарраэсу, ничуть не смущенному, подали копье. Он проехал нужное.для разбега расстояние и затем, пустив своего коня с быстротой орла, домчался до кольца и точно так же нанизал его себе на копье. Среди зрителей поднялись шум и крики, но все вскоре смолкло, и все стали дожидаться, чем кончится состязание на остающихся копьях.
Устроитель праздника, раздраженный успехом своего соперника, вернулся на ристалище и во второй раз сорвал кольцо. Настал черед могучего Абиндарраэса, и он точно так же в одно мгновение нанизал кольцо себе на копье.
Большой шум стоял на площади, и все говорили: «Закладчику нашелся достойный противник!»
Взглянувший в тот миг на Харифу и Фатиму сразу увидел бы, с каким страхом дожидаются они третьего копья и насколько ни той, ни другой не хочется, чтобы ее рыцарь проиграл. «Святой аллах! Чем это кончится?…», – шептали они обе.
Затем воцарилась глубокая тишина, словно на площади не было ни одной живой души. Могучий Абенамар взял третье копье, в третий раз сделал разбег, пришпорил коня, помчался к цели, как ветер, и, к немалой славе его и прекрасной Фатимы, кольцо оказалось у него на копье.
А прекрасная Фатима после счастливого для себя исхода игры глянула на Харифу и, увидев, что та вся переменилась в лице, смеясь сказала ей:
– Сестра моя Харифа! Незачем так преждевременно меняться в лице! Вашему рыцарю остается еще одно копье, и может так случиться, что он еще ничего не потеряет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109