Отступление Барака было столь беспорядочным и поспешным, что, уходя от погони, он упал с лошади, повредил позвоночник, и у него отнялись ноги.
Почувствовав, что дела Барака плохи и что он еще не успел собрать новое войско, зашевелились молчавшие до поры потомки Джагатая. Положение Барака было тяжелым. В отчаянии он снова обратился к своему побратиму Кайду.
Тот вновь выразил готовность помочь и двинулся с двадцатитысячным войском к среднему течению Сейхуна. Но движение его было неспешным, словно воины его оседлали не коней, а медлительных волов. Кайду выжидал. Ему было все равно, кто победит. Под его началом было свежее, привычное к битвам войско.
Случилось невероятное. Барак, лишенный возможности ходить, с только что набранным, необученным войском одержал победу.
Теперь Кайду ему не был нужен, и он попросил его повернуть свои тумены вспять.
Однако не за тем шел Кайду и не о возвращении были его помыслы. Настало время действовать. Близкой была пожива, а какой чингизид откажется от нее, если для этого даже потребуется лишиться близкого по крови человека.
Повод для гнева легко найти.
Кайду обвинил Барака в том, что тот мешал его людям собирать налог с принадлежащих ему по решению курултая бухарских ремесленников.
Тумены Кайду в эту же ночь окружили уставшее после битвы войско Барака. Не дожив до рассвета, Барак умер.
Разное говорили люди. Одни — что сердце эмира разорвалось, не выдержав предательства, другие — что его отравил посланный Кайду человек.
Кто мог назвать истинную причину? Одно знали люди — чингизиды всегда умирают быстро и неожиданно. К этому все давно привыкли…
* * *
Что бы ни говорили люди, а Кайду повелел похоронить Барака пышно, так, как этого заслуживал всякий, принадлежащий к роду великого Чингиз-хана. Совершив то, что полагалось по монгольским обычаям, дальше Кайду поступил по-своему.
Все потомки Джагатая, явившиеся с повинной и жалобами на притеснения со стороны покойного, получили долю от его имущества. Жена Мубарек-шаха на глазах Кайду вырвала из ушей жены Барака золотые серьги, но он не пожелал пресечь надругательства над женщиной, которая еще недавно делила ложе с его побратимом. Прошел всего год, как грудь Кайду касалась груди Барака и в золотой чаше смешалась их кровь в знак вечности…
Присоединив к своим туменам войско Барака, Кайду приобрел великую силу. Не избранный еще ханом, он стал могучим и грозным. Отныне принадлежащие ему земли простирались от Китайского ханства Кубылая на востоке до границ с Золотой Ордой на севере и западе и до ильханства Кулагу на юге.
С равнодушным презрением смотрел теперь Кайду в сторону Золотой Орды, которая не раз в трудную минуту помогала ему.
После поминок Берке, когда хан Менгу-Темир показал свою справедливость, положение его среди главной опоры — кипчаков — укрепилось. Правда, хан знал, что оно недорого стоит. Кипчаки являлись основной силой, но не следовало забывать, что это все-таки покоренный монголами народ и надо всегда быть готовым к любым неожиданностям. Менгу-Темир хорошо помнил совет Ногая, который в свое время давал хану Берке: войти в орусутские земли и превратить орусутов в монголов. Неужели умный Ногай не понимает, что покоренные народы — огромное озеро, а монголы горсть соли? Стоит разжать кулак — и соль растворится без следа.
Хан с усмешкой подумал, что если бы он последовал советам Ногая и осел со своим войском в орусутских землях, то кто знает, не оказался бы он уже через год крещеным и не пришлось бы ему и его воинам надеть орусутские одежды?
Больше чем усиление Кайду, Менгу-Темира беспокоили дела, происходящие в землях, лежащих к западу от Золотой Орды. Если здесь, в степи, кипчаки начинают поднимать голову и осознавать себя единым народом, то что должно происходить в орусутских землях, где знали и умели больше, чем просто пасти скот?
Минуло почти сорок лет, как промчалась через орусутские земли монгольская конница, топча поля и предавая города огню. По-прежнему не могут орусутские княжества объединиться, по-прежнему ссорятся князья, и в этом счастье монголов. В последнее время заговорили о княжествах Тверском и Московском. Но и здесь не ищут объединения, а продолжают вести давние тяжбы и споры.
На Москве сидит сын князя Александра Невского — Даниил. Кто знает, что замышляет он? Не станет ли Даниил именем отца своего собирать вокруг себя орусутов? Другие княжества словно спрятали Москву, заслонили своими землями от Золотой Орды, и Москва крепнет с каждым годом; растет ее казна оттого, что многие торговые пути пролегли через этот город.
Если Москва объединится с Тверским княжеством, то не потянутся ли к ним другие, не придется ли тогда Золотой Орде забыть о Кайду и вновь направить на орусутов свои тумены? Все это тревожило Менгу-Темира. Времена изменились, и борьба с ними на этот раз может оказаться более тяжелой, чем при Бату-хане.
Но жаждущие богатства и славы были не только среди чингизидов. Орусутские князья по-прежнему не мирились друг с другом, а в глазах их часто вспыхивал огонь алчности и зависти. Пока не исчезнет это в орусутских землях, ничто не грозит Золотой Орде. Просто там надо иметь свои глаза и уши и не упустить момент, когда придет пора вмешаться.
Джучи, Бату, Берке… Каждый хан считал себя умнее и дальновиднее своего предшественника. Каждый искал свой путь, но так и не смог свернуть с глубокой колеи, проложенной ордой Чингиз-хана. Очень скоро понял Менгу-Темир, что эта дорога единственно верная и для него. Властвовать над покоренными народами и держать их в крепкой узде можно только так, как учил великий предок. Для этого необходимы были сильное войско и золото.
Собираясь завоевать полмира, Чингиз-хан брал у покоренных народов все, что нужно было для его туменов. У тангутов государства Си Ся он отнял железо и повелел сделать из него сабли для своих воинов, у китайцев забрал порох, стенобитные и метательные машины. Так его войско стало самым сильным.
У Золотой Орды силы тоже немалые. Но, чтобы войско повиновалось хану, он должен быть богатым, щедрым и одаривать каждого, кто проявил смелость в битве или достоин этого за верную службу.
Чингиз-хан все брал в сражениях, грабя цветущие, давно не знавшие разорительных набегов города. Но еще мудрый советник хана Угедэя — Елюй Чуцай говорил: «Землею, которую завоевал верхом на коне, невозможно править, оставаясь в седле». Нельзя было без вреда для самой Золотой Орды бесконечно грабить много раз ограбленных.
Менгу-Темир считал, что настало время заняться внутренними делами Орды.
Он увеличил налоги, взимаемые с покоренных народов, с ремесленников и тоговцев. Отныне каждый платил за то, что жил, платил с поголовья скота и с засеянного поля, платил за убитую дичь и пойманную рыбу, за срубленное дерево и выкованную подкову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80