В глаза словно песку насыпали, голова раскалывалась от боли, ныло все, что только может ныть. Несколько часов отдыха только ухудшили дело.
— Тот толстяк насажал тебе синяков, — заметил Син. — Убить его мало!
— Это не он…
— Убить мало их обоих!
— Видишь? — Честити устало улыбнулась. — Только встань на мою защиту — и придется ополчиться на весь мир.
— Да ради Бога! — отмахнулся Син. — По крайней мере будет чем заняться.
Она прикрыла глаза, но тут же открыла снова, зная, что иначе уснет. Син легонько коснулся губами ее губ.
— С добрым утром! Я готов всегда начинать наш день таким манером.
— Не выйдет, — возразила девушка со вздохом.
— Это почему?
— Мы получим лицензию, выдадим Верити замуж за Натаниеля, а потом пойдем каждый своим путем.
— Хм…
Взгляд Сина стал ленивым, томным. Честити знала этот взгляд. Что-то в ней немедленно откликнулось, и он это понял.
— Я дал слово, что не стану обольщать тебя.
— Верно.
— Когда я даю слово, то держу. Это так?
— Так, — признала она.
— Поэтому поцелуй будет всего лишь поцелуем. Не первый шаг, а отдельно взятый поцелуй, — объявил Син с нажимом и погладил ее по щеке. — Я заколдую тебя, и ты забудешь прошлое. Забудешь все плохое и станешь юной леди, которой по прихоти судьбы пришлось делить кров с повесой. Этот повеса так очарован ею, что добьется поцелуя, но в глубине души так благороден, что не позволит себе большего. Он из тех повес, кому можно довериться. Закрой глаза, моя прекрасная леди, и подари мне поцелуй, а потом, если хочешь, дай мне пощечину…
Никогда еще поцелуй не был так упоителен, как на охапке сена под дырявой крышей сарая. Это было как в сказке, где конец непременно счастливый, где все возможно.
— Ах, милорд! — с улыбкой прошептала Честити, когда Син отстранился. — Однажды такой поцелуй приведет вас к алтарю.
— Я бы не возражал. — Син поднес ее руку к губам, повернул ладонью вверх и замер. — Это и есть твоя царапина?
Высвободить руку не удалось.
— Бамбуковая трость, верно? Кто это сделал? Граф? — Не дожидаясь ответа, Син схватил и осмотрел другую ее руку. — За что?
Взгляд его стал ледяным и угрожающим. Честити не подозревала, что эти глаза могут меняться так разительно. Она поспешила остудить его гнев.
— За дерзость, Син! Согласись, отец имел на это право. — Она против воли улыбнулась воспоминанию. — Я назвала его гнусным лицемером.
— Какой строгий патриарх! Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Для девятнадцати лет у тебя многовато дерзости, но разве за это бьют? Дерзкая молодость становится отважной зрелостью. Твоему отцу надо бы гордиться такой дочерью.
Он так ничего и не понял, потому что мыслил совсем иными категориями. У них с графом не было ничего общего. Они были как два разных мира.
— Отец уверен, что дерзость в женщине недопустима. Женщина должна быть кроткой и милой — как Верити. Но довольно об этом. Нам пора.
Она сказала неохотно, и так же неохотно Син кивнул. Ветхий сарай стал для них тихой гаванью, покинуть его означало вернуться к суровой действительности.
Син помог Честити подняться, потянув за левую руку. Один Бог знал, чего ей стоило не закричать от боли, даже не передернуться. И все равно он заметил.
— Что такое?
— Так, пара синяков, — солгала девушка. — Падение на мостовую не проходит даром, а я упала трижды за один вечер. Ты не голоден? Лично я изголодалась! Со вчерашнего завтрака во рту не было ни крошки.
— Силы небесные! А я вчера плотно отобедал с Фрейзером. Тогда едем скорее. Первым делом я тебя накормлю.
Глава 16
Честити не верила, что сумеет снова взобраться на лошадь, но Син безоговорочно принял историю с синяками и всемерно облегчил ей задачу. Надо сказать, синяки имелись тоже наряду со ссадинами и едва начавшими подживать рубцами. Когда девушка опустилась в седло, все больные места разом издали беззвучный крик боли. Наверное, потом будет лучше, надо только размять мышцы, подумала она без особой надежды.
Все так же шагом они добрались до деревни Викфорд и местной таверны «Пегая корова» — простецкого заведения под соломенной кровлей. Лошадей здесь не меняли, зато кормили на совесть. В столь ранний час пивной зал был пуст. Хозяин разжег камин, и Честити обогрела озябшие руки.
Син с подозрением следил за тем, как осторожно она усаживается.
— Ты выглядишь так, словно в любую минуту можешь рухнуть без сил, — заметил он.
— Еще бы! С голоду рухнет любой, даже самый крепкий.
Честити нашла, что лгать по мелочам раз от разу становится легче. Это было очень кстати. Нельзя было допустить, чтобы Син снова оставил ее в каком-нибудь «безопасном месте». Взгляд на его лицо подсказал, что он не слишком ей верит.
— Мы не можем тратить время на всякую ерунду, — сказала она, заставив себя выпрямиться на стуле.
— Пожалуй, — согласился Син рассеянно.
Он чем дальше, тем больше становился серьезным, и это настораживало.
Между тем служанка накрыла на стол и принесла свежий каравай, масленку и дымящийся кофейник. У Честити сразу заурчало в животе.
— Чего ждешь? Налетай! — сказал Син и, слава Богу, засмеялся. — Когда еще принесут остальное!
Порядок трапезы был для Честити одной из условностей, впитанных чуть ли не с материнским молоком, поэтому она заколебалась. Зато Син без церемоний отхватил от каравая увесистый ломоть, щедро намазал топленым маслом и налил кофе. Впившись зубами в душистую мякоть, девушка забыла обо всем. Кофе был густой от сливок и хорошо подслащенный. Честити ощутила, что в буквальном смысле возвращается к жизни. Они с Сином улыбнулись друг другу. Как легко опуститься до простейших радостей, думала она благодушно. Наслаждение пищей! То, что стоит сейчас на этом столе, она не променяет ни на какие сокровища мира… ну разве что на любовь Сина.
Это заставило ее опомниться. Отчего Син так серьезен, отчего уходит в себя, стоит ей отвести взгляд? Что он так упорно обдумывает? Неприятный долг чести, то есть брак с женщиной, которую он — по неведению — скомпрометировал, проведя с ней наедине три ночи? Что же он скажет, выяснив насчет Хлои? Ладно, раз так, раз Син Маллорен так благороден, что готов покрыть грехи «пресловутой Честити Уэр», она тоже проявит благородство и не примет его жертвы.
— Умница!
Девушка взглянула на своего спутника. Тот сидел, положив подбородок на сплетенные пальцы, и тоже смотрел на нее — уже долгое время. Взгляд у него был на редкость бесстрастный. Честити в смущении опустила глаза. Больше всего ей хотелось вернуть то благословенное время, когда она была для Сина всего лишь его «юным другом».
— В том, чтобы раскрыть все карты, есть своя прелесть, — заметил он, словно угадав ход ее мыслей.
— И давно ты знаешь? — спросила она, не поднимая глаз.
— С нашей первой встречи, — ответил он после короткого колебания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Тот толстяк насажал тебе синяков, — заметил Син. — Убить его мало!
— Это не он…
— Убить мало их обоих!
— Видишь? — Честити устало улыбнулась. — Только встань на мою защиту — и придется ополчиться на весь мир.
— Да ради Бога! — отмахнулся Син. — По крайней мере будет чем заняться.
Она прикрыла глаза, но тут же открыла снова, зная, что иначе уснет. Син легонько коснулся губами ее губ.
— С добрым утром! Я готов всегда начинать наш день таким манером.
— Не выйдет, — возразила девушка со вздохом.
— Это почему?
— Мы получим лицензию, выдадим Верити замуж за Натаниеля, а потом пойдем каждый своим путем.
— Хм…
Взгляд Сина стал ленивым, томным. Честити знала этот взгляд. Что-то в ней немедленно откликнулось, и он это понял.
— Я дал слово, что не стану обольщать тебя.
— Верно.
— Когда я даю слово, то держу. Это так?
— Так, — признала она.
— Поэтому поцелуй будет всего лишь поцелуем. Не первый шаг, а отдельно взятый поцелуй, — объявил Син с нажимом и погладил ее по щеке. — Я заколдую тебя, и ты забудешь прошлое. Забудешь все плохое и станешь юной леди, которой по прихоти судьбы пришлось делить кров с повесой. Этот повеса так очарован ею, что добьется поцелуя, но в глубине души так благороден, что не позволит себе большего. Он из тех повес, кому можно довериться. Закрой глаза, моя прекрасная леди, и подари мне поцелуй, а потом, если хочешь, дай мне пощечину…
Никогда еще поцелуй не был так упоителен, как на охапке сена под дырявой крышей сарая. Это было как в сказке, где конец непременно счастливый, где все возможно.
— Ах, милорд! — с улыбкой прошептала Честити, когда Син отстранился. — Однажды такой поцелуй приведет вас к алтарю.
— Я бы не возражал. — Син поднес ее руку к губам, повернул ладонью вверх и замер. — Это и есть твоя царапина?
Высвободить руку не удалось.
— Бамбуковая трость, верно? Кто это сделал? Граф? — Не дожидаясь ответа, Син схватил и осмотрел другую ее руку. — За что?
Взгляд его стал ледяным и угрожающим. Честити не подозревала, что эти глаза могут меняться так разительно. Она поспешила остудить его гнев.
— За дерзость, Син! Согласись, отец имел на это право. — Она против воли улыбнулась воспоминанию. — Я назвала его гнусным лицемером.
— Какой строгий патриарх! Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Для девятнадцати лет у тебя многовато дерзости, но разве за это бьют? Дерзкая молодость становится отважной зрелостью. Твоему отцу надо бы гордиться такой дочерью.
Он так ничего и не понял, потому что мыслил совсем иными категориями. У них с графом не было ничего общего. Они были как два разных мира.
— Отец уверен, что дерзость в женщине недопустима. Женщина должна быть кроткой и милой — как Верити. Но довольно об этом. Нам пора.
Она сказала неохотно, и так же неохотно Син кивнул. Ветхий сарай стал для них тихой гаванью, покинуть его означало вернуться к суровой действительности.
Син помог Честити подняться, потянув за левую руку. Один Бог знал, чего ей стоило не закричать от боли, даже не передернуться. И все равно он заметил.
— Что такое?
— Так, пара синяков, — солгала девушка. — Падение на мостовую не проходит даром, а я упала трижды за один вечер. Ты не голоден? Лично я изголодалась! Со вчерашнего завтрака во рту не было ни крошки.
— Силы небесные! А я вчера плотно отобедал с Фрейзером. Тогда едем скорее. Первым делом я тебя накормлю.
Глава 16
Честити не верила, что сумеет снова взобраться на лошадь, но Син безоговорочно принял историю с синяками и всемерно облегчил ей задачу. Надо сказать, синяки имелись тоже наряду со ссадинами и едва начавшими подживать рубцами. Когда девушка опустилась в седло, все больные места разом издали беззвучный крик боли. Наверное, потом будет лучше, надо только размять мышцы, подумала она без особой надежды.
Все так же шагом они добрались до деревни Викфорд и местной таверны «Пегая корова» — простецкого заведения под соломенной кровлей. Лошадей здесь не меняли, зато кормили на совесть. В столь ранний час пивной зал был пуст. Хозяин разжег камин, и Честити обогрела озябшие руки.
Син с подозрением следил за тем, как осторожно она усаживается.
— Ты выглядишь так, словно в любую минуту можешь рухнуть без сил, — заметил он.
— Еще бы! С голоду рухнет любой, даже самый крепкий.
Честити нашла, что лгать по мелочам раз от разу становится легче. Это было очень кстати. Нельзя было допустить, чтобы Син снова оставил ее в каком-нибудь «безопасном месте». Взгляд на его лицо подсказал, что он не слишком ей верит.
— Мы не можем тратить время на всякую ерунду, — сказала она, заставив себя выпрямиться на стуле.
— Пожалуй, — согласился Син рассеянно.
Он чем дальше, тем больше становился серьезным, и это настораживало.
Между тем служанка накрыла на стол и принесла свежий каравай, масленку и дымящийся кофейник. У Честити сразу заурчало в животе.
— Чего ждешь? Налетай! — сказал Син и, слава Богу, засмеялся. — Когда еще принесут остальное!
Порядок трапезы был для Честити одной из условностей, впитанных чуть ли не с материнским молоком, поэтому она заколебалась. Зато Син без церемоний отхватил от каравая увесистый ломоть, щедро намазал топленым маслом и налил кофе. Впившись зубами в душистую мякоть, девушка забыла обо всем. Кофе был густой от сливок и хорошо подслащенный. Честити ощутила, что в буквальном смысле возвращается к жизни. Они с Сином улыбнулись друг другу. Как легко опуститься до простейших радостей, думала она благодушно. Наслаждение пищей! То, что стоит сейчас на этом столе, она не променяет ни на какие сокровища мира… ну разве что на любовь Сина.
Это заставило ее опомниться. Отчего Син так серьезен, отчего уходит в себя, стоит ей отвести взгляд? Что он так упорно обдумывает? Неприятный долг чести, то есть брак с женщиной, которую он — по неведению — скомпрометировал, проведя с ней наедине три ночи? Что же он скажет, выяснив насчет Хлои? Ладно, раз так, раз Син Маллорен так благороден, что готов покрыть грехи «пресловутой Честити Уэр», она тоже проявит благородство и не примет его жертвы.
— Умница!
Девушка взглянула на своего спутника. Тот сидел, положив подбородок на сплетенные пальцы, и тоже смотрел на нее — уже долгое время. Взгляд у него был на редкость бесстрастный. Честити в смущении опустила глаза. Больше всего ей хотелось вернуть то благословенное время, когда она была для Сина всего лишь его «юным другом».
— В том, чтобы раскрыть все карты, есть своя прелесть, — заметил он, словно угадав ход ее мыслей.
— И давно ты знаешь? — спросила она, не поднимая глаз.
— С нашей первой встречи, — ответил он после короткого колебания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98