— Я в этом не уверен. У Рэндов настолько все смешалось, что трудно проследить происхождение. Моя мать была черной голландкой. Это от нее я унаследовал черные волосы и глаза. Мой отец — только Богу известно — кто. Я считаю, что Рэнд — это сокращение какого-то иностранного имени — русского, итальянского или какого-то другого. Мой отец как-то рассказывал об этом, но это было так сложно, что я сразу же забыл обо всем. И кому какое до этого дело?
— Черная голландка?
— Ну, более темная разновидность. — Он заметил ее встревоженный взгляд и улыбнулся. — Происхождение очень важно для тебя? Ты не можешь себе представить, что я не знаю своих корней и это меня не беспокоит?
Она отвела взгляд.
— Некоторые должны нести свой крест.
За фасадом ее непреклонной гордости таилась огромная боль. Он посмотрел на ее матовую кожу.
— Ты прекрасна, Индиго!
Он не понял, почему он их произнес. Но они были сказаны. И хрупкое товарищество, возникшее между ними, рассыпалось на кусочки. Она устремила на него свои "огромные голубые глаза, взгляд которых противоречил ее задорной улыбке. Он увидел в этих глазах боль, которую она отчаянно пыталась скрыть. И страх. Но он не мог понять причину этого страха.
Возникшее между ними напряжение можно было почти пощупать пальцами. Ему захотелось ударить себя. Он боялся двинуться или сказать что-нибудь. Ветер усилился и зашумел в высоких соснах. В нем звучала тоска.
По ее примеру он снова начал есть, пытаясь понять, что в нем ее беспокоит. Даже если она видела, что он находит ее привлекательной, она, конечно, могла почувствовать, что он не воспользуется этим. Или она ле понимала этого? Прошлой ночью в горах его поведение оставляло желать лучшего. Может быть, она пугается того, что он такой большой? Они находились в милях от города. Может, она боится, что он начнет приставать к ней и попытается добиться своего?
Он никогда не пользовался своей силой в отношениях с женщинами. Но она не могла об этом знать. Джейк не мог придумать, как успокоить ее страхи. Он никогда не был красноречив. Если он упомянет о насилии, то она точно решит, что он собирается этим заняться.
— Индиго, мне кажется или на самом деле я тебя пугаю?
Она сжалась, услышав вопрос.
— Почему я должна бояться?
Хороший вопрос.
— Похоже, что ты нервничаешь, вот и все. Если я сделал что-то…
— Нет, не в этом дело.
У него вдруг пересохло во рту.
— Надеюсь, что нет.
— Пытаясь направить разговор в спокойное русло, он сказал:
— Я безобиден, честно. Спроси кого хочешь. Однако он вовсе не казался Индиго безобидным.
Его плечи казались шириной почти в ярд. Его обтянутые джинсовой тканью ноги были бесконечно длинными. Рукава его зеленой шерстяной рубашки1 были закатаны, открывая сухожилия, обвивавшие его бронзовые предплечья. Он находился всего в двух футах от нее, — достаточно близко, чтобы протянуть руку и схватить ее, когда она меньше всего этого ожидает. От нее не ускользнул блеск в его глазах, и она знала, чем он вызван. Однажды, с тех пор прошла целая жизнь, другой белый человек так же смотрел на нее.
— Я не боюсь ни вас, ни кого-либо еще, — произнесла она.
Это было неправдой, одним из тех редких случаев, когда она врала. Все в Джейке Рэнде пугало ее. Она не могла отказаться от мысли — может это предчувствие, — что каким-то образом он станет управлять ее жизнью. В тот самый момент, когда она его увидела, она это почувствовала — что-то необъяснимое, странное чувство узнавания, — как будто она ощутила зов судьбы.
К нему нельзя было отнестись с легкостью. В каждом его движении сквозила грубая мужская сила. О да, он пугал ее. В глазах женщин в универсальном магазине, разглядывавших новую ткань, было такое же выражение, с каким он смотрел на нее. Она наблюдала, как женщины боролись с соблазном. Они уходили, но в девяти случаях из десяти возвращались снова и снова и в конце концов покупали ткань. Через неделю на них были новые платья. Индиго не хотела, чтобы ее мир рассыпался на кусочки, а потом был восстановлен по желанию Джейка Рэнда.
Вспоминая железную силу, которую она ощутила в нем вчера, она чуть не вздрогнула. Ворот его рубашки распахнулся, открывая загорелую колонну его крепкой шеи. Когда он двигался, зеленая шерсть рубашки натягивалась, подчеркивая четкие бугры мышц его плеч и рук. Она попыталась представить эту силу, направленную на нее, и решила, что у нее больше шансов пробить каменную стену, чем справиться с нею.
— Ты вообще никого не боишься? — Он смотрел на нее изучающе, как бы находя ее ответ очень забавным. — Это впечатляет. Я думал, что каждый кого-то боится.
Вопрос заставил ее вернуться к реальности. Она собралась с силами и наконец смогла ответить.
— О! А кого вы боитесь, мистер Рэнд? Он понял, что потерпел неудачу.
— Мне бы хотелось, чтобы ты называла меня Джейк.
— Но вы же старше меня. Это невежливо. Он поморщился.
— Но я ведь не настолько дряхлый!
То, что она относится к нему, как к старшему, задело его. Он сунул в рот целый кусок сыра. Тридцать лет — это не старость. Ему было всего — он быстро подсчитал — одиннадцать, когда родилась Индиго.
Боже мой, он знал мужчин, чьи жены были на двадцать и даже на тридцать лет их моложе.
Проглотив следом за сыром кусочек сушеного яблока; Джейк снова посмотрел на нее и постарался обратиться к своему чувству юмора.
— Разве я скриплю при ходьбе? — спросил он с усмешкой. — Я каждый день смазываю свои суставы колесной мазью. Доктор обещал, что мне это поможет.
В ее глазах все еще была осторожность, но Джейк уловил улыбку, появившуюся в уголках рта.
— Я страдаю от этого. — Он вытянул руку и заставил ее задрожать. — Ты видишь, насколько она беспомощна, не так ли? Это смущает, но это неизбежно для человека моих преклонных лет.
Наконец она позволила себе улыбнуться. Увлекшись игрой, Джейк поднял глаза к небу и застонал.
— О нет, это вчерашний дождь, не так ли? Он смыл весь гуталин с моих волос. Ты видела, как черные потоки текли по моей шее, да?
Она наградила его музыкальным смешком, который внезапно прервала, закусив нижнюю губу. Этот звук раздразнил его. Боже, как она хороша! Он обрадовался, заметив, что осторожность исчезла из ее глаз.
— Я не хотела тебя обидеть, Джейк.
Она произнесла его имя так, как будто это было что-то интимное, и на щеках ее появился удивительно приятный румянец.
— Ты вовсе не настолько стар, — добавила она.
— Скажи мне, что я дьявольски привлекателен, тогда я может быть прощу тебя.
Она тихонько засмеялась. Он услышал ее смех и его охватила теплота.
— Ты дьявольски привлекателен, — повторила она послушно. — Очень молод и привлекателен, — так молод, что у тебя молоко на губах не обсохло.
— Ты определенно прощена.
Лобо насторожил уши, повернувшись в сторону склона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101