Третий год на Балтике шли стычки с англичанами и шведами, частенько не в нашу пользу. Англичане особо не наседали, но кусались больно.
Нынче над всеми флотами и портами главенствовал новый Морской министр, маркиз де Траверсе.
Узнав о смене флотского начальства, Головнин шутливо заметил Рикорду:
— Чудно получается, российским флотом начальствует маркиз. Не хватает, чтобы завтра какой-нибудь лорд или виконт Адмиралтейством у нас заправлял…
— Ты-то о нем что знаешь? — полюбопытствовал Рикорд.
— Ровным счетом, как и ты, почти ничего. Где-то на Черном море обитал перед нашим отплытием из Кронштадта…
Откуда было знать мореходам на Камчатке подноготную нового министра. Но совсем неплохо были осведомлены о нем в петербургских салонах. Французского эмигранта и авантюриста, безвестного капитана Жана Франсуа де Траверсе в свое время благосклонно приняла на службу императрица Екатерина II, которая питала особую слабость к беглецам из мятежной Франции. Карьера его была скорой и блестящей, не в пример русским офицерам. Сразу получил чин контр-адмирала. В 1802 году Александр I назначил Траверсе Главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Севастополя и Николаева.
Все, что можно было уничтожить из созданного адмиралом Федором Ушаковым и его сподвижниками для укрепления флота, было добросовестно разрушено Траверсе. За эти «заслуги» император назначил маркиза министром военных морских сил.
Из рапорта лейтенанта Головнина адмиралу маркизу де Траверсе:
«… правитель Баранов меня уведомил, что компанейские селения великую нужду имеют в помощи военного суда и именно три главные:
1. Получил он известие от российского генерального консула Дашкова, в Филадельфии пребывающего, о приготовлении английских корсаров сделать на здешние колонии нападения, а крепости их, будучи не иное что как полисад с пушками малого калибра, не могут сопротивляться европейским военным судам.
2. Суда Американских Соединенных Штатов, за небытностью при берегах военного судна, не боятся снабжать диких жителей огнестрельным оружием, порохом и свинцом.
3. Дикие, будучи хорошо вооружены, не боятся при всяком случае делать на компанейские селения нападения, и что только присутствие военного судна может содержать их в страхе.
По сим причинам правитель коллежской советник Баранов просил меня остаться до 1 сентября, но я согласился пробыть в порте Новоархангельске только до начала августа, а 5 числа августа отправился из Америки, дав знать жителям, что шлюп идет крейсировать около берегов, и в продолжении зимы опять возвратится… О состоянии шлюпа вашему высокопревосходительству донести честь имею, что наружных приметных повреждений, ни течи он не имеет, а будучи обшит медью и креплен железными болтами и уже теперь на воде блиско четырех лет, то надобно думать, что для дальнейших и продолжительных походов он не способен, вооружение и паруса в надлежащей исправности. Команда шлюпа обстоит благополучно».
Отправляя рапорт в Петербург, Головнин не знал, что он и его боевой товарищ Рикорд уже полгода, как произведены в капитан-лейтенанты. Известие об этом привез сухопутным путем из Охотска мичман Федор Мур.
Как заведено, очередной чин отпраздновали, но Головнина томило молчание Петербурга о дальнейшей судьбе «Дианы».
— Видимо, мое донесение прошлогоднее не получили, а возможно, не до нас сейчас.
Рикорд успокоительно проговорил:
— Быть того не может, Василий Михалыч, вице-адмирал Сарычев не такой породы человек, он в этих краях долго плавал, нас не позабудет. Следующая почта авось обрадует.
— Теперь оказия по весне прибудет, не ранее.
В конце октября в Петропавловск занесло бурей шхуну «Мария», которая везла из Охотска в Ситху на смену Баранову нового правителя Ивана Коха с семьей. «Мария» осталась зимовать на Камчатке. Разбитной и общительный коллежский асессор четверть века прослужил в Сибири, снаряжал в Охотск экспедицию Сарычева. Но оказалось, не судьба ему править в Новоархангельске. Вскоре после Крещения в одни сутки скрутило его животом и он скончался. Не успели его похоронить, отдал Богу душу унтер-офицер Дмитрий Картавцев. «Он был очень исправный служивый и веселый товарищ, притом крайне добр и кроток». Спускаясь с гор в собачьей упряжке, санки понесло в сторону, седока прямо на сосну, ударился головой.
Пока его по морозу 8 верст осторожно везли в Петропавловск, он закоченел, простудился и умер…
Долгими зимними вечерами, при свете оплывшей свечи, поверял бумаге свои размышления, делился впечатлениями о далекой восточной окраине России командир «Дианы», нет-нет да и открывал томик сочинений Степана Крашенинникова, сравнивал со своими взглядами, делал выводы.
То и дело кидал взгляд на лежащую рядом карту Великого океана, прикидывая маршруты и расстояния. Исписал не один десяток листов. Обдумывая каждое слово, излагает в новых строках свое восприятие о Камчатке, прозорливо смотрит в будущее. «Надобно, однако ж, заметить, что страна сия имеет свои достоинства и весьма важные, из которых, если было бы надлежащее употребление, то она могла бы дать правительству доход и доставить другие еще немаловажные выгоды. Я не брежу здесь о земледелии, заводах и фабриках, но говорю о торговле, которую производить Камчатка имеет свои способы с превеликою выгодою… Главная причина оной была выгода, долженствовавшая произойти от прекрасной Авачинской губы с ее селениями для приходящих судов, или, короче сказать, выгода порта, но об этом надлежало помышлять тогда, когда бы восстановилась торговля в Камчатке с соседственными ей землями».
Ранней весной в Петропавловск пришла долгожданная почта из Петербурга. Не без некоторого волнения вскрывал командир «Дианы» казенный пакет.
Первые два листа были похожи друг на друга по форме. Головнин осклабился, протянул один из них Рикорду:
— Держи, Петр Иваныч, нам с тобой еще по кавалерии государь пожаловал.
Указ действительно был именной, за подписью Александра I.
— В вознаграждении усердной службы вашей, — вполголоса читал Рикорд, — и в особенности ревностного содействия оказанного вами начальнику шлюпа «Диана», пожаловали мы вас кавалером ордена нашего Святого Равноапостольного Владимира 4 степени.
Пока Рикорд читал, Головнин пробежал глазами еще один документ, поворошил пустой конверт.
— Министр нас хвалит за плавание к Ситхе и, слава Богу, велел наконец-то описать нам Южные Курилы и Шантарские острова. — Головнин с досадой повертел в руках пустой конверт. — Министр помятует о бумагах Адмиралтейского департамента на сей счет, но, видимо, их писари вовремя не отослали.
— Без них не обойтись?
— Обойдемся, — коротко ответил Головнин и пояснил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Нынче над всеми флотами и портами главенствовал новый Морской министр, маркиз де Траверсе.
Узнав о смене флотского начальства, Головнин шутливо заметил Рикорду:
— Чудно получается, российским флотом начальствует маркиз. Не хватает, чтобы завтра какой-нибудь лорд или виконт Адмиралтейством у нас заправлял…
— Ты-то о нем что знаешь? — полюбопытствовал Рикорд.
— Ровным счетом, как и ты, почти ничего. Где-то на Черном море обитал перед нашим отплытием из Кронштадта…
Откуда было знать мореходам на Камчатке подноготную нового министра. Но совсем неплохо были осведомлены о нем в петербургских салонах. Французского эмигранта и авантюриста, безвестного капитана Жана Франсуа де Траверсе в свое время благосклонно приняла на службу императрица Екатерина II, которая питала особую слабость к беглецам из мятежной Франции. Карьера его была скорой и блестящей, не в пример русским офицерам. Сразу получил чин контр-адмирала. В 1802 году Александр I назначил Траверсе Главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Севастополя и Николаева.
Все, что можно было уничтожить из созданного адмиралом Федором Ушаковым и его сподвижниками для укрепления флота, было добросовестно разрушено Траверсе. За эти «заслуги» император назначил маркиза министром военных морских сил.
Из рапорта лейтенанта Головнина адмиралу маркизу де Траверсе:
«… правитель Баранов меня уведомил, что компанейские селения великую нужду имеют в помощи военного суда и именно три главные:
1. Получил он известие от российского генерального консула Дашкова, в Филадельфии пребывающего, о приготовлении английских корсаров сделать на здешние колонии нападения, а крепости их, будучи не иное что как полисад с пушками малого калибра, не могут сопротивляться европейским военным судам.
2. Суда Американских Соединенных Штатов, за небытностью при берегах военного судна, не боятся снабжать диких жителей огнестрельным оружием, порохом и свинцом.
3. Дикие, будучи хорошо вооружены, не боятся при всяком случае делать на компанейские селения нападения, и что только присутствие военного судна может содержать их в страхе.
По сим причинам правитель коллежской советник Баранов просил меня остаться до 1 сентября, но я согласился пробыть в порте Новоархангельске только до начала августа, а 5 числа августа отправился из Америки, дав знать жителям, что шлюп идет крейсировать около берегов, и в продолжении зимы опять возвратится… О состоянии шлюпа вашему высокопревосходительству донести честь имею, что наружных приметных повреждений, ни течи он не имеет, а будучи обшит медью и креплен железными болтами и уже теперь на воде блиско четырех лет, то надобно думать, что для дальнейших и продолжительных походов он не способен, вооружение и паруса в надлежащей исправности. Команда шлюпа обстоит благополучно».
Отправляя рапорт в Петербург, Головнин не знал, что он и его боевой товарищ Рикорд уже полгода, как произведены в капитан-лейтенанты. Известие об этом привез сухопутным путем из Охотска мичман Федор Мур.
Как заведено, очередной чин отпраздновали, но Головнина томило молчание Петербурга о дальнейшей судьбе «Дианы».
— Видимо, мое донесение прошлогоднее не получили, а возможно, не до нас сейчас.
Рикорд успокоительно проговорил:
— Быть того не может, Василий Михалыч, вице-адмирал Сарычев не такой породы человек, он в этих краях долго плавал, нас не позабудет. Следующая почта авось обрадует.
— Теперь оказия по весне прибудет, не ранее.
В конце октября в Петропавловск занесло бурей шхуну «Мария», которая везла из Охотска в Ситху на смену Баранову нового правителя Ивана Коха с семьей. «Мария» осталась зимовать на Камчатке. Разбитной и общительный коллежский асессор четверть века прослужил в Сибири, снаряжал в Охотск экспедицию Сарычева. Но оказалось, не судьба ему править в Новоархангельске. Вскоре после Крещения в одни сутки скрутило его животом и он скончался. Не успели его похоронить, отдал Богу душу унтер-офицер Дмитрий Картавцев. «Он был очень исправный служивый и веселый товарищ, притом крайне добр и кроток». Спускаясь с гор в собачьей упряжке, санки понесло в сторону, седока прямо на сосну, ударился головой.
Пока его по морозу 8 верст осторожно везли в Петропавловск, он закоченел, простудился и умер…
Долгими зимними вечерами, при свете оплывшей свечи, поверял бумаге свои размышления, делился впечатлениями о далекой восточной окраине России командир «Дианы», нет-нет да и открывал томик сочинений Степана Крашенинникова, сравнивал со своими взглядами, делал выводы.
То и дело кидал взгляд на лежащую рядом карту Великого океана, прикидывая маршруты и расстояния. Исписал не один десяток листов. Обдумывая каждое слово, излагает в новых строках свое восприятие о Камчатке, прозорливо смотрит в будущее. «Надобно, однако ж, заметить, что страна сия имеет свои достоинства и весьма важные, из которых, если было бы надлежащее употребление, то она могла бы дать правительству доход и доставить другие еще немаловажные выгоды. Я не брежу здесь о земледелии, заводах и фабриках, но говорю о торговле, которую производить Камчатка имеет свои способы с превеликою выгодою… Главная причина оной была выгода, долженствовавшая произойти от прекрасной Авачинской губы с ее селениями для приходящих судов, или, короче сказать, выгода порта, но об этом надлежало помышлять тогда, когда бы восстановилась торговля в Камчатке с соседственными ей землями».
Ранней весной в Петропавловск пришла долгожданная почта из Петербурга. Не без некоторого волнения вскрывал командир «Дианы» казенный пакет.
Первые два листа были похожи друг на друга по форме. Головнин осклабился, протянул один из них Рикорду:
— Держи, Петр Иваныч, нам с тобой еще по кавалерии государь пожаловал.
Указ действительно был именной, за подписью Александра I.
— В вознаграждении усердной службы вашей, — вполголоса читал Рикорд, — и в особенности ревностного содействия оказанного вами начальнику шлюпа «Диана», пожаловали мы вас кавалером ордена нашего Святого Равноапостольного Владимира 4 степени.
Пока Рикорд читал, Головнин пробежал глазами еще один документ, поворошил пустой конверт.
— Министр нас хвалит за плавание к Ситхе и, слава Богу, велел наконец-то описать нам Южные Курилы и Шантарские острова. — Головнин с досадой повертел в руках пустой конверт. — Министр помятует о бумагах Адмиралтейского департамента на сей счет, но, видимо, их писари вовремя не отослали.
— Без них не обойтись?
— Обойдемся, — коротко ответил Головнин и пояснил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134