Она снисходительно взглянула на меня, как будто ощущала возникшие у меня сомнения. -- Что может быть лучше? -задала она риторический вопрос. -- Помочь совершенно незнакомому человеку -- это безрассудное действие, или акт большого самообладания. Мой случай -- это последнее.
Не зная, что сказать, я не нашла ничего лучшего, как уставиться в ее глаза, которые, казалось, воспринимали мир с изумлением и любопытством. В ней было что-то странно успокаивающее. Дело было не только в том, что я доверяла ей, -мне казалось, что я знакома с ней всю жизнь. Я чувствовала существующие между нами связь и близость.
Когда я наблюдала, как она исчезла за дверью, чтобы взять свои вещи, я собралась связать и закрепить багаж в автомобиле. Мне не хотелось оказаться в затруднительном положении, проявив дерзость, что так много раз случалось прежде. Но какое-то необъяснимое любопытство удержало меня, несмотря на хорошо знакомое ноющее чувство тревоги.
Я прождала около двадцати минут, как вдруг женщина, одетая в красный брючный костюм и туфли на платформе, вышла из двери за конторкой клерка. Она задержалась под лампой. Обдуманным жестом она откинула назад свою голову так, что локоны ее белокурых волос замерцали на свету.
-- Ты не узнала меня, не так ли? -- Она весело улыбнулась.
-- Это на самом деле ты, Делия? -- воскликнула я в удивлении, с раскрытым ртом уставившись на нее.
-- Ну, а как ты думала? -- Все еще посмеиваясь, она шагнула со мной на тротуар по направлению к моей машине, припаркованной перед гостиницей. Она швырнула свою корзину и вещевой мешок на заднее сидение моего маленького автомобиля с откидным верхом, затем села рядом со мной и сказала:
-- Целительница, к которой я везу тебя, говорит, что только очень молодой и очень старый человек могут позволить себе выглядеть вызывающе.
Прежде чем я успела напомнить ей, что к ней не относится ни то, ни другое, она призналась мне, что она значительно старше, чем кажется. Ее лицо сияло, когда она повернулась ко мне и воскликнула:
-- Я напяливаю это обмундирование, потому что люблю поражать моих друзей!
Имела она в виду меня или целительницу, она не сказала. Конечно же, я была поражена. И это касалось не только ее нарядов, которые сильно отличались по стилю, -- изменилась вся ее манера поведения. Не осталось и следа от надменной, настороженной женщины, которая проехала со мной от Ногалеса до Эрмосильо.
-- Это будет самое очаровательное путешествие, -произнесла она, -- особенно если мы откинем верх. -- Ее голос звучал счастливо и мечтательно. -- Я обожаю путешествовать ночью в машине с откинутым верхом.
Я охотно выполнила ее пожелание. Было почти четыре часа утра, когда мы оставили позади Эрмосильо. Небо, неяркое и черное, испещренное звездами, казалось самым высоким из тех, что мне приходилось видеть. Я ехала быстро, тем не менее казалось, что мы вообще не движемся. В свете фар без конца появлялись и исчезали шишковатые силуэты кактусов и мескитовых деревьев. Казалось, что они все были одной и той же формы, одного и того же размера.
-- Я упаковала с собой несколько сладких булочек и полный термос чампуррадо, -- сказала Делия, доставая свою корзину с заднего сидения. -- Утро наступит до того, как мы доберемся до дома целительницы.
Она налила мне полчашки густого горячего шоколада, приготовленного с маисовой мукой, и накормила рулетом по-датски, давая мне кусочек за кусочком.
-- Мы проезжаем через волшебную страну, -- сказала она, прихлебывая восхитительный шоколад. -- Волшебную страну, населенную воюющими людьми.
-- Что это за воюющие люди? -- спросила я, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно.
-- Яки, народ Соноры, -- сказала она и замолчала, вероятно оценивая мою реакцию. -- Я восхищаюсь индейцами яки, потому что они постоянно воевали, -- продолжала она. -- Сначала испанцы, а затем мексиканцы -- не далее как в 1934 году -- испытали храбрость, хитрость и безжалостность воинов яки.
--Я не в восторге от войны или от воинственных людей, -сказала я. Затем, чтобы оправдать свой резкий тон, я объяснила, что происхожу из немецкой семьи, которая была разлучена войной.
-- У тебя другой случай, -- заключила она. -- У тебя не было идеалов свободы.
-- Минутку! -- возразила я. -- Именно потому, что я поддерживаю идеалы свободы, я нахожу, что война так отвратительна.
-- Мы говорим о двух различных видах войны, -- настаивала она.
-- Война есть война, -- заметила я.
-- Ваш вид войны, -- продолжала она, не обращая внимания на мое замечание, -- ведется между двумя братьями, которые оба являются правителями и сражаются за верховенство. -- Она наклонилась ко мне и настойчивым шепотом добавила: -- Тот вид войны, о котором говорю я, ведется между рабами и хозяевами, которые думают, что люди -- их собственность. Заметила разницу?
-- Нет, -- упрямо настаивала я и повторила, что война -это война, независимо от причин.
-- Я не могу согласиться с тобой, -- сказала она, громко вздохнув и откинувшись назад на своем сиденье. -- Возможно, причина наших философских разногласий в том, что мы вышли из различных социальных реальностей.
Удивленная выбранными ею словами, я автоматически сбросила скорость. Мне не хотелось показаться грубой, но слушать ее концептуальные академические разглагольствования было настолько нелепо и неожиданно, что я ничего не могла с собой поделать и расхохоталась.
Делия не обиделась. Она с улыбкой глядела на меня, оставаясь вполне довольной собой.
-- Если ты хочешь понять то, о чем я говорю, тебе нужно изменить восприятие.
Она высказала это настолько серьезно и тем не менее настолько доброжелательно, что я почувствовала себя пристыженной за свой смех.
-- Ты можешь даже извиниться за то, что смеялась надо мной, -- добавила она, словно прочитав мои мысли.
-- Действительно, я хочу извиниться, Делия, -- произнесла я, искренне осознав это. -- Я ужасно сожалею о моей грубости. Я была так удивлена твоими формулировками, что просто не знала, как поступить. -- Я бросила на нее быстрый взгляд и добавила сокрушенно: -- Вот и рассмеялась.
-- Я не имела в виду социальные оправдания твоего поведения, -- сказала она, дернув от досады головой. -- Я имела в виду оправдание из-за непонимания положения человека.
-- Я не знаю, о чем ты говоришь, -- сказала я с тревогой и почувствовала, как ее глаза сверлят меня насквозь.
-- Как женщина, ты должна понимать это положение очень хорошо, -- произнесла она. -- Ты была рабыней всю жизнь.
-- О чем ты говоришь, Делия? -- спросила я в раздражении от ее дерзости, впрочем, сразу смягчилась, подумав, что, несомненно, бедная индеанка имела невыносимого мужа-тирана. -Поверь мне, Делия, я совершенно свободна. Я делаю, что хочу.
-- Ты можешь делать, что тебе нравится, но ты все равно не свободна, -- настаивала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Не зная, что сказать, я не нашла ничего лучшего, как уставиться в ее глаза, которые, казалось, воспринимали мир с изумлением и любопытством. В ней было что-то странно успокаивающее. Дело было не только в том, что я доверяла ей, -мне казалось, что я знакома с ней всю жизнь. Я чувствовала существующие между нами связь и близость.
Когда я наблюдала, как она исчезла за дверью, чтобы взять свои вещи, я собралась связать и закрепить багаж в автомобиле. Мне не хотелось оказаться в затруднительном положении, проявив дерзость, что так много раз случалось прежде. Но какое-то необъяснимое любопытство удержало меня, несмотря на хорошо знакомое ноющее чувство тревоги.
Я прождала около двадцати минут, как вдруг женщина, одетая в красный брючный костюм и туфли на платформе, вышла из двери за конторкой клерка. Она задержалась под лампой. Обдуманным жестом она откинула назад свою голову так, что локоны ее белокурых волос замерцали на свету.
-- Ты не узнала меня, не так ли? -- Она весело улыбнулась.
-- Это на самом деле ты, Делия? -- воскликнула я в удивлении, с раскрытым ртом уставившись на нее.
-- Ну, а как ты думала? -- Все еще посмеиваясь, она шагнула со мной на тротуар по направлению к моей машине, припаркованной перед гостиницей. Она швырнула свою корзину и вещевой мешок на заднее сидение моего маленького автомобиля с откидным верхом, затем села рядом со мной и сказала:
-- Целительница, к которой я везу тебя, говорит, что только очень молодой и очень старый человек могут позволить себе выглядеть вызывающе.
Прежде чем я успела напомнить ей, что к ней не относится ни то, ни другое, она призналась мне, что она значительно старше, чем кажется. Ее лицо сияло, когда она повернулась ко мне и воскликнула:
-- Я напяливаю это обмундирование, потому что люблю поражать моих друзей!
Имела она в виду меня или целительницу, она не сказала. Конечно же, я была поражена. И это касалось не только ее нарядов, которые сильно отличались по стилю, -- изменилась вся ее манера поведения. Не осталось и следа от надменной, настороженной женщины, которая проехала со мной от Ногалеса до Эрмосильо.
-- Это будет самое очаровательное путешествие, -произнесла она, -- особенно если мы откинем верх. -- Ее голос звучал счастливо и мечтательно. -- Я обожаю путешествовать ночью в машине с откинутым верхом.
Я охотно выполнила ее пожелание. Было почти четыре часа утра, когда мы оставили позади Эрмосильо. Небо, неяркое и черное, испещренное звездами, казалось самым высоким из тех, что мне приходилось видеть. Я ехала быстро, тем не менее казалось, что мы вообще не движемся. В свете фар без конца появлялись и исчезали шишковатые силуэты кактусов и мескитовых деревьев. Казалось, что они все были одной и той же формы, одного и того же размера.
-- Я упаковала с собой несколько сладких булочек и полный термос чампуррадо, -- сказала Делия, доставая свою корзину с заднего сидения. -- Утро наступит до того, как мы доберемся до дома целительницы.
Она налила мне полчашки густого горячего шоколада, приготовленного с маисовой мукой, и накормила рулетом по-датски, давая мне кусочек за кусочком.
-- Мы проезжаем через волшебную страну, -- сказала она, прихлебывая восхитительный шоколад. -- Волшебную страну, населенную воюющими людьми.
-- Что это за воюющие люди? -- спросила я, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно.
-- Яки, народ Соноры, -- сказала она и замолчала, вероятно оценивая мою реакцию. -- Я восхищаюсь индейцами яки, потому что они постоянно воевали, -- продолжала она. -- Сначала испанцы, а затем мексиканцы -- не далее как в 1934 году -- испытали храбрость, хитрость и безжалостность воинов яки.
--Я не в восторге от войны или от воинственных людей, -сказала я. Затем, чтобы оправдать свой резкий тон, я объяснила, что происхожу из немецкой семьи, которая была разлучена войной.
-- У тебя другой случай, -- заключила она. -- У тебя не было идеалов свободы.
-- Минутку! -- возразила я. -- Именно потому, что я поддерживаю идеалы свободы, я нахожу, что война так отвратительна.
-- Мы говорим о двух различных видах войны, -- настаивала она.
-- Война есть война, -- заметила я.
-- Ваш вид войны, -- продолжала она, не обращая внимания на мое замечание, -- ведется между двумя братьями, которые оба являются правителями и сражаются за верховенство. -- Она наклонилась ко мне и настойчивым шепотом добавила: -- Тот вид войны, о котором говорю я, ведется между рабами и хозяевами, которые думают, что люди -- их собственность. Заметила разницу?
-- Нет, -- упрямо настаивала я и повторила, что война -это война, независимо от причин.
-- Я не могу согласиться с тобой, -- сказала она, громко вздохнув и откинувшись назад на своем сиденье. -- Возможно, причина наших философских разногласий в том, что мы вышли из различных социальных реальностей.
Удивленная выбранными ею словами, я автоматически сбросила скорость. Мне не хотелось показаться грубой, но слушать ее концептуальные академические разглагольствования было настолько нелепо и неожиданно, что я ничего не могла с собой поделать и расхохоталась.
Делия не обиделась. Она с улыбкой глядела на меня, оставаясь вполне довольной собой.
-- Если ты хочешь понять то, о чем я говорю, тебе нужно изменить восприятие.
Она высказала это настолько серьезно и тем не менее настолько доброжелательно, что я почувствовала себя пристыженной за свой смех.
-- Ты можешь даже извиниться за то, что смеялась надо мной, -- добавила она, словно прочитав мои мысли.
-- Действительно, я хочу извиниться, Делия, -- произнесла я, искренне осознав это. -- Я ужасно сожалею о моей грубости. Я была так удивлена твоими формулировками, что просто не знала, как поступить. -- Я бросила на нее быстрый взгляд и добавила сокрушенно: -- Вот и рассмеялась.
-- Я не имела в виду социальные оправдания твоего поведения, -- сказала она, дернув от досады головой. -- Я имела в виду оправдание из-за непонимания положения человека.
-- Я не знаю, о чем ты говоришь, -- сказала я с тревогой и почувствовала, как ее глаза сверлят меня насквозь.
-- Как женщина, ты должна понимать это положение очень хорошо, -- произнесла она. -- Ты была рабыней всю жизнь.
-- О чем ты говоришь, Делия? -- спросила я в раздражении от ее дерзости, впрочем, сразу смягчилась, подумав, что, несомненно, бедная индеанка имела невыносимого мужа-тирана. -Поверь мне, Делия, я совершенно свободна. Я делаю, что хочу.
-- Ты можешь делать, что тебе нравится, но ты все равно не свободна, -- настаивала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95