И хоть еще недостаточно обучена была эта армия, но от первого натиска ее побежали регулярные войска, состоящие из опытных, закаленных в боях лашкаров. В один и тот же день были наголову разбиты оба полководца Мухаммеда-Шейбани и больше половины их войска полегло у самых подступов к степи Дешт-и-Кипчак. Оставшиеся в живых обратились в бегство, и разрозненные отряды беглецов соединились на том самом месте, откуда выступили в поход.
А конница Белой Орды продолжала преследование через безводные пески и солончаки. Тысячи трупов гнили и разлагались под туркестанским солнцем. Мало кто из выступившего войска добрался до Ташкента. Султан Касым вынужден был удерживать батыров, желавших ворваться в Ташкент и Мавераннахр. Им по простоте душевной казалось, что эта победа решила все. А султан Касым хотел, чтобы Мухаммед-Шейбани как можно дольше оставался в Хорасане и Иране. Он понимал, что Белая Орда еще не готова к решительной схватке.
Вскоре после этих событий с негласного разрешения всеказахской сходки прикочевал с Жаика со всеми чадами и домочадцами хан Бурундук. И словно вместе с ним пришли бедствия. Неслыханный джут <Д ж у т — массовый падеж скота обрушился на степь, а особенно на казахские и киргизские кочевья Притяньшанья. Зима выдалась на редкость холодной, и многие аулы оказались в бедственном положении.
Часть аулов рода дулат не смогла, как в другие годы, выехать на джайляу к Чу и Жуан-арыку. Скот был истощен, а вдобавок все взрослые мужчины, способные сидеть в седле и носить оружие, стояли под знаменем Белой Орды на туркестанской границе. Неясно было еще, будет ли Мухаммед-Шейбани продолжать свои завоевания в юго-западном направлении или вернется и всей своей мощью обрушится на степь Дешт-и-Кипчак…
Пока что оставшиеся дулатовцы заняли пустующие угодья вдоль реки Талас. Но в один несчастливый день мирные беззащитные аулы были разбужены громовым кличем: «Керей!.. Бурундук!.. Бурундук!..» Неизвестно откуда взявшиеся всадники хлестали направо и налево плетями, сбивали людей с ног, топтали лошадьми. Загорелись юрты, дикие крики, вопли, стоны и плач смешались в страшную симфонию, которую так хорошо знала степь…
Это был возвратившийся Бурундук. Узнав, что на его джайляу поселились чужие аулы, он обрадовался, что сможет хоть чем-нибудь досадить казахским родам, не пожелавшим его правления. Джайляу испокон веков считались навеки закрепленными за определенными родами, аулами и семьями. Этот порядок не смел ломать никто, даже хан. Так что султан Касым не будет иметь никакой возможности защитить дулатовцев. И полный злорадства хан Бурундук во главе полутысячи туленгутов с дубинами и плетями в руках напал на беззащитные аулы.
— Я покажу, как врываться в чужое хозяйство!.. — вопил он, возвышаясь над плачущими женщинами и детьми на своем громадном коне. — Грязные собаки! Кто разрешил вам занимать мое урочище? Воры!.. Нахальная голытьба!..
— Ведь мы же казахи, ваши подданные! — умоляли его седобородые старики. — Подождите хоть до утра и не громите наши юрты! Как рассветет, мы сами уедем отсюда!..
— Немедленно вон, или всех привяжу к хвостам!.. — заорал Бурундук и принялся хлестать камчой стариков.
От него не отставали и туленгуты. Многие аксакалы были избиты до полусмерти. Давно не нюхавший крови на поле боя Бурундук получил истинное наслаждение. Всю ночь он носился по несчастным аулам, похожий на колдуна-упыря, порастерявшего своих джиннов. Еще до рассвета все жители были выгнаны в открытую степь, а юрты их разгромлены и сожжены.
* * *
Люди шли как после вражеского нашествия, неся на плечах погибших сородичей, которых не позволили даже похоронить…
Услышав о том бесчинстве, воины-дулатовцы в приступе гнева решили пустить по ветру ханские аулы. Им вызвались помочь джигиты из других родов, которые вместе с ними плечом к плечу сражались с войском Абулхаировой Орды. И только глава рода дулат отговорил их от этого:
— В ханстве живем мы, хоть и недостойный у нас хан. Не будем же повторять беззакония, потому что конца-краю им тогда не будет. Поставим в известность обо всем султана Касыма!..
Но султан Касым уже сам скакал в ханское урочище, чтобы узнать, что там произошло. Лишь несколько батыров сопровождали его. Словно заранее узнав о его приезде, встретил Бурундук султана на краю своего аула. Хан сидел, подобный гранитной глыбе, на гигантском вороном жеребце. А позади на конях — четверо ханских сыновей, похожих на балбалы вокруг каменного идола. Все они были с ног до головы закованы в броню, литые латы закрывали им грудь, руки и ноги обмотаны кольчугой. Палицы с чугунными наконечниками свисали с боков, двуострые пики торчали над головами…
В грозном молчаливом строю встретили они приближающихся батыров. Имевший даже в обычные дни устрашающий вид, Бурундук был сейчас по-настоящему страшен. Почерневшее лицо его было давно не брито, щетина торчала, как у старого камышового кабана, глаза налились кровью…
Батыры остановились на расстоянии.
— Ассалаумагалейкум, Бурундук-хан! — поздоровались они, не слезая с коней.
Только сыновья едва заметно пошевелили губами, а Бурундук даже не ответил на приветствие.
— Подъезжай-ка ко мне, мой султан Касым, — прорычал он, помахивая дубиной. — У меня есть о чем с тобой поговорить!
Вряд ли мог остаться в живых тот, кто познакомился бы с дубиной Бурундука. А от этого человека можно всего ожидать. Чтобы исполнить задуманное, он не отказался от самых гнусных преступлений. Теперь же он походил на тарантула, умирающего от собственного укуса. И казахские батыры невольно двинулись вперед, прикрывая своими телами султана Касыма.
— Прочь с дороги, подлая чернь! — заорал Бурундук, потрясая дубиной. — Не можете вы быть посредниками между ханами! Сам иди ко мне, Касым!..
Батыры невольно опешили от такого оскорбления.
— Подайтесь назад, я сам поговорю с ним! — спокойным голосом приказал султан Касым и, раздвинув батыров, подъехал к Бурундуку.
И вдруг Касым в растерянности опустил руки. Из глаз Бурундука катились слезы величиной с лесной орех. Они пробегали по почерневшему лицу и падали в пыль. Лишь однажды в детстве видел Касым плачущего от ярости черного верблюда и невольно вспомнил эту жуткую картину. Мурашки поползли у него по спине, и он невольно отшатнулся.
Но Бурундук не обратил внимания на это. Нисколько не стесняясь своих слез и даже не вытерев их, он грозно надвинулся на Касыма.
— Оказывается, ханский титул только жжет и мучает человека, если люди отвернутся от его! — заговорил он каким-то не своим, надтреснутым и охрипшим голосом. — Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Такие вещи словами не объяснишь! — тихо промолвил султан Касым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
А конница Белой Орды продолжала преследование через безводные пески и солончаки. Тысячи трупов гнили и разлагались под туркестанским солнцем. Мало кто из выступившего войска добрался до Ташкента. Султан Касым вынужден был удерживать батыров, желавших ворваться в Ташкент и Мавераннахр. Им по простоте душевной казалось, что эта победа решила все. А султан Касым хотел, чтобы Мухаммед-Шейбани как можно дольше оставался в Хорасане и Иране. Он понимал, что Белая Орда еще не готова к решительной схватке.
Вскоре после этих событий с негласного разрешения всеказахской сходки прикочевал с Жаика со всеми чадами и домочадцами хан Бурундук. И словно вместе с ним пришли бедствия. Неслыханный джут <Д ж у т — массовый падеж скота обрушился на степь, а особенно на казахские и киргизские кочевья Притяньшанья. Зима выдалась на редкость холодной, и многие аулы оказались в бедственном положении.
Часть аулов рода дулат не смогла, как в другие годы, выехать на джайляу к Чу и Жуан-арыку. Скот был истощен, а вдобавок все взрослые мужчины, способные сидеть в седле и носить оружие, стояли под знаменем Белой Орды на туркестанской границе. Неясно было еще, будет ли Мухаммед-Шейбани продолжать свои завоевания в юго-западном направлении или вернется и всей своей мощью обрушится на степь Дешт-и-Кипчак…
Пока что оставшиеся дулатовцы заняли пустующие угодья вдоль реки Талас. Но в один несчастливый день мирные беззащитные аулы были разбужены громовым кличем: «Керей!.. Бурундук!.. Бурундук!..» Неизвестно откуда взявшиеся всадники хлестали направо и налево плетями, сбивали людей с ног, топтали лошадьми. Загорелись юрты, дикие крики, вопли, стоны и плач смешались в страшную симфонию, которую так хорошо знала степь…
Это был возвратившийся Бурундук. Узнав, что на его джайляу поселились чужие аулы, он обрадовался, что сможет хоть чем-нибудь досадить казахским родам, не пожелавшим его правления. Джайляу испокон веков считались навеки закрепленными за определенными родами, аулами и семьями. Этот порядок не смел ломать никто, даже хан. Так что султан Касым не будет иметь никакой возможности защитить дулатовцев. И полный злорадства хан Бурундук во главе полутысячи туленгутов с дубинами и плетями в руках напал на беззащитные аулы.
— Я покажу, как врываться в чужое хозяйство!.. — вопил он, возвышаясь над плачущими женщинами и детьми на своем громадном коне. — Грязные собаки! Кто разрешил вам занимать мое урочище? Воры!.. Нахальная голытьба!..
— Ведь мы же казахи, ваши подданные! — умоляли его седобородые старики. — Подождите хоть до утра и не громите наши юрты! Как рассветет, мы сами уедем отсюда!..
— Немедленно вон, или всех привяжу к хвостам!.. — заорал Бурундук и принялся хлестать камчой стариков.
От него не отставали и туленгуты. Многие аксакалы были избиты до полусмерти. Давно не нюхавший крови на поле боя Бурундук получил истинное наслаждение. Всю ночь он носился по несчастным аулам, похожий на колдуна-упыря, порастерявшего своих джиннов. Еще до рассвета все жители были выгнаны в открытую степь, а юрты их разгромлены и сожжены.
* * *
Люди шли как после вражеского нашествия, неся на плечах погибших сородичей, которых не позволили даже похоронить…
Услышав о том бесчинстве, воины-дулатовцы в приступе гнева решили пустить по ветру ханские аулы. Им вызвались помочь джигиты из других родов, которые вместе с ними плечом к плечу сражались с войском Абулхаировой Орды. И только глава рода дулат отговорил их от этого:
— В ханстве живем мы, хоть и недостойный у нас хан. Не будем же повторять беззакония, потому что конца-краю им тогда не будет. Поставим в известность обо всем султана Касыма!..
Но султан Касым уже сам скакал в ханское урочище, чтобы узнать, что там произошло. Лишь несколько батыров сопровождали его. Словно заранее узнав о его приезде, встретил Бурундук султана на краю своего аула. Хан сидел, подобный гранитной глыбе, на гигантском вороном жеребце. А позади на конях — четверо ханских сыновей, похожих на балбалы вокруг каменного идола. Все они были с ног до головы закованы в броню, литые латы закрывали им грудь, руки и ноги обмотаны кольчугой. Палицы с чугунными наконечниками свисали с боков, двуострые пики торчали над головами…
В грозном молчаливом строю встретили они приближающихся батыров. Имевший даже в обычные дни устрашающий вид, Бурундук был сейчас по-настоящему страшен. Почерневшее лицо его было давно не брито, щетина торчала, как у старого камышового кабана, глаза налились кровью…
Батыры остановились на расстоянии.
— Ассалаумагалейкум, Бурундук-хан! — поздоровались они, не слезая с коней.
Только сыновья едва заметно пошевелили губами, а Бурундук даже не ответил на приветствие.
— Подъезжай-ка ко мне, мой султан Касым, — прорычал он, помахивая дубиной. — У меня есть о чем с тобой поговорить!
Вряд ли мог остаться в живых тот, кто познакомился бы с дубиной Бурундука. А от этого человека можно всего ожидать. Чтобы исполнить задуманное, он не отказался от самых гнусных преступлений. Теперь же он походил на тарантула, умирающего от собственного укуса. И казахские батыры невольно двинулись вперед, прикрывая своими телами султана Касыма.
— Прочь с дороги, подлая чернь! — заорал Бурундук, потрясая дубиной. — Не можете вы быть посредниками между ханами! Сам иди ко мне, Касым!..
Батыры невольно опешили от такого оскорбления.
— Подайтесь назад, я сам поговорю с ним! — спокойным голосом приказал султан Касым и, раздвинув батыров, подъехал к Бурундуку.
И вдруг Касым в растерянности опустил руки. Из глаз Бурундука катились слезы величиной с лесной орех. Они пробегали по почерневшему лицу и падали в пыль. Лишь однажды в детстве видел Касым плачущего от ярости черного верблюда и невольно вспомнил эту жуткую картину. Мурашки поползли у него по спине, и он невольно отшатнулся.
Но Бурундук не обратил внимания на это. Нисколько не стесняясь своих слез и даже не вытерев их, он грозно надвинулся на Касыма.
— Оказывается, ханский титул только жжет и мучает человека, если люди отвернутся от его! — заговорил он каким-то не своим, надтреснутым и охрипшим голосом. — Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Такие вещи словами не объяснишь! — тихо промолвил султан Касым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85