Не дожидаясь, пока он скажет что-нибудь сам, Амалия спросила:
— Ну, что там?
— Мы опоздали. Нужный нам клипер снялся с якоря.
— Когда? — Амалия затаила дыхание, так боялась она ответа.
— Вчера вечером.
— Я так и думала.
— Не кори себя, — сказал он жестко. — Если бы ты приехала сюда сразу, как только сошла с парохода, ты все равно не успела бы.
Амалия облегченно вздохнула. Она сумела изобразить на лице нечто похожее на улыбку и согласно кивнула.
— Я попытался разузнать о матросе, который нас интересует, — продолжил Роберт, — но мне ничего не смогли сказать. Думаю; капитан не сообщил властям об исчезновении матроса. Дело это в портах настолько обычное, что комментарии, как говорят, излишни.
— Что же нам делать? — спросила Амалия растерянно.
— А что бы ты делала, если бы приехала сюда одна? — Роберт окинул Амалию пристальным взглядом.
— Не знаю, я не думала об этом, — сказала она нерешительно. — Скорее всего, второй матрос благополучно добрался до корабля и теперь возвращается в Китай.
— Логично, — согласился Роберт.
— Наверное, надо ехать домой?
— Да, надо! — Роберт забрался в фаэтон, отвязал вожжи от столбика с кольцом, но потом вдруг остановился. — Пожалуй, стоит порасспросить в постоялых дворах и пивных, на всякий случай, — сказал он задумчиво, — вдруг этот человек так и не появился на корабле, или у него были веские причины, чтобы корабль ушел без него? Попробовать стоит, хотя бы потому, что у нас есть его изображение.
Вместо ответа Амалия развернула рисунок Айзы, который лежал свернутым в трубочку на сиденьи рядом с ней. Роберт направил экипаж в обратный путь. Продолжая рассматривать карандашный рисунок, Амалия заметила уголком глаза очертания знакомых домов.
— Это не тот квартал, который нам нужен, — сказала она, отрываясь от бумаги.
— Тот самый. Я везу тебя домой.
— Но я не хочу домой, — возразила Амалия.
— Не думаю, что этот человек остановился в отелях «Сент-Луис» или «Сент-Чарльз». Скорее всего он забился в одну из нор самой грязной части города, где никогда не бывает дам, и никто не имеет ни малейшего представления, как вести себя с ними.
— Я знаю это не хуже тебя, но мне все равно, — попыталась протестовать Амалия.' — Я не стану сидеть дома и дожидаться известий. Мне надоело ждать, и я поеду с тобой.
— Нет, я не могу согласиться на это. — Роберт был настроен весьма решительно.
— Не можешь согласиться?! — воскликнула Амалия гневно. — Но я — женщина, а не тепличное растение. Я имею право знать, что происходит, и делать что-то, а не сидеть, как каменный истукан.
— Я все понимаю, — сказал Роберт мягко, — но пойми и ты: речь идет не о воле и храбрости женщины, а о чести светской дамы, что, согласись, не" одно и то же, и что обязывает тебя считаться с правилами приличий.
— Правда? Еще неделю назад я вряд ли смогла бы отнести эти слова к себе. — В голосе Амалии слышались досада и негодование.
— И напрасно. Дело не в безупречной репутации, а в твоем характере, — заметил Роберт рассудительно. — Если ты отправишься со мной в эти трущобы, то, без сомнения, привлечешь к нам обоим такое внимание, которое тебе же самой потом не понравится, и от которого мне придется тебя защищать. Если даже ты решишь не входить внутрь этих злачных мест, а останешься ждать меня на улице, нет гарантий твоей безопасности. Женщины в таких местах воспринимаются как приятная и вполне заслуженная добыча. Так вот у них все просто!
— Я не поверю, что ко мне будут приставать, если ты рядом.
— Ценю твое доверие, но гарантировать что-либо не могу, — сказал он, криво усмехнувшись. — Кроме того, пока мы будем ходить вместе, нам вряд ли кто-нибудь скажет правду. Зато нож в бок за излишнее любопытство получить можно. А вот если я пойду один, переодевшись бродягой, предложу кому-нибудь пропустить рюмо…
— Я поняла! — оборвала она его на полуслове. И хотя Амалия сознавала, что доводы Роберта разумны, вынести это ей было нелегко. — Тогда отвези меня домой, — попросила она, все еще дуясь.
Казалось, время после отъезда Роберта остановилось. Амалия металась по комнате от одного окна к другому, не находя себе места. Уже в который раз наблюдала она изрядно надоевшую картину: дома с лужайками на противоположной стороне улицы, резвых лошадей, впряженных в элегантные экипажи, в которых сидели нарядные дамы в легких шелковых платьях с расшитыми бисером и кружевами зонтиками в руках, а рядом с ними джентльмены, взмокшие от жары в своих сюртуках и галстуках.
Амалия ненавидела все эти десятилетиями складывавшиеся условности и предрассудки. Именно они, а не пресловутая слабость, держали ее взаперти. Поскольку делом чести мужчин являлась защита репутации и достоинства дам, то женщина, пожелавшая выйти на улицу одна, могла столкнуться с любым оскорблением. А раз уж джентльмены рисковали жизнью, защищая прекрасных дам, дамы в свою очередь были связаны долгом чести вести себя так, чтобы не подвергать мужчину излишней опасности. Возникала своего рода круговая порука. «Жаль, что со всем этим нельзя покончить раз и навсегда», — мысленно сокрушалась Амалия.
Однако благодаря этим условностям, смертельная опасность, которая время от времени нависала над мужчинами, сдерживала их природную агрессивность и усмиряла их низменные страсти. Большинство из них находило разрядку в драках: кто на кулаках, кто с хлыстами, а кто на дуэли. Что касается дуэлей, то здесь дело дошло до крайностей. Поединки назначались по всякому поводу и без повода: кто-то кого-то нечаянно толкнул, кто-то на кого-то не так посмотрел или при ком-то неосторожно выразился, а в результате — гибли молодые люди. И все же, зная, чем может кончиться тот или иной неосторожный поступок, люди стремились к сдержанности и терпимости во взаимоотношениях друг с другом.
«Насколько все было бы проще, имей эта проблема только одну сторону, — размышляла Амалия, стоя у окна. — Ту, которая не касается меня».
Пришло время ужинать, а Роберт все еще не появился. Амалия попробовала съесть что-нибудь в одиночестве, но не получилось. Повозив по тарелке кусочки каждого блюда, она так ни одного и не попробовала. Две рюмки вина, которые она выпила, взбодрили ее, но ненадолго, их действие прошло к тому моменту, когда она приготовилась идти спать.
Она сидела на кровати, подперевшись подушками и с раскрытой на первой странице книгой, когда внизу послышался шум. Накинув капот, Амалия вышла из спальни. Внизу, широко расставив ноги, чтобы не упасть, стоял Роберт. Волосы его были взлохмачены, рубашка в грязи, рукава закатаны до локтей, мятые брюки из грубого полотна неряшливо заткнуты в сапоги, которые, похоже, умышленно были выпачканы, чтобы не блестели. Роберт держал в руке серебряный подсвечник со свечой, какие обычно ставят в спальнях, и Амалии показалось, что она слышит удалявшиеся шаги слуги, впустившего его в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Ну, что там?
— Мы опоздали. Нужный нам клипер снялся с якоря.
— Когда? — Амалия затаила дыхание, так боялась она ответа.
— Вчера вечером.
— Я так и думала.
— Не кори себя, — сказал он жестко. — Если бы ты приехала сюда сразу, как только сошла с парохода, ты все равно не успела бы.
Амалия облегченно вздохнула. Она сумела изобразить на лице нечто похожее на улыбку и согласно кивнула.
— Я попытался разузнать о матросе, который нас интересует, — продолжил Роберт, — но мне ничего не смогли сказать. Думаю; капитан не сообщил властям об исчезновении матроса. Дело это в портах настолько обычное, что комментарии, как говорят, излишни.
— Что же нам делать? — спросила Амалия растерянно.
— А что бы ты делала, если бы приехала сюда одна? — Роберт окинул Амалию пристальным взглядом.
— Не знаю, я не думала об этом, — сказала она нерешительно. — Скорее всего, второй матрос благополучно добрался до корабля и теперь возвращается в Китай.
— Логично, — согласился Роберт.
— Наверное, надо ехать домой?
— Да, надо! — Роберт забрался в фаэтон, отвязал вожжи от столбика с кольцом, но потом вдруг остановился. — Пожалуй, стоит порасспросить в постоялых дворах и пивных, на всякий случай, — сказал он задумчиво, — вдруг этот человек так и не появился на корабле, или у него были веские причины, чтобы корабль ушел без него? Попробовать стоит, хотя бы потому, что у нас есть его изображение.
Вместо ответа Амалия развернула рисунок Айзы, который лежал свернутым в трубочку на сиденьи рядом с ней. Роберт направил экипаж в обратный путь. Продолжая рассматривать карандашный рисунок, Амалия заметила уголком глаза очертания знакомых домов.
— Это не тот квартал, который нам нужен, — сказала она, отрываясь от бумаги.
— Тот самый. Я везу тебя домой.
— Но я не хочу домой, — возразила Амалия.
— Не думаю, что этот человек остановился в отелях «Сент-Луис» или «Сент-Чарльз». Скорее всего он забился в одну из нор самой грязной части города, где никогда не бывает дам, и никто не имеет ни малейшего представления, как вести себя с ними.
— Я знаю это не хуже тебя, но мне все равно, — попыталась протестовать Амалия.' — Я не стану сидеть дома и дожидаться известий. Мне надоело ждать, и я поеду с тобой.
— Нет, я не могу согласиться на это. — Роберт был настроен весьма решительно.
— Не можешь согласиться?! — воскликнула Амалия гневно. — Но я — женщина, а не тепличное растение. Я имею право знать, что происходит, и делать что-то, а не сидеть, как каменный истукан.
— Я все понимаю, — сказал Роберт мягко, — но пойми и ты: речь идет не о воле и храбрости женщины, а о чести светской дамы, что, согласись, не" одно и то же, и что обязывает тебя считаться с правилами приличий.
— Правда? Еще неделю назад я вряд ли смогла бы отнести эти слова к себе. — В голосе Амалии слышались досада и негодование.
— И напрасно. Дело не в безупречной репутации, а в твоем характере, — заметил Роберт рассудительно. — Если ты отправишься со мной в эти трущобы, то, без сомнения, привлечешь к нам обоим такое внимание, которое тебе же самой потом не понравится, и от которого мне придется тебя защищать. Если даже ты решишь не входить внутрь этих злачных мест, а останешься ждать меня на улице, нет гарантий твоей безопасности. Женщины в таких местах воспринимаются как приятная и вполне заслуженная добыча. Так вот у них все просто!
— Я не поверю, что ко мне будут приставать, если ты рядом.
— Ценю твое доверие, но гарантировать что-либо не могу, — сказал он, криво усмехнувшись. — Кроме того, пока мы будем ходить вместе, нам вряд ли кто-нибудь скажет правду. Зато нож в бок за излишнее любопытство получить можно. А вот если я пойду один, переодевшись бродягой, предложу кому-нибудь пропустить рюмо…
— Я поняла! — оборвала она его на полуслове. И хотя Амалия сознавала, что доводы Роберта разумны, вынести это ей было нелегко. — Тогда отвези меня домой, — попросила она, все еще дуясь.
Казалось, время после отъезда Роберта остановилось. Амалия металась по комнате от одного окна к другому, не находя себе места. Уже в который раз наблюдала она изрядно надоевшую картину: дома с лужайками на противоположной стороне улицы, резвых лошадей, впряженных в элегантные экипажи, в которых сидели нарядные дамы в легких шелковых платьях с расшитыми бисером и кружевами зонтиками в руках, а рядом с ними джентльмены, взмокшие от жары в своих сюртуках и галстуках.
Амалия ненавидела все эти десятилетиями складывавшиеся условности и предрассудки. Именно они, а не пресловутая слабость, держали ее взаперти. Поскольку делом чести мужчин являлась защита репутации и достоинства дам, то женщина, пожелавшая выйти на улицу одна, могла столкнуться с любым оскорблением. А раз уж джентльмены рисковали жизнью, защищая прекрасных дам, дамы в свою очередь были связаны долгом чести вести себя так, чтобы не подвергать мужчину излишней опасности. Возникала своего рода круговая порука. «Жаль, что со всем этим нельзя покончить раз и навсегда», — мысленно сокрушалась Амалия.
Однако благодаря этим условностям, смертельная опасность, которая время от времени нависала над мужчинами, сдерживала их природную агрессивность и усмиряла их низменные страсти. Большинство из них находило разрядку в драках: кто на кулаках, кто с хлыстами, а кто на дуэли. Что касается дуэлей, то здесь дело дошло до крайностей. Поединки назначались по всякому поводу и без повода: кто-то кого-то нечаянно толкнул, кто-то на кого-то не так посмотрел или при ком-то неосторожно выразился, а в результате — гибли молодые люди. И все же, зная, чем может кончиться тот или иной неосторожный поступок, люди стремились к сдержанности и терпимости во взаимоотношениях друг с другом.
«Насколько все было бы проще, имей эта проблема только одну сторону, — размышляла Амалия, стоя у окна. — Ту, которая не касается меня».
Пришло время ужинать, а Роберт все еще не появился. Амалия попробовала съесть что-нибудь в одиночестве, но не получилось. Повозив по тарелке кусочки каждого блюда, она так ни одного и не попробовала. Две рюмки вина, которые она выпила, взбодрили ее, но ненадолго, их действие прошло к тому моменту, когда она приготовилась идти спать.
Она сидела на кровати, подперевшись подушками и с раскрытой на первой странице книгой, когда внизу послышался шум. Накинув капот, Амалия вышла из спальни. Внизу, широко расставив ноги, чтобы не упасть, стоял Роберт. Волосы его были взлохмачены, рубашка в грязи, рукава закатаны до локтей, мятые брюки из грубого полотна неряшливо заткнуты в сапоги, которые, похоже, умышленно были выпачканы, чтобы не блестели. Роберт держал в руке серебряный подсвечник со свечой, какие обычно ставят в спальнях, и Амалии показалось, что она слышит удалявшиеся шаги слуги, впустившего его в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105