— Токмо и житье наше по-прежнему небезопасно. Чтобы скотину развести на пастбищах, да огороды, да в лес по грибы и ягоды ходить, полно их в лесу-то. Так нет, колоши до сих пор наших бьют насмерть. Чуть кто оплошает, забредет в лес, тут же и прибьют без всякого повода. То ли русского, то ли алеута.
— Быть может, лаской их пронять следовало? — перебил Головнин.
— И то постоянно употребляем, — ответил Хлебников, — два племени соседних диких с нами в миру. Но и они каверзы чинят и на вероломство способны. Бона брата ихова старшины Котлеана до сих пор держим про случай в заложниках.
В разговор вмешался Яновский. Рядом с ним смирно сидела его жена, Ирина, дочь Баранова от второй жены, местной алеутки. В прошлом году, вскоре по прибытии в Новоархангельск, Семен Яновский влюбился в одну из дочерей правителя. Поженились они недавно, на Рождество. Ирина впервые обреталась на равных с высокими гостями из Петербурга. Сидела она смирно, потупив глаза. То и дело краснела, изредка улыбаясь краешками губ.
— Добро бы колоши сами по себе зверствовали, так их круглый год американские гости супротив нас подзуживают. Мало того, и ружья, и порох, и свинец у колошей почитай задарма от американцев получены. Вообще-то они прав наших на сии земли нахально не признают.
Головнин слушал задумавшись, видимо, размышлял о чем-то, потом заговорил:
— А что бы вашим правителям петербургским не озаботиться? Обратились бы к правительству, к его величеству государю, испросили помощи?
Молчавший до сих пор Баранов приподнял тяжелые веки, вдруг глухо заговорил:
— Бывали здесь ваши флотские. Лейтенант Лазарев на «Суворове». Просил его повременить для нашей защиты, так он фыркнул и унес быстрехонько ноги, — с желчью закончил бывший правитель.
Головнину поневоле пришлось отвечать.
— Не знаю всех обстоятельств, но слыхал о Лазареве как о исправном офицере. К тому же знаю наверняка, что компания о том случае писала министру, но Лазарев оказался прав и был оправдан.
Головнин наполнил бокал вином:
— Здоровье ваше, господа, и спасибо за хлеб-соль вашу. Спустя два дня на шлюп пожаловал старшина колошей Котлеан. Командир потчевал его патокой с сухарями и водкой. Гость причмокивал, хитро щурился.
— Как же ты посмел пятнадцать лет назад злодейство совершить в Ситхе, умертвил две сотни неповинных людей? — спросил Головнин.
В глазах Котлеана засверкали злобные искорки.
— Он говорит, — объяснил переводчик-алеут, — что сам он того не желал, дядя его к злодейству принудил.
Искорки потухли, Котлеан хрустел сухарями, макая их в патоку, продолжал что-то лопотать.
— Говорит, что он всегда был верным другом русских…
Свои размышления о виденном и слышанном, о судьбах Русской Америки Головнин излагал в записях, сделанных на Ситхинском рейде.
«Право обладания России сим краем основано на началах, принятых за истинные и справедливые всеми просвещенными народами, а именно по праву первого открытия и по праву, еще того важнейшему, первого занятия. Вся Европа ведает и признает, что северо-западный берег Америки от широты 51° к северу открыт нашими мореплавателями Берингом и Чириковым. Русские первые из просвещенных народов подробно изведали здешний край и основали в нем свои промыслы, а потому, кажется, нет никакого сомнения, чтобы Россия наравне с прочими державами, имеющими в их зависимости подобные области или колонии, не могла располагать ими сообразно со своими постановлениями, основанными на благе и выгодах ее подданных. Но к удивлению моему, как в нынешнем, так и в прежнем моем путешествии я видел совсем другое. Граждане Соединенных областей Северной Америки ежегодно посылают туда по нескольку судов, число коих иногда простирается до двадцати, для торговли с дикими жителями в пределах России принадлежащих и ею занятых. Подрыв, какой они делают торговле и промыслам Американской нашей компании, простирается до чрезвычайности. Но это еще не все; от сей, можно сказать, хищнической торговли происходит другое, гораздо важнейшее зло: сии суда снабжают диких порохом, свинцом, ружьями и даже начали доставлять им пушки явно с намерением употреблять сии орудия против россиян, из коих весьма многие пали от действия оных, и я смело могу утверждать, что самая большая часть русских промышленников, погибших от руки диких американцев, умерщвлены порохом и пулями, доставленными к ним просвещенными американцами. Я не понимаю, каким образом согласить такую явную вражду сих республиканцев с правами народными». Как русский моряк не обошел Головнин молчанием и проблемы приоритета соотечественников. «Прежним нашим мореплавателям запрещалось объявлять свету о своих открытиях, а журналы и описи их были представляемы местному начальству, которое в те времена по примеру испанцев все их держало в тайне и тем лишало славы своих мореплавателей. В последнее время многие из сих бумаг сгнили и растерялись; осталось лишь несколько кратких выписок из них, да и те были сделаны людьми, в мореплавании несведущими, каков, например, Миллер, который, вероятно, многого в морских журналах писанного и не понимал».
Со свойственной ему иронией командир «Камчатки» едко высмеивает приверженность западных мореходов к прославлению титулованных особ: «Если бы нынешнему мореплавателю удалось сделать такие открытия, какие сделали Беринг и Чириков, то не токмо все мысы, острова и заливы американские получили бы фамилии князей и графов, но даже бы по голым каменьям рассадил бы он всех министров и всю знать и комплименты свои обнародовал бы всему свету. Ванкувер назвал тысячу островов, мысов и пр. именами всех знатных в Англии и знакомых своих; напоследок, не зная, как остальные назвать, стал им давать имена иностранных посланников, в Лондоне тогда бывших. Беринг же, напротив того, открыв прекраснейшую гавань, назвал ее по имени своих судов „Петра“ и „Павла“, весьма важный мыс в Америке назвал мысом Св. Илии, по имени святого, коему в день открытия праздновали; купу довольно больших островов, кои ныне непременно получили бы имя какого-нибудь славного полководца или министра, назвал он Шумагина островами, потому что похоронил на них умершего у него матроса сего имени. Но Беринг и Чириков не одни наши мореплаватели, которые обозревали тот край; впоследствии там плавали Левашов, Креницын и многие штурманы, командовавшие торговыми судами, которых журналы могли быть любопытны и полезны, если бы в Охотске с них брали списки и отсылали в Адмиралтейскую коллегию, где бы из них делали надлежащее употребление. Если бы журналы наших мореплавателей не сгнили в архивах, а были бы исправлены, сличены един с другим, приведены в исторический порядок и напечатаны, тогда иностранцам (от мыса Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— Быть может, лаской их пронять следовало? — перебил Головнин.
— И то постоянно употребляем, — ответил Хлебников, — два племени соседних диких с нами в миру. Но и они каверзы чинят и на вероломство способны. Бона брата ихова старшины Котлеана до сих пор держим про случай в заложниках.
В разговор вмешался Яновский. Рядом с ним смирно сидела его жена, Ирина, дочь Баранова от второй жены, местной алеутки. В прошлом году, вскоре по прибытии в Новоархангельск, Семен Яновский влюбился в одну из дочерей правителя. Поженились они недавно, на Рождество. Ирина впервые обреталась на равных с высокими гостями из Петербурга. Сидела она смирно, потупив глаза. То и дело краснела, изредка улыбаясь краешками губ.
— Добро бы колоши сами по себе зверствовали, так их круглый год американские гости супротив нас подзуживают. Мало того, и ружья, и порох, и свинец у колошей почитай задарма от американцев получены. Вообще-то они прав наших на сии земли нахально не признают.
Головнин слушал задумавшись, видимо, размышлял о чем-то, потом заговорил:
— А что бы вашим правителям петербургским не озаботиться? Обратились бы к правительству, к его величеству государю, испросили помощи?
Молчавший до сих пор Баранов приподнял тяжелые веки, вдруг глухо заговорил:
— Бывали здесь ваши флотские. Лейтенант Лазарев на «Суворове». Просил его повременить для нашей защиты, так он фыркнул и унес быстрехонько ноги, — с желчью закончил бывший правитель.
Головнину поневоле пришлось отвечать.
— Не знаю всех обстоятельств, но слыхал о Лазареве как о исправном офицере. К тому же знаю наверняка, что компания о том случае писала министру, но Лазарев оказался прав и был оправдан.
Головнин наполнил бокал вином:
— Здоровье ваше, господа, и спасибо за хлеб-соль вашу. Спустя два дня на шлюп пожаловал старшина колошей Котлеан. Командир потчевал его патокой с сухарями и водкой. Гость причмокивал, хитро щурился.
— Как же ты посмел пятнадцать лет назад злодейство совершить в Ситхе, умертвил две сотни неповинных людей? — спросил Головнин.
В глазах Котлеана засверкали злобные искорки.
— Он говорит, — объяснил переводчик-алеут, — что сам он того не желал, дядя его к злодейству принудил.
Искорки потухли, Котлеан хрустел сухарями, макая их в патоку, продолжал что-то лопотать.
— Говорит, что он всегда был верным другом русских…
Свои размышления о виденном и слышанном, о судьбах Русской Америки Головнин излагал в записях, сделанных на Ситхинском рейде.
«Право обладания России сим краем основано на началах, принятых за истинные и справедливые всеми просвещенными народами, а именно по праву первого открытия и по праву, еще того важнейшему, первого занятия. Вся Европа ведает и признает, что северо-западный берег Америки от широты 51° к северу открыт нашими мореплавателями Берингом и Чириковым. Русские первые из просвещенных народов подробно изведали здешний край и основали в нем свои промыслы, а потому, кажется, нет никакого сомнения, чтобы Россия наравне с прочими державами, имеющими в их зависимости подобные области или колонии, не могла располагать ими сообразно со своими постановлениями, основанными на благе и выгодах ее подданных. Но к удивлению моему, как в нынешнем, так и в прежнем моем путешествии я видел совсем другое. Граждане Соединенных областей Северной Америки ежегодно посылают туда по нескольку судов, число коих иногда простирается до двадцати, для торговли с дикими жителями в пределах России принадлежащих и ею занятых. Подрыв, какой они делают торговле и промыслам Американской нашей компании, простирается до чрезвычайности. Но это еще не все; от сей, можно сказать, хищнической торговли происходит другое, гораздо важнейшее зло: сии суда снабжают диких порохом, свинцом, ружьями и даже начали доставлять им пушки явно с намерением употреблять сии орудия против россиян, из коих весьма многие пали от действия оных, и я смело могу утверждать, что самая большая часть русских промышленников, погибших от руки диких американцев, умерщвлены порохом и пулями, доставленными к ним просвещенными американцами. Я не понимаю, каким образом согласить такую явную вражду сих республиканцев с правами народными». Как русский моряк не обошел Головнин молчанием и проблемы приоритета соотечественников. «Прежним нашим мореплавателям запрещалось объявлять свету о своих открытиях, а журналы и описи их были представляемы местному начальству, которое в те времена по примеру испанцев все их держало в тайне и тем лишало славы своих мореплавателей. В последнее время многие из сих бумаг сгнили и растерялись; осталось лишь несколько кратких выписок из них, да и те были сделаны людьми, в мореплавании несведущими, каков, например, Миллер, который, вероятно, многого в морских журналах писанного и не понимал».
Со свойственной ему иронией командир «Камчатки» едко высмеивает приверженность западных мореходов к прославлению титулованных особ: «Если бы нынешнему мореплавателю удалось сделать такие открытия, какие сделали Беринг и Чириков, то не токмо все мысы, острова и заливы американские получили бы фамилии князей и графов, но даже бы по голым каменьям рассадил бы он всех министров и всю знать и комплименты свои обнародовал бы всему свету. Ванкувер назвал тысячу островов, мысов и пр. именами всех знатных в Англии и знакомых своих; напоследок, не зная, как остальные назвать, стал им давать имена иностранных посланников, в Лондоне тогда бывших. Беринг же, напротив того, открыв прекраснейшую гавань, назвал ее по имени своих судов „Петра“ и „Павла“, весьма важный мыс в Америке назвал мысом Св. Илии, по имени святого, коему в день открытия праздновали; купу довольно больших островов, кои ныне непременно получили бы имя какого-нибудь славного полководца или министра, назвал он Шумагина островами, потому что похоронил на них умершего у него матроса сего имени. Но Беринг и Чириков не одни наши мореплаватели, которые обозревали тот край; впоследствии там плавали Левашов, Креницын и многие штурманы, командовавшие торговыми судами, которых журналы могли быть любопытны и полезны, если бы в Охотске с них брали списки и отсылали в Адмиралтейскую коллегию, где бы из них делали надлежащее употребление. Если бы журналы наших мореплавателей не сгнили в архивах, а были бы исправлены, сличены един с другим, приведены в исторический порядок и напечатаны, тогда иностранцам (от мыса Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134