Если не тебе, то потомкам она принесет счастье…
— Допустят ли до этого серые волки из Абулхаировой Орды?
— Ничего, что сейчас они скалятся на нас. Придет время, и они окажутся в нашем положении…
— Пока наступит это время, они успеют до нашей шкуры добраться!
— Светлее, может быть, будут грядущие века, но пока еще сильный стремится перегрызть глотку слабому. Так лучше быть тебе сильным, хан Белой Орды!
— Но и волки сильны!..
— Волка не переделаешь… По дороге сюда свернул я в Яссы, чтобы прочитать молитву в мечети Ахмеда-ходжи. От того, что увидел там, облилось кровью мое сердце.
* * *
— Что же ты увидел там, жырау?
— Казахские люди пригнали в Яссы на продажу скот. Хаким велел отобрать у них скот, а самих выгнать в пески.
— Да, они каждый раз делают так.
Маленький Казтуган-жырау вскочил с места:
— А где же смогут купить тогда казахи ситец-карбас, чтобы прикрыть тело, и бязь на саван, чтобы закутать его после смерти?
Возможно, этот взрыв негодования маленького певца подействовал на хана Джаныбека. Всегда спокойный и уравновешенный, он до белизны в пальцах сжал рукоять камчи:
— Все это мы возьмем в Туркестане… Сами возьмем, если не хотят нам продавать!
Асан-Кайгы задумчиво посмотрел на Джаныбека:
— Мой светоч Джаныбек… Мудрость достойного предка твоего Урус-хана замечаю в тебе. Скажу, что сомневался в осуществимости твоих замыслов. То, что ушел ты от Абулхаира, мне сразу понравилось. Но не одобрял я в душе твою откочевку в Семиречье. Только теперь понял я, как далеко ты метишь… Разумеется, нам необходимы города, которые завещал своей Орде Урус-хан. Нам не нужен бухарский виноград или ташкентский урюк, как бы вкусны они ни были. Но без собственных городов, куда бы могли мы пригонять лошадей на продажу, нам не обойтись…
— Туркестан — край моих отцов, и не хочется мне проливать братскую кровь. Но что делать, если не возвратит наши города Абулхаир? Сейчас у нас еще сил маловато. Но в следующем году, когда подойдут подкрепления, придется заговорить во весь голос!
— В каждом деле своя мудрость, — вступил в разговор Котан-жырау. — Люди, уставшие от непрерывных перекочевок, стали теперь есть вволю. А когда люди обрастают жирком, их не поднимешь и плетью.
— Когда враг наступает на горло, не до жира.
Котан-жырау в раздумье покачал головой:
— Сытый не думает о еде!..
Хан Джаныбек долго слушал разговор жырау, высказывающих свое мнение о войне и мире. Не количество копий и сабель считали они и даже не численность войска, а нечто неуловимое и тем не менее самое важное. Много раз уже приходилось видеть ему в бою, как сильный отступал перед слабым, а малочисленное войско побеждало превосходящее его в несколько раз. Это была та наука, без которой не бывает настоящего полководца, и жырау были в ней лучшими учителями.
— Благодарю вас за те мысли, которые высказали вы здесь, — сказал он, обращаясь к ним. — Они сделали меня сильнее во много раз, и я никогда не забуду ваших мудрых слов!..
* * *
Для каждого жырау поставили белую юрту, и почти вровень с ханской была юрта Асана-Кайгы. Но разве живут когда-нибудь дома народные певцы! Из юрты в юрту, из аула в аул переходили они, и день, когда посещали чей-нибудь дом, оставался навечно семейным и родовым праздником. А вскоре сюда, в аулы при ставке хана Джаныбека, приехал с берегов Едиля племянник астарханского властителя Темир-бия пятнадцатилетний Шалкииз-жырау. Да, всего пятнадцать лет было ему, но уже на всю степь прославился он своей правдивостью, находчивостью и беспощадной смелостью по отношению к сильным мира сего. Вся степь присудила ему эту вескую приставку — жырау…
Большой ханский совет, который собрал в эти дни Джаныбек, тоже проходил с участием жырау. О полном объединении казахов шла на нем речь, и решено было в урочище Каратауз-Нура собрать чрезвычайную сходку вождей и батыров всех казахских родов. Туда одинаково удобно было ехать отовсюду.
Три проблемы — джаргы предстояло обсудить на этой сходке. Первая джаргы: войти всем без исключения родам и племенам в единую Орду. Вторая джаргы: учитывая отдаленность казахских кочевий друг от друга, образовать три племенных объединения — жуза соответственно занимаемой территории, экономической заинтересованности, родовым узлам и солидарности. Уже полтора века говорили о такой организации казахи, но вечная междоусобица не давала возможности прийти к какому-нибудь приемлемому для всех решению. Теперь наступил удобный момент. У каждого жуза предполагался свой бий или батыр со ставкой, но с подчинением главной ставке Белой Орды. Во многом такая организация напоминала поулусное деление Чингисхана или деление на вилайеты, предпринятое Тимуром, с той лишь разницей, что не для далеких завоевательских походов делалось это, а для собственного спасения…
Третья джаргы вытекала их двух предшествующих: объединенное казахское ханство должно было потребовать у Абулхаира возвращения своих городов по южной кромке степи. В случае несогласия с этим предстояла война…
Прошло лето, и, когда до назначенного дня осталось две недели, ханский аул в сопровождении многочисленных родственников, близких друзей и туленгутов откочевал к озеру Саумал-коль. До урочища Каратауз-Нура было отсюда полдня пути на рысистых конях.
Единственная дорога, поросшая жесткой колючкой и сухим тростником, ведет в урочище. По обе стороны от нее — твердая, как камень, солончаковая равнина. Все здесь казалось каким-то мрачным и таинственным. Черный столб, увешанный белыми лоскутами, человеческие черепа, прокаленные многовековым солнцем, напоминали о том, что в древние времена эти места считались священными, здесь производились жертвоприношения суровым степным богам.
* * *
Еще загодя послал хан Джаныбек специальный караван к Каратаузу. Было поставлено пятьдесят больших юрт для гостей, вырыты новые колодцы, откуда доставляли воду в кожаных мешках. Вдоль по оврагу протянули канаты, к которым привязывали жеребят. Большой косяк кобылиц пригнали для кумыса. Сам хан в сопровождении сыновей Джадика, Касыма и сына покойного хана Керея — Бурундука — приехал раньше всех, чтобы самолично встречать представителей родов и племен.
Вскоре стали стекаться к Каратаузу казахские бии, аксакалы и батыры. Только избранные люди знали о сходке. Почти все они были вождями родов и племен, а некоторые из них владели бесчисленными табунами лошадей и отарами овец. Каждого из них сопровождали отряды батыров и джигитов, туленгутские сотни. Власть над степью была у них в руках, и их слово много значило для хана Джаныбека…
* * *
Пятнадцатый век был тяжелым для казахского народа, и именно в этом веке разрозненные, противостоящие друг другу в жестокой и междоусобной борьбе казахские роды и племена поняли, что им наконец нужно объединиться, чтобы выжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Допустят ли до этого серые волки из Абулхаировой Орды?
— Ничего, что сейчас они скалятся на нас. Придет время, и они окажутся в нашем положении…
— Пока наступит это время, они успеют до нашей шкуры добраться!
— Светлее, может быть, будут грядущие века, но пока еще сильный стремится перегрызть глотку слабому. Так лучше быть тебе сильным, хан Белой Орды!
— Но и волки сильны!..
— Волка не переделаешь… По дороге сюда свернул я в Яссы, чтобы прочитать молитву в мечети Ахмеда-ходжи. От того, что увидел там, облилось кровью мое сердце.
* * *
— Что же ты увидел там, жырау?
— Казахские люди пригнали в Яссы на продажу скот. Хаким велел отобрать у них скот, а самих выгнать в пески.
— Да, они каждый раз делают так.
Маленький Казтуган-жырау вскочил с места:
— А где же смогут купить тогда казахи ситец-карбас, чтобы прикрыть тело, и бязь на саван, чтобы закутать его после смерти?
Возможно, этот взрыв негодования маленького певца подействовал на хана Джаныбека. Всегда спокойный и уравновешенный, он до белизны в пальцах сжал рукоять камчи:
— Все это мы возьмем в Туркестане… Сами возьмем, если не хотят нам продавать!
Асан-Кайгы задумчиво посмотрел на Джаныбека:
— Мой светоч Джаныбек… Мудрость достойного предка твоего Урус-хана замечаю в тебе. Скажу, что сомневался в осуществимости твоих замыслов. То, что ушел ты от Абулхаира, мне сразу понравилось. Но не одобрял я в душе твою откочевку в Семиречье. Только теперь понял я, как далеко ты метишь… Разумеется, нам необходимы города, которые завещал своей Орде Урус-хан. Нам не нужен бухарский виноград или ташкентский урюк, как бы вкусны они ни были. Но без собственных городов, куда бы могли мы пригонять лошадей на продажу, нам не обойтись…
— Туркестан — край моих отцов, и не хочется мне проливать братскую кровь. Но что делать, если не возвратит наши города Абулхаир? Сейчас у нас еще сил маловато. Но в следующем году, когда подойдут подкрепления, придется заговорить во весь голос!
— В каждом деле своя мудрость, — вступил в разговор Котан-жырау. — Люди, уставшие от непрерывных перекочевок, стали теперь есть вволю. А когда люди обрастают жирком, их не поднимешь и плетью.
— Когда враг наступает на горло, не до жира.
Котан-жырау в раздумье покачал головой:
— Сытый не думает о еде!..
Хан Джаныбек долго слушал разговор жырау, высказывающих свое мнение о войне и мире. Не количество копий и сабель считали они и даже не численность войска, а нечто неуловимое и тем не менее самое важное. Много раз уже приходилось видеть ему в бою, как сильный отступал перед слабым, а малочисленное войско побеждало превосходящее его в несколько раз. Это была та наука, без которой не бывает настоящего полководца, и жырау были в ней лучшими учителями.
— Благодарю вас за те мысли, которые высказали вы здесь, — сказал он, обращаясь к ним. — Они сделали меня сильнее во много раз, и я никогда не забуду ваших мудрых слов!..
* * *
Для каждого жырау поставили белую юрту, и почти вровень с ханской была юрта Асана-Кайгы. Но разве живут когда-нибудь дома народные певцы! Из юрты в юрту, из аула в аул переходили они, и день, когда посещали чей-нибудь дом, оставался навечно семейным и родовым праздником. А вскоре сюда, в аулы при ставке хана Джаныбека, приехал с берегов Едиля племянник астарханского властителя Темир-бия пятнадцатилетний Шалкииз-жырау. Да, всего пятнадцать лет было ему, но уже на всю степь прославился он своей правдивостью, находчивостью и беспощадной смелостью по отношению к сильным мира сего. Вся степь присудила ему эту вескую приставку — жырау…
Большой ханский совет, который собрал в эти дни Джаныбек, тоже проходил с участием жырау. О полном объединении казахов шла на нем речь, и решено было в урочище Каратауз-Нура собрать чрезвычайную сходку вождей и батыров всех казахских родов. Туда одинаково удобно было ехать отовсюду.
Три проблемы — джаргы предстояло обсудить на этой сходке. Первая джаргы: войти всем без исключения родам и племенам в единую Орду. Вторая джаргы: учитывая отдаленность казахских кочевий друг от друга, образовать три племенных объединения — жуза соответственно занимаемой территории, экономической заинтересованности, родовым узлам и солидарности. Уже полтора века говорили о такой организации казахи, но вечная междоусобица не давала возможности прийти к какому-нибудь приемлемому для всех решению. Теперь наступил удобный момент. У каждого жуза предполагался свой бий или батыр со ставкой, но с подчинением главной ставке Белой Орды. Во многом такая организация напоминала поулусное деление Чингисхана или деление на вилайеты, предпринятое Тимуром, с той лишь разницей, что не для далеких завоевательских походов делалось это, а для собственного спасения…
Третья джаргы вытекала их двух предшествующих: объединенное казахское ханство должно было потребовать у Абулхаира возвращения своих городов по южной кромке степи. В случае несогласия с этим предстояла война…
Прошло лето, и, когда до назначенного дня осталось две недели, ханский аул в сопровождении многочисленных родственников, близких друзей и туленгутов откочевал к озеру Саумал-коль. До урочища Каратауз-Нура было отсюда полдня пути на рысистых конях.
Единственная дорога, поросшая жесткой колючкой и сухим тростником, ведет в урочище. По обе стороны от нее — твердая, как камень, солончаковая равнина. Все здесь казалось каким-то мрачным и таинственным. Черный столб, увешанный белыми лоскутами, человеческие черепа, прокаленные многовековым солнцем, напоминали о том, что в древние времена эти места считались священными, здесь производились жертвоприношения суровым степным богам.
* * *
Еще загодя послал хан Джаныбек специальный караван к Каратаузу. Было поставлено пятьдесят больших юрт для гостей, вырыты новые колодцы, откуда доставляли воду в кожаных мешках. Вдоль по оврагу протянули канаты, к которым привязывали жеребят. Большой косяк кобылиц пригнали для кумыса. Сам хан в сопровождении сыновей Джадика, Касыма и сына покойного хана Керея — Бурундука — приехал раньше всех, чтобы самолично встречать представителей родов и племен.
Вскоре стали стекаться к Каратаузу казахские бии, аксакалы и батыры. Только избранные люди знали о сходке. Почти все они были вождями родов и племен, а некоторые из них владели бесчисленными табунами лошадей и отарами овец. Каждого из них сопровождали отряды батыров и джигитов, туленгутские сотни. Власть над степью была у них в руках, и их слово много значило для хана Джаныбека…
* * *
Пятнадцатый век был тяжелым для казахского народа, и именно в этом веке разрозненные, противостоящие друг другу в жестокой и междоусобной борьбе казахские роды и племена поняли, что им наконец нужно объединиться, чтобы выжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85