– Дожди скоро кончатся.
– Но что же мы станем делать с двумястами больных?
– Они останутся здесь, а выздоровев, догонят нас. Нельзя терять времени. За перевалом нас ожидают несметные богатства. Решено: на рассвете выступаем.
– Как прикажете, ваша милость, – ответил Гольденфинген. – Пойду распоряжусь…
– Постойте-ка, Андреас, я совсем забыл… Вам и Санчо де Мурге придется остаться здесь: я оставляю больных на ваше попечение.
Лицо Гольденфингена помертвело.
– У вас будет недурное общество в лице сеньоров Вильегаса и Барриоса, – почти ласково сказал Спира. – Они не могут последовать за нами, несмотря на то что его преосвященство вышколил их на славу.
14. ГИБЕЛЬНАЯ РЕКА
Под проливным дождем Спира и Гуттен в сопровождении сотни пехотинцев и тридцати верховых двигались к югу, не теряя из виду горы.
– Какое сегодня число? – спросил Спира.
– Восемнадцатое августа 1535 года.
– Ровно три месяца, как мы вышли из Коро. По моим подсчетам, пройдено больше ста лиг. Если бы не дожди…
А дожди продолжали лить, и иногда с небес низвергался такой поток воды, что лошади упирались и не хотели идти.
– Просто какой-то водопад, – говорил Мурсия де Рондон. – Чудовищный водопад, который собрался, видно, смыть нас с этой грешной земли к себе в утробу.
Целую неделю шли они под сплошной стеной воды, непрерывно хлеставшей сверху, пока путь им не преградила вздувшаяся, ревущая река.
– Подойдем к горе и там отыщем брод, – сказал Эстебан Мартин.
Брод нашелся только на пятый день. Спира собирался спуститься в долину.
– Не советую, ваша милость, – сказал ему Эстебан Мартин. – Нам придется переправляться через реки – их не меньше двадцати, и все они такие же бурные, как и та, которую мы только что одолели. Лучше идти прежним путем. Поглядите, вся долина затоплена. Это уже не «море трав», как выразился Мурсия де Рондон, а самое настоящее море, ничем не хуже Саргассова, ибо выглядывающие из воды верхушки трав вполне сойдут за водоросли.
Нависавший над пропастью, вившийся вдоль горного склона карниз был так узок, что лошади едва помещались на нем. В непроглядном молочном тумане слышался рев несущейся воды.
– Это Маспарро, ваша милость, – объяснил Мартин. – Пока не прекратятся дожди, нечего и думать о переправе. Видите, как широко он разлился и какое сильное течение.
Спира, вняв этому доводу, приказал разбить лагерь на отроге – долина была затоплена.
Люди маялись от лихорадки, кашляли и чихали. Человек десять начали бредить: им казалось, что в плоть их вонзаются тысячи невидимых клинков.
– Воспаление легких, – определил лекарь Перес де ла Муэла. – А вокруг нет ни единой сухой веточки, чтобы развести огонь.
В ту же ночь семеро умерли. Еще двадцать лежали в беспамятстве, дыша трудно и хрипло.
Через три дня ливни наконец стихли, и над затопленной долиной, придавая ей совсем иной, умиротворенный и привлекательный вид, засияло солнце. Вдруг на стремнину яростно ревущего Маспарро из-за чудом не ушедшего под воду клочка суши вылетели шесть челнов.
– Индейцы! – вскричал Лопе де Монтальво. – К бою! Их не меньше семидесяти, и я не очень верю в их добрые намерения, хоть они и машут нам весьма приветливо.
– Вы поторопились, капитан, – заметил Филипп. – Душа человеческая исполнена не одной только злобы; божьим соизволением есть в ней место и добру, и миру.
– Миру? Вы позабыли, должно быть, о судьбе несчастного негра?
– Одна ласточка весны не делает. Гибель Доминго – это единственный пример их коварства. Во всех остальных случаях люди гибли по нашей собственной вине.
– Полноте, дон Филипп, – с нескрываемым раздражением ответил испанец. – У вас и впрямь плохая память. Вспомните, что Гольденфинген и его люди были на волосок от гибели. Если бы мы не подоспели, плыть бы им брюхом вверх по Кохедесу!
Индейцы были без оружия и тащили корзины со свежей рыбой и маниокой. Гуттен поглядел на Монтальво и улыбнулся. Индеец, шедший впереди и казавшийся предводителем, нес под мышкой утку. Он сделал приветственное движение и заговорил на непонятном языке, указывая на свои дары.
– Видите, капитан Монтальво, – передразнивая Гуттена, сказал Мурсия, – душа человеческая исполнена не одной только злобы.
Испанец исподлобья взглянул на шутника и мрачно откусил изрядный кусок рыбы. Индейцы и испанцы, обходясь посредством жестов, нечленораздельных восклицаний и смеха, завели оживленную беседу.
Эстебан Мартин взял утку, отошел с нею на другой конец лагеря, тщательно осмотрел со всех сторон, а потом подбросил в воздух. Гуттен, видевший все это, в недоумении поднял брови и только хотел осведомиться у переводчика о причине столь странных действий, как раздавшийся за спиной голос Спиры поверг его в еще большее удивление:
– Где же утка, милейший?
– Она вырвалась у меня из рук, ваша милость.
– Вырвалась или вы ее отпустили?
– Отпустил.
– Вы, кажется, очень любите уток и гусей, не так ли?
– Люблю, ваша милость, – потупился Мартин.
– Любите, но не едите, правда?
– Правда, ваша милость, – побледнев, отвечал переводчик.
– Прекрасно, – сказал губернатор. – Вот и все, что я хотел узнать у вас.
Перед заходом солнца, когда тучей налетели москиты, индейцы расселись по своим пирогам и уплыли. Они рассказали, что, если идти строго на юг и перевалить через хребет, можно найти очень много того металла, из которого были сделаны венцы касика Варавариды. Мартин с грехом пополам переводил слова вождя – коренастого и веселого юноши: «Там все из золота. И кувшины, которые мы лепим из глины, и цепи, которыми сковывают пленников, и копья, и наконечники стрел. Даже крыши домов кроют золотом. Есть, есть золото, но, чтобы получить его, надо больше четырех лун идти по горному хребту, терпя лютый холод. Следует подождать, когда кончатся дожди и спадет вода в Маспарро. Это уже скоро, а пока мы вас будем снабжать рыбой, маисом и маниокой».
– Кажется, что эти язычники живут по господним заветам, – с восхищением сказал Филипп. – Как они милосердны к тем, кто страждет!
– А вот мне кажется, – ответил ему Лопе, – что они приплыли, чтобы выведать, сколько из нас еще могут носить оружие.
– Опомнись, Лопе! – как всегда, с ехидцей попытался усовестить его Мурсия. – Почему же ты столь нелестного мнения о людях, которые спасли тебя от голодной смерти?!
– Почему? Потому, что уверен: они сделали это вовсе не по доброте душевной, а с намерением слегка откормить нас. У них рожи настоящих людоедов. Я тотчас посоветую капитан-генералу перебраться вон на тот островок, оттуда легче будет отразить нападение.
– Это совершенно ни к чему, – ответил ему Гуттен. – Никто не собирается следовать вашим безумным планам. Не забудьте, что две трети отряда больны воспалением легких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Но что же мы станем делать с двумястами больных?
– Они останутся здесь, а выздоровев, догонят нас. Нельзя терять времени. За перевалом нас ожидают несметные богатства. Решено: на рассвете выступаем.
– Как прикажете, ваша милость, – ответил Гольденфинген. – Пойду распоряжусь…
– Постойте-ка, Андреас, я совсем забыл… Вам и Санчо де Мурге придется остаться здесь: я оставляю больных на ваше попечение.
Лицо Гольденфингена помертвело.
– У вас будет недурное общество в лице сеньоров Вильегаса и Барриоса, – почти ласково сказал Спира. – Они не могут последовать за нами, несмотря на то что его преосвященство вышколил их на славу.
14. ГИБЕЛЬНАЯ РЕКА
Под проливным дождем Спира и Гуттен в сопровождении сотни пехотинцев и тридцати верховых двигались к югу, не теряя из виду горы.
– Какое сегодня число? – спросил Спира.
– Восемнадцатое августа 1535 года.
– Ровно три месяца, как мы вышли из Коро. По моим подсчетам, пройдено больше ста лиг. Если бы не дожди…
А дожди продолжали лить, и иногда с небес низвергался такой поток воды, что лошади упирались и не хотели идти.
– Просто какой-то водопад, – говорил Мурсия де Рондон. – Чудовищный водопад, который собрался, видно, смыть нас с этой грешной земли к себе в утробу.
Целую неделю шли они под сплошной стеной воды, непрерывно хлеставшей сверху, пока путь им не преградила вздувшаяся, ревущая река.
– Подойдем к горе и там отыщем брод, – сказал Эстебан Мартин.
Брод нашелся только на пятый день. Спира собирался спуститься в долину.
– Не советую, ваша милость, – сказал ему Эстебан Мартин. – Нам придется переправляться через реки – их не меньше двадцати, и все они такие же бурные, как и та, которую мы только что одолели. Лучше идти прежним путем. Поглядите, вся долина затоплена. Это уже не «море трав», как выразился Мурсия де Рондон, а самое настоящее море, ничем не хуже Саргассова, ибо выглядывающие из воды верхушки трав вполне сойдут за водоросли.
Нависавший над пропастью, вившийся вдоль горного склона карниз был так узок, что лошади едва помещались на нем. В непроглядном молочном тумане слышался рев несущейся воды.
– Это Маспарро, ваша милость, – объяснил Мартин. – Пока не прекратятся дожди, нечего и думать о переправе. Видите, как широко он разлился и какое сильное течение.
Спира, вняв этому доводу, приказал разбить лагерь на отроге – долина была затоплена.
Люди маялись от лихорадки, кашляли и чихали. Человек десять начали бредить: им казалось, что в плоть их вонзаются тысячи невидимых клинков.
– Воспаление легких, – определил лекарь Перес де ла Муэла. – А вокруг нет ни единой сухой веточки, чтобы развести огонь.
В ту же ночь семеро умерли. Еще двадцать лежали в беспамятстве, дыша трудно и хрипло.
Через три дня ливни наконец стихли, и над затопленной долиной, придавая ей совсем иной, умиротворенный и привлекательный вид, засияло солнце. Вдруг на стремнину яростно ревущего Маспарро из-за чудом не ушедшего под воду клочка суши вылетели шесть челнов.
– Индейцы! – вскричал Лопе де Монтальво. – К бою! Их не меньше семидесяти, и я не очень верю в их добрые намерения, хоть они и машут нам весьма приветливо.
– Вы поторопились, капитан, – заметил Филипп. – Душа человеческая исполнена не одной только злобы; божьим соизволением есть в ней место и добру, и миру.
– Миру? Вы позабыли, должно быть, о судьбе несчастного негра?
– Одна ласточка весны не делает. Гибель Доминго – это единственный пример их коварства. Во всех остальных случаях люди гибли по нашей собственной вине.
– Полноте, дон Филипп, – с нескрываемым раздражением ответил испанец. – У вас и впрямь плохая память. Вспомните, что Гольденфинген и его люди были на волосок от гибели. Если бы мы не подоспели, плыть бы им брюхом вверх по Кохедесу!
Индейцы были без оружия и тащили корзины со свежей рыбой и маниокой. Гуттен поглядел на Монтальво и улыбнулся. Индеец, шедший впереди и казавшийся предводителем, нес под мышкой утку. Он сделал приветственное движение и заговорил на непонятном языке, указывая на свои дары.
– Видите, капитан Монтальво, – передразнивая Гуттена, сказал Мурсия, – душа человеческая исполнена не одной только злобы.
Испанец исподлобья взглянул на шутника и мрачно откусил изрядный кусок рыбы. Индейцы и испанцы, обходясь посредством жестов, нечленораздельных восклицаний и смеха, завели оживленную беседу.
Эстебан Мартин взял утку, отошел с нею на другой конец лагеря, тщательно осмотрел со всех сторон, а потом подбросил в воздух. Гуттен, видевший все это, в недоумении поднял брови и только хотел осведомиться у переводчика о причине столь странных действий, как раздавшийся за спиной голос Спиры поверг его в еще большее удивление:
– Где же утка, милейший?
– Она вырвалась у меня из рук, ваша милость.
– Вырвалась или вы ее отпустили?
– Отпустил.
– Вы, кажется, очень любите уток и гусей, не так ли?
– Люблю, ваша милость, – потупился Мартин.
– Любите, но не едите, правда?
– Правда, ваша милость, – побледнев, отвечал переводчик.
– Прекрасно, – сказал губернатор. – Вот и все, что я хотел узнать у вас.
Перед заходом солнца, когда тучей налетели москиты, индейцы расселись по своим пирогам и уплыли. Они рассказали, что, если идти строго на юг и перевалить через хребет, можно найти очень много того металла, из которого были сделаны венцы касика Варавариды. Мартин с грехом пополам переводил слова вождя – коренастого и веселого юноши: «Там все из золота. И кувшины, которые мы лепим из глины, и цепи, которыми сковывают пленников, и копья, и наконечники стрел. Даже крыши домов кроют золотом. Есть, есть золото, но, чтобы получить его, надо больше четырех лун идти по горному хребту, терпя лютый холод. Следует подождать, когда кончатся дожди и спадет вода в Маспарро. Это уже скоро, а пока мы вас будем снабжать рыбой, маисом и маниокой».
– Кажется, что эти язычники живут по господним заветам, – с восхищением сказал Филипп. – Как они милосердны к тем, кто страждет!
– А вот мне кажется, – ответил ему Лопе, – что они приплыли, чтобы выведать, сколько из нас еще могут носить оружие.
– Опомнись, Лопе! – как всегда, с ехидцей попытался усовестить его Мурсия. – Почему же ты столь нелестного мнения о людях, которые спасли тебя от голодной смерти?!
– Почему? Потому, что уверен: они сделали это вовсе не по доброте душевной, а с намерением слегка откормить нас. У них рожи настоящих людоедов. Я тотчас посоветую капитан-генералу перебраться вон на тот островок, оттуда легче будет отразить нападение.
– Это совершенно ни к чему, – ответил ему Гуттен. – Никто не собирается следовать вашим безумным планам. Не забудьте, что две трети отряда больны воспалением легких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103