Но с каждым разом все меньше и меньше воинов оставалось у Салимгирея. Никто из них не надеялся на пощаду и потому предпочитал лучше умереть, чем отдать себя в руки преследователей.
Однажды, когда казалось, что наконец-то все позади, отряд попал в засаду. Плечом к плечу отбивались Салимгирей и Кундуз от наседающих врагов, но вдруг конь девушки встал на дыбы. Последнее, что успел увидеть Салимгирей, это стрелу, торчащую из горла коня, и черные змеи волосяных арканов, опутавших Кундуз. Пробиться он к ней на помощь не сумел.
Велико было удивление монголов, когда оказалось, что схваченный ими воин — женщина.
Тудай-Менгу, предводитель отряда, вглядываясь в лицо Кундуз, пораженный ее красотой, цокал языком и повторял:
— И такая красавица могла умереть! Пай-пай! Девушка-батыр! Я возьму ее себе пятой женой. Она родит мне сыновей — бесстрашных воинов…
Но Ногай, узнав об удивительной пленнице, отобрал ее у Тудай-Менгу.
— Я отправлю ее хану Берке, — сказал он. — Все, что имеет цену, принадлежит нашему повелителю. Такая красота стоит тысячи золотых монет.
— Отдай девушку мне, — упрашивал Тудай-Менгу, — я и сам заплачу кому угодно эту тысячу!
Но Ногай был непреклонен.
Берке узнал Кундуз. И снова, как тогда, когда он впервые увидел ее на рассвете, верхом на прекрасном иноходце, в душе его проснулось желание.
Глядя на девушку маслено поблескивающими глазами, хан сказал:
— Аллах велик! Где бы ты ни была, куда бы ни старалась скрыться, он вернул тебя мне. Так будет во веки веков…
Кундуз молчала. Если бы Берке знал, сколько скопилось в душе девушки ненависти к нему, он приказал бы ее немедленно казнить.
Хан велел позвать младшую жену Акжамал, дочь бая из рода аргын, и приказал ей:
— Возьми пленницу к себе, и пусть она станет тебе сестрой. За время скитаний она огрубела. Научи ее тому, что должна знать женщина…
«Придет время, — думал Берке, — и я сделаю ее своей женой. Что из того, что она не захочет этого? Великий Чингиз-хан учил: „Если враг твой лишился сил, не убивай его, а лучше надругайся над ним“. Тому, кому повинуется Золотая Орда, подчинится любая женщина. Пусть перебесится, привыкнет к мысли, что для нее нет иного выхода. Ведь и с Акжамал было подобное. Теперь же она покорна…» При мысли об Акжамал сердце хана охватила сладкая истома.
Хороша младшая жена. Лицо ее румяно, а тело белое и гибкое, как тростинка. Она тоже не хотела становиться его женой.
Самой младшей была она в семье аргынского бая, владельца несметных косяков лошадей. Избалованной, веселой была Акжамал… Но пришло время…
Девичья доля подобна доле жеребенка. Жеребенку, когда он становится стригунком, одевают недоуздок. Девочке, когда она повзрослеет, приходится надеть кимешек — белый головной убор. И с этого времени словно ветер уносит прочь все шалости, все легкомыслие.
В шестнадцать лет пришлось Акжамал надеть кимешек и стать женой Берке-хана.
Что проку, что она сопротивлялась и плакала. Отец ее, боясь гнева Берке, связал дочь арканом и отправил Акжамал тому, кто ее пожелал.
Хорошо помнил Берке, как впервые увидел Акжамал. Он гостил тогда у своего брата Орду — повелителя Голубой Орды. Возвращаясь с охоты, они заехали в богатый аул аргынов, чтобы утолить жажду — напится кумыса. Здесь и попала ему на глаза девушка.
— Отдай ее мне, — попросил Берке брата.
Орду сказал баю:
— Ты слышал просьбу хана Золотой Орды? Сделай так, как этого хочет он. А если не отдашь дочь…
Последнее он мог не говорить. Кто бы посмел перечить воле и желаниям двух ханов?
Так Акжамал стала четвертой женой Берке.
Шло время, а она не могла полюбить хана. Тело ее принадлежало ему, но душа оставалась непокорной и свободной.
Берке это чувствовал, и порой раздражение охватывало его, но он не мог не любоваться печальной красотой Акжамал.
Поручая Кундуз молодой жене, Берке не рассчитывал на то, что Акжамал станет от этого веселее. Другое задумал хан.
Он помнил, как в свое время, когда он привез ее, остальные жены, жившие до этого в дружбе и мире, вдруг начали ссориться друг с другом и ревновать его к Акжамал. Теперь же Берке хотел, чтобы она воспылала ревностью к сопернице. Ведь Акжамал — женщина, и не может ее сердце остаться равнодушным и спокойным, если ее место займет другая. А станет ревновать — не заметит, как потянется к хану, ища его любви и расположения.
Шли дни, а надежды Берке не оправдывались. Младший визирь, каждое утро доносящий хану о том, что делается в его женских юртах, рассказывал, что Акжамал и Кундуз не только не ссорятся, но, наоборот, подружились.
Хан знал, что визирь его не обманывает, и в то же время не хотел верить ему. Не могло быть такого, чтобы одна красивая женщина не ревновала другую. Наверное, Акжамал только делает вид, что ей все равно — станет ли Кундуз очередной женой хана или нет.
Однажды, как обычно в сопровождении нукеров, хан приехал к камышовому озеру. Лето в тот год выдалось дождливое, зато осень пришла тихая и теплая, вся в пестрых одеждах. Золотом и багрянцем засияли дальние леса, и даже степь не казалась сухой и бурой, а была похожа на мягкий пестрый ковер. Тонкие серебряные паутинки медленно пылали в золотистом свете утра.
По глади озера плавал одинокий лебедь. Иногда он вытягивал красивую тонкую шею к выцветшему за лето бездонному небу, и тоскливый крик летел над водой, над таинственно шуршащими пушистыми метелками камышей.
Улетели в теплые края птицы, которые летом появлялись на озере рядом с одиноким лебедем. Они были дикими и свободными и имели сильные крылья.
Берке больше не пугало одиночество священной для него птицы. Дела в Орде шли хорошо, и свершилось то, что он задумал. Все чингизиды, все жадно и завистливо смотрящие в его сторону почувствовали, что Золотая Орда по-прежнему сильна и сумеет покарать каждого, кто посмел поднять на нее меч.
Странно, но печальный клик лебедя будил в душе Берке не грусть, а чувство удовлетворения и тихой радости.
Хан насторожился. Откуда-то из-за камышей донеслись до него негромкие голоса людей.
Берке приподнялся на стременах, стараясь разглядеть тех, кто находился за стеной негустого камыша. Это были Акжамал и Кундуз.
Женщины шли прямо к нему, а поодаль, отстав от них, на почтительном расстоянии брели девушки-служанки. Замыкали шествие нукеры из охраны ханских жен.
Голова Акжамал была низко опущена, зато лицо Кундуз хан видел хорошо. Нежный румянец освещал ее щеки, она что-то оживленно говорила спутнице. Он невольно залюбовался стройной фигурой молодой женщины.
«Чему она радуется? — вдруг раздраженно подумал Берке. — Сейчас скажу ей, что пришло время, когда она должна стать моей женой, и посмотрю, что отразится на ее лице».
Хан чуть тронул повод своего коня и преградил путь идущим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Однажды, когда казалось, что наконец-то все позади, отряд попал в засаду. Плечом к плечу отбивались Салимгирей и Кундуз от наседающих врагов, но вдруг конь девушки встал на дыбы. Последнее, что успел увидеть Салимгирей, это стрелу, торчащую из горла коня, и черные змеи волосяных арканов, опутавших Кундуз. Пробиться он к ней на помощь не сумел.
Велико было удивление монголов, когда оказалось, что схваченный ими воин — женщина.
Тудай-Менгу, предводитель отряда, вглядываясь в лицо Кундуз, пораженный ее красотой, цокал языком и повторял:
— И такая красавица могла умереть! Пай-пай! Девушка-батыр! Я возьму ее себе пятой женой. Она родит мне сыновей — бесстрашных воинов…
Но Ногай, узнав об удивительной пленнице, отобрал ее у Тудай-Менгу.
— Я отправлю ее хану Берке, — сказал он. — Все, что имеет цену, принадлежит нашему повелителю. Такая красота стоит тысячи золотых монет.
— Отдай девушку мне, — упрашивал Тудай-Менгу, — я и сам заплачу кому угодно эту тысячу!
Но Ногай был непреклонен.
Берке узнал Кундуз. И снова, как тогда, когда он впервые увидел ее на рассвете, верхом на прекрасном иноходце, в душе его проснулось желание.
Глядя на девушку маслено поблескивающими глазами, хан сказал:
— Аллах велик! Где бы ты ни была, куда бы ни старалась скрыться, он вернул тебя мне. Так будет во веки веков…
Кундуз молчала. Если бы Берке знал, сколько скопилось в душе девушки ненависти к нему, он приказал бы ее немедленно казнить.
Хан велел позвать младшую жену Акжамал, дочь бая из рода аргын, и приказал ей:
— Возьми пленницу к себе, и пусть она станет тебе сестрой. За время скитаний она огрубела. Научи ее тому, что должна знать женщина…
«Придет время, — думал Берке, — и я сделаю ее своей женой. Что из того, что она не захочет этого? Великий Чингиз-хан учил: „Если враг твой лишился сил, не убивай его, а лучше надругайся над ним“. Тому, кому повинуется Золотая Орда, подчинится любая женщина. Пусть перебесится, привыкнет к мысли, что для нее нет иного выхода. Ведь и с Акжамал было подобное. Теперь же она покорна…» При мысли об Акжамал сердце хана охватила сладкая истома.
Хороша младшая жена. Лицо ее румяно, а тело белое и гибкое, как тростинка. Она тоже не хотела становиться его женой.
Самой младшей была она в семье аргынского бая, владельца несметных косяков лошадей. Избалованной, веселой была Акжамал… Но пришло время…
Девичья доля подобна доле жеребенка. Жеребенку, когда он становится стригунком, одевают недоуздок. Девочке, когда она повзрослеет, приходится надеть кимешек — белый головной убор. И с этого времени словно ветер уносит прочь все шалости, все легкомыслие.
В шестнадцать лет пришлось Акжамал надеть кимешек и стать женой Берке-хана.
Что проку, что она сопротивлялась и плакала. Отец ее, боясь гнева Берке, связал дочь арканом и отправил Акжамал тому, кто ее пожелал.
Хорошо помнил Берке, как впервые увидел Акжамал. Он гостил тогда у своего брата Орду — повелителя Голубой Орды. Возвращаясь с охоты, они заехали в богатый аул аргынов, чтобы утолить жажду — напится кумыса. Здесь и попала ему на глаза девушка.
— Отдай ее мне, — попросил Берке брата.
Орду сказал баю:
— Ты слышал просьбу хана Золотой Орды? Сделай так, как этого хочет он. А если не отдашь дочь…
Последнее он мог не говорить. Кто бы посмел перечить воле и желаниям двух ханов?
Так Акжамал стала четвертой женой Берке.
Шло время, а она не могла полюбить хана. Тело ее принадлежало ему, но душа оставалась непокорной и свободной.
Берке это чувствовал, и порой раздражение охватывало его, но он не мог не любоваться печальной красотой Акжамал.
Поручая Кундуз молодой жене, Берке не рассчитывал на то, что Акжамал станет от этого веселее. Другое задумал хан.
Он помнил, как в свое время, когда он привез ее, остальные жены, жившие до этого в дружбе и мире, вдруг начали ссориться друг с другом и ревновать его к Акжамал. Теперь же Берке хотел, чтобы она воспылала ревностью к сопернице. Ведь Акжамал — женщина, и не может ее сердце остаться равнодушным и спокойным, если ее место займет другая. А станет ревновать — не заметит, как потянется к хану, ища его любви и расположения.
Шли дни, а надежды Берке не оправдывались. Младший визирь, каждое утро доносящий хану о том, что делается в его женских юртах, рассказывал, что Акжамал и Кундуз не только не ссорятся, но, наоборот, подружились.
Хан знал, что визирь его не обманывает, и в то же время не хотел верить ему. Не могло быть такого, чтобы одна красивая женщина не ревновала другую. Наверное, Акжамал только делает вид, что ей все равно — станет ли Кундуз очередной женой хана или нет.
Однажды, как обычно в сопровождении нукеров, хан приехал к камышовому озеру. Лето в тот год выдалось дождливое, зато осень пришла тихая и теплая, вся в пестрых одеждах. Золотом и багрянцем засияли дальние леса, и даже степь не казалась сухой и бурой, а была похожа на мягкий пестрый ковер. Тонкие серебряные паутинки медленно пылали в золотистом свете утра.
По глади озера плавал одинокий лебедь. Иногда он вытягивал красивую тонкую шею к выцветшему за лето бездонному небу, и тоскливый крик летел над водой, над таинственно шуршащими пушистыми метелками камышей.
Улетели в теплые края птицы, которые летом появлялись на озере рядом с одиноким лебедем. Они были дикими и свободными и имели сильные крылья.
Берке больше не пугало одиночество священной для него птицы. Дела в Орде шли хорошо, и свершилось то, что он задумал. Все чингизиды, все жадно и завистливо смотрящие в его сторону почувствовали, что Золотая Орда по-прежнему сильна и сумеет покарать каждого, кто посмел поднять на нее меч.
Странно, но печальный клик лебедя будил в душе Берке не грусть, а чувство удовлетворения и тихой радости.
Хан насторожился. Откуда-то из-за камышей донеслись до него негромкие голоса людей.
Берке приподнялся на стременах, стараясь разглядеть тех, кто находился за стеной негустого камыша. Это были Акжамал и Кундуз.
Женщины шли прямо к нему, а поодаль, отстав от них, на почтительном расстоянии брели девушки-служанки. Замыкали шествие нукеры из охраны ханских жен.
Голова Акжамал была низко опущена, зато лицо Кундуз хан видел хорошо. Нежный румянец освещал ее щеки, она что-то оживленно говорила спутнице. Он невольно залюбовался стройной фигурой молодой женщины.
«Чему она радуется? — вдруг раздраженно подумал Берке. — Сейчас скажу ей, что пришло время, когда она должна стать моей женой, и посмотрю, что отразится на ее лице».
Хан чуть тронул повод своего коня и преградил путь идущим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80