Проворная рука нукера откинула ковер, закрывающий вход, и в юрту вошла Улжатай. Менгу-Темир вздрогнул. Младшая жена словно подслушала его слова, словно угадала то, что здесь только что произошло. В юрте было светло от падающего через верхнее отверстие света, и хан хорошо видел жещину.
Стройная, с тонкими чертами лица, с высокой грудью, она стояла перед Менгу-Темиром и улыбалась.
Дочь ойротского эмира Бука-Темира, рожденная младшей дочерью Чингиз-хана — Чичиган, она всегда вела себя так, как хотела, и позволяла себе многое из того, что не смели позволить другие жены хана.
Двух сыновей и двух дочерей подарила она Менгу-Темиру, и хан очень любил Улжатай.
Вот и сейчас, глядя на нее, Менгу-Темир почувствовал, как сильно забилось сердце. Мелькнула злая мысль: «Пусть умрет Абаш. Кроме него есть еще девять сыновей, и всегда будет, кому оставить трон».
Лицо Улжатай сделалось вдруг сердитым и капризным:
— Великий хан, неужели ты считаешь, что стал старым, а я могу поменять золото на медь?
— О чем ты? — хрипло спросил Менгу-Темир.
— Я о твоем визире Катае. Этот человек уже давно не ходит, как все люди, а ползет, извиваясь, словно червь…
— Что он сделал тебе?
— Он хочет посеять между нами вражду… Его душа полна черных замыслов…
Хан недоверчиво усмехнулся. Откуда ему было знать то, что знала Улжатай?
Визирь, оберегая самолюбие хана, сказал только о том, что жена изменяет, но не стал рассказывать, что на рассвете этого дня застал Улжатай и Абаша, когда они занимались любовью.
Не знал Менгу-Темир, что весь сегодняшний день жена его провела в тревоге. Она надеялась, что Абашу удастся убрать визиря прежде, чем тот донесет хану, но когда увидела, что Катай вышел из юрты Менгу-Темира, а после него туда вошел воин-музалим, надежды на счастливый исход не осталось. Надо было действовать. Поэтому она и пришла к хану.
Глаза Улжатай сделались властными и требовательными.
— Я ни о чем не хотела тебе говорить, чтобы не замутить источник нашей с тобой радости… Скажи мне, разве я когда-нибудь или в чем-нибудь обманывала тебя?
Менгу-Темир выжидательно молчал.
Улжатай вдруг невесело улыбнулась:
— Наверное, правильно говорят кипчаки, что нет мужчины, который бы не смотрел похотливо на красивую женщину и не пил бы кумыс…
Хан насторожился. Неужели и Катай относится к тем, кто не может пройти мимо красивой женщины? Он уже стар. Ему ли думать об этом? А если он по злобе оговорил Улжатай и Абаша?
— С тех пор как я стала твоей женой, я не смела даже подумать о том, чтобы бросить тень на твое имя… Я еще раз хочу спросить, о великий хан, было ли такое, чтобы я сказала неправду?
Менгу-Темир подумал, что женщина права. Он ни в чем не мог ее упрекнуть. И все-таки он снова не ответил на вопрос Улжатай, а продолжал рассматривать ее лицо сузившимися глазами.
— Тогда знай. Вчера твой визирь, этот червь, сказал мне, чтобы я пригрела его и разделила с ним постель. А если я откажусь или скажу тебе о его домогательстве, то…— Улжатай вдруг улыбнулась, приоткрылись алые полные губы, влажно блеснули белые, жемчужные зубы. — Я не испугалась. Я знала, что ничто не может замутить твою веру в меня. И угрозам визиря я не поверила. Никто не смеет сказать плохо о жене хана, даже если она в чем-то и виновата. Тайна хана и тайна ханум священны. Разве не достоин жалости и снисхождения тот, кто бросает тень на Золотую Орду?
Улжатай на миг замолчала, потом вдруг вскинула голову, и лицо ее осветила юная счастливая улыбка.
— Я рассказала тебе об этом, о великий хан, чтобы ты еще раз убедился, что у меня нет от тебя тайн. Забудем об этом разговоре…— Она приблизилась к Менгу-Темиру, и он почувствовал на лице ее горячее дыхание и услышал шепот: — Я соскучилась по тебе!.. Ты так давно не приходил!.. Не забывай меня, мой повелитель!..
Не дожидаясь ответа, Улжатай метнулась к выходу и исчезла так же быстро, как и появилась в юрте.
Когда настала ночь, Менгу-Темир отправился в юрту младшей жены.
Она была горяча, руки ее нежны, а тело казалось упругим и шелковистым, словно итильская волна.
Хан подумал, что и он истосковался по любимой младшей жене.
Тайна ханум — ханская тайна. А тайна хана — тайна Золотой Орды…
На рассвете, когда усталый от любви и ласк Менгу-Темир заснул, вместо Абаша в своей юрте был удавлен визирь Катай.
С этого дня больше никто из приближенных не имел плохих мыслей об Улжатай и ничьи глаза не видели, а уши не слышали ничего такого, что бы нужно было сообщать хану. Прежний мир и порядок воцарились в ставке Золотой Орды.
Улжатай не упускала теперь возможности лишний раз увидеть Менгу-Темира, и хан, незаметно следя за ней глазами, каждый раз, замирая сердцем, думал о том, какая она красивая, и желание обладать ею, чувствовать ее тело просыпалось в нем, туманило голову.
Видно, не знал мудрый Катай, что сильнее любой мудрости на свете — женские чары.
Однажды Улжатай пришла к хану, когда он был один. Так бывало редко, и Менгу-Темир понял, что младшая жена ему что-то хочет сказать.
Белые тонкие руки Улжатай протянули хану чашу с кумысом.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — спросил Менгу-Темир.
— Да, — женщина улыбнулась. — Приехали сваты из отцовского аула. Они просят, чтобы наша дочь Курт-Фуджи стала младшей женой моего брата Таутая.
Менгу-Темир прищурился. Таутай, самый старший из братьев Улжатай, стал после смерти своего отца Бука-Темира эмиром ойратского рода.
Поглаживая жидкую, уже тронутую сединой бороду, хан сказал:
— Это хорошо, когда приезжают сваты. Коль будет овца без кошкара, корова без быка, кобыла без жеребца, а верблюдица без буры, то откуда возьмутся ягненок и теленок, жеребенок и верблюжонок? Если монгольская девушка не выйдет замуж, то откуда возьмутся новые воины? Хорошие мысли бродят в голове Таутай-эмира. Но только из него не получится ни кошкара, ни быка, ни жеребца, ни буры. Слишком он стар, чтобы от него мог родиться монгол. И поэтому я не отдам ему в жены Курт-Фуджи. Она станет женой султана Корман Союрготмыша.
— Говорят, что султан болен, — осторожно возразила Улжатай.
— Пусть. Я найду Курт-Фуджи другого мужа. — Менгу-Темир вдруг засмеялся. — А как ты посмотришь на то, если я отдам ее какому-нибудь орусутскому князю, а у орусутов возьму жен для моих сыновей?
Улжатай с удивлением смотрела на Менгу-Темира. Трудно было понять: шутил хан или высказал нечаянно какую-то свою затаенную мысль.
Не знал тогда Менгу-Темир, что судьба по-своему распорядится жизнью его дочери. Она не станет женою орусутского князя, а будет отдана султану Корман Союрготмышу. Через год султан умрет, и Курт-Фуджи возьмет в жены Сабылмыш — сын одного из братьев Улжатай. Через три года смерть настигнет и его. И тогда совершится то, что было предначертано Небом, — дочь хана Золотой Орды станет женой шестидесятилетнего Таутая, сватам которого отказал в свое время Менгу-Темир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80