– А теперь ты скажешь, что президентом Соединенных Штатов должна стать женщина.
– О, уж это-то, конечно, неизбежно. Возможно, потребуется немало времени, пока такой день наступит, но рано или поздно это произойдет – и не только в Соединенных Штатах, но и в других странах тоже. И тогда мы, женщины, искореним глупые войны, которые вы, мужчины, так обожаете вести. Вы сможете тогда играть в менее опасные игры, чтобы выпустить пар и дать выход своему озлоблению.
Гордон бросил на девушку недоверчивый взгляд.
– Я, кажется, немного побаиваюсь тебя, Мара Тэйт.
Глаза ее то вспыхивали, то темнели.
– Вполне возможно, Гордон Юинг. И это естественно.
«Я собираюсь сделать вас своей собственностью, мистер Юинг, и вы не сможете этому воспрепятствовать».
В пять часов пополудни они нашли идеальное место для привала – у ключа, бившего из-под земли среди зарослей кактусов. После того как они почистили и напоили лошадей, Мара рухнула на свое одеяло.
– Должна признаться, что горноразведывательное дело – довольно хлопотное и утомительное занятие, – пожаловалась она.
Гордон сидел рядом, скрестив ноги. Он только что свернул себе папиросу.
– Как только найдем месторождение, сразу станет ясно, что мы не зря старались.
– Разрешишь мне затянуться твоей папиросой? – спросила Мара.
У Гордона глаза на лоб полезли.
– Малышка, ты что, рехнулась? Твой отец отрежет мне уши, если я разрешу тебе покурить. Леди не курят.
– Мэрион Мерфи курит.
– Мэрион Мерфи?! – Гордон сдвинул брови. – Я сказал: «Леди не курят!»
– Мэрион очень славная. К тому же она леди.
– Черт возьми, Мара, ты не должна дружить с этой девицей. Чего про нее только не рассказывают!
– Я учу сестер Мерфи читать и писать. И что дурного ты в них нашел?
– Ты не настолько наивна, Мара, чтобы не знать, кто они такие.
– Проститутки. И что из этого следует?
Гордон поднялся с места. Было очевидно, что этот разговор ему неприятен. Он испытывал неловкость.
– Послушай, давай прекратим говорить об этом. Знаешь, кто ты, юная леди? Ты бесстыдница! Ты провоцируешь меня! Тебе нравится затевать споры, ходить по острию ножа.
– А ты полагаешь, что подлинные юные леди не должны быть такими? Ты полагаешь, что они ничего не должны знать о жизни? Верно?
– Но ведь есть же занятия, более достойные юных леди.
Мара вскочила на ноги, подбоченилась. Теперь она стояла вплотную к Гордону.
– Хочешь сказать о тех занятиях, когда женщины опрокидываются на спину и лежат, раскинув ноги, ожидая, когда их господин и повелитель осчастливит их своим вниманием и поможет им зачать младенца? Это предел женских возможностей? Так ты это представляешь? Так тебе рисует женскую судьбу твой тупой мужской ум?
Гордон пристально смотрел ей в глаза, но Мара выдержала его взгляд.
– Хватит, мисс, ты наговорила слишком много.
– Ты высокомерный негодяй!
Она влепила ему пощечину.
Гордон отпрянул и приложил ладонь к вздувшейся и покрасневшей щеке. Он был скорее ошеломлен, чем оскорблен. Однако быстро овладел собой и решительно шагнул к Маре, невольно сжимая кулаки.
– Ты заслуживаешь порки, малышка. И я не постесняюсь выпороть тебя как следует.
– Ты не посмеешь.
В голосе ее прозвучала тревога, потому что она поняла: Гордон и не думает шутить. Мара попятилась.
– Ты не посмеешь меня тронуть, негодяй! Ты такой же, как все остальные мужчины. Если тебе в чем-либо не уступают, ты прибегаешь к грубости и насилию.
Он ринулся к ней, но она увернулась и бросилась бежать. Гордон последовал за ней. Мара мчалась вниз по каменистым склонам, мчалась по узкому ущелью. Потом повернула и стала карабкаться вверх по склону. Она уже почти выбралась из ущелья, когда Гордон ухитрился ухватить ее за лодыжку.
– Мерзавец!
Свободной ногой она лягнула его, угодив прямо в лицо.
– Вот дрянь! – завопил Гордон.
Он ухватил ее и за другую ногу и потащил вниз. Обдирая локти и колени, они скатились в ущелье. Гордон перевернул Мару на спину и прижал ее руки к земле. Глаза девушки сверкали гневом.
– Пусти меня – или я тебя убью!
– Неужели все валлийские женщины такие же ведьмы, как ты?
Мара отчаянно сопротивлялась, извивалась, стараясь освободиться, но силы были слишком неравными. В конце концов она сдалась, затихла. И вдруг закричала прямо в лицо Гордону:
– Вот почему вы держите нас в рабстве! Только потому, что вы крупнее и сильнее. Ладно… Ты держишь меня так, что я не могу сопротивляться. Я против тебя бессильна. И что ты собираешься сделать со мной теперь? Изнасилуешь меня?
Он вспыхнул. Краска залила его лицо до корней волос.
– Я ни за что не прикоснулся бы к тебе. Даже если бы ты была последней женщиной на земле. Я уж предпочел бы посетить вертеп Мэрион Мерфи.
– Это не секрет. Ты там частенько развлекаешься. Мэрион мне говорила. Что, Гордон, ни одна девушка не согласилась отдаться тебе бесплатно?
Кровь отхлынула от его лица, ярость помутила разум.
– Ах ты, мерзкая сука!
Гордон выпустил руки девушки и склонился над ней. Он стоял на коленях над распростертой на земле Марой. Она же лежала не шелохнувшись; на лице ее отражались смешанные чувства – страх, гнев… и ожидание, предвкушение…
Как зачарованная смотрела она на его пальцы, перебиравшие пуговицы ее клетчатой рубашки. Наконец ему удалось расстегнуть рубашку, и теперь он смотрел на грудь девушки, вздымавшуюся под почти прозрачной нижней сорочкой. Не требовалось никакого сооружения из кости и китового уса, чтобы поддерживать эти крепкие упругие груди, похожие на спелые, налившиеся соком плоды.
Ей казалось, она вот-вот задохнется, когда он приподнял полупрозрачную нижнюю рубашку и впился сверкающим взором в ее обнаженную плоть. Она же, глядя, как топорщатся его штаны, все туже обтягивавшие бедра, чувствовала, что ее охватывает жаркое пламя, сладостное и мучительное ощущение.
«Он хочет меня. Как мужчина – женщину».
Свидетельством тому было сильнейшее возбуждение Гордона – открытие, наполнившее Мару восторгом.
«Наконец-то я могу считать себя женщиной. После этой встречи я не останусь девственницей».
Мара приняла решение и протянула к нему руки; он же прижался губами к ее жаждущим и трепетным устам. Она обняла его за шею, привлекла к себе. И Гордон принялся покрывать горячими поцелуями ее глаза, уши, шею, губы…
– О Боже… – Мара застонала, когда язык его коснулся ее отвердевших сосков.
Он целовал сначала одну ее грудь, потом другую. Она же, разомкнув объятия, стала расстегивать пуговицы у него на штанах. Его отвердевшая и увеличившаяся плоть вырвалась из плена одежд, и Мара, восхищенная, воскликнула:
– О, любовь моя! Ты так прекрасен!
Гордон стащил с нее штаны для верховой езды, потом полотняные панталоны и с нескрываемым восторгом принялся разглядывать ее обнаженное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– О, уж это-то, конечно, неизбежно. Возможно, потребуется немало времени, пока такой день наступит, но рано или поздно это произойдет – и не только в Соединенных Штатах, но и в других странах тоже. И тогда мы, женщины, искореним глупые войны, которые вы, мужчины, так обожаете вести. Вы сможете тогда играть в менее опасные игры, чтобы выпустить пар и дать выход своему озлоблению.
Гордон бросил на девушку недоверчивый взгляд.
– Я, кажется, немного побаиваюсь тебя, Мара Тэйт.
Глаза ее то вспыхивали, то темнели.
– Вполне возможно, Гордон Юинг. И это естественно.
«Я собираюсь сделать вас своей собственностью, мистер Юинг, и вы не сможете этому воспрепятствовать».
В пять часов пополудни они нашли идеальное место для привала – у ключа, бившего из-под земли среди зарослей кактусов. После того как они почистили и напоили лошадей, Мара рухнула на свое одеяло.
– Должна признаться, что горноразведывательное дело – довольно хлопотное и утомительное занятие, – пожаловалась она.
Гордон сидел рядом, скрестив ноги. Он только что свернул себе папиросу.
– Как только найдем месторождение, сразу станет ясно, что мы не зря старались.
– Разрешишь мне затянуться твоей папиросой? – спросила Мара.
У Гордона глаза на лоб полезли.
– Малышка, ты что, рехнулась? Твой отец отрежет мне уши, если я разрешу тебе покурить. Леди не курят.
– Мэрион Мерфи курит.
– Мэрион Мерфи?! – Гордон сдвинул брови. – Я сказал: «Леди не курят!»
– Мэрион очень славная. К тому же она леди.
– Черт возьми, Мара, ты не должна дружить с этой девицей. Чего про нее только не рассказывают!
– Я учу сестер Мерфи читать и писать. И что дурного ты в них нашел?
– Ты не настолько наивна, Мара, чтобы не знать, кто они такие.
– Проститутки. И что из этого следует?
Гордон поднялся с места. Было очевидно, что этот разговор ему неприятен. Он испытывал неловкость.
– Послушай, давай прекратим говорить об этом. Знаешь, кто ты, юная леди? Ты бесстыдница! Ты провоцируешь меня! Тебе нравится затевать споры, ходить по острию ножа.
– А ты полагаешь, что подлинные юные леди не должны быть такими? Ты полагаешь, что они ничего не должны знать о жизни? Верно?
– Но ведь есть же занятия, более достойные юных леди.
Мара вскочила на ноги, подбоченилась. Теперь она стояла вплотную к Гордону.
– Хочешь сказать о тех занятиях, когда женщины опрокидываются на спину и лежат, раскинув ноги, ожидая, когда их господин и повелитель осчастливит их своим вниманием и поможет им зачать младенца? Это предел женских возможностей? Так ты это представляешь? Так тебе рисует женскую судьбу твой тупой мужской ум?
Гордон пристально смотрел ей в глаза, но Мара выдержала его взгляд.
– Хватит, мисс, ты наговорила слишком много.
– Ты высокомерный негодяй!
Она влепила ему пощечину.
Гордон отпрянул и приложил ладонь к вздувшейся и покрасневшей щеке. Он был скорее ошеломлен, чем оскорблен. Однако быстро овладел собой и решительно шагнул к Маре, невольно сжимая кулаки.
– Ты заслуживаешь порки, малышка. И я не постесняюсь выпороть тебя как следует.
– Ты не посмеешь.
В голосе ее прозвучала тревога, потому что она поняла: Гордон и не думает шутить. Мара попятилась.
– Ты не посмеешь меня тронуть, негодяй! Ты такой же, как все остальные мужчины. Если тебе в чем-либо не уступают, ты прибегаешь к грубости и насилию.
Он ринулся к ней, но она увернулась и бросилась бежать. Гордон последовал за ней. Мара мчалась вниз по каменистым склонам, мчалась по узкому ущелью. Потом повернула и стала карабкаться вверх по склону. Она уже почти выбралась из ущелья, когда Гордон ухитрился ухватить ее за лодыжку.
– Мерзавец!
Свободной ногой она лягнула его, угодив прямо в лицо.
– Вот дрянь! – завопил Гордон.
Он ухватил ее и за другую ногу и потащил вниз. Обдирая локти и колени, они скатились в ущелье. Гордон перевернул Мару на спину и прижал ее руки к земле. Глаза девушки сверкали гневом.
– Пусти меня – или я тебя убью!
– Неужели все валлийские женщины такие же ведьмы, как ты?
Мара отчаянно сопротивлялась, извивалась, стараясь освободиться, но силы были слишком неравными. В конце концов она сдалась, затихла. И вдруг закричала прямо в лицо Гордону:
– Вот почему вы держите нас в рабстве! Только потому, что вы крупнее и сильнее. Ладно… Ты держишь меня так, что я не могу сопротивляться. Я против тебя бессильна. И что ты собираешься сделать со мной теперь? Изнасилуешь меня?
Он вспыхнул. Краска залила его лицо до корней волос.
– Я ни за что не прикоснулся бы к тебе. Даже если бы ты была последней женщиной на земле. Я уж предпочел бы посетить вертеп Мэрион Мерфи.
– Это не секрет. Ты там частенько развлекаешься. Мэрион мне говорила. Что, Гордон, ни одна девушка не согласилась отдаться тебе бесплатно?
Кровь отхлынула от его лица, ярость помутила разум.
– Ах ты, мерзкая сука!
Гордон выпустил руки девушки и склонился над ней. Он стоял на коленях над распростертой на земле Марой. Она же лежала не шелохнувшись; на лице ее отражались смешанные чувства – страх, гнев… и ожидание, предвкушение…
Как зачарованная смотрела она на его пальцы, перебиравшие пуговицы ее клетчатой рубашки. Наконец ему удалось расстегнуть рубашку, и теперь он смотрел на грудь девушки, вздымавшуюся под почти прозрачной нижней сорочкой. Не требовалось никакого сооружения из кости и китового уса, чтобы поддерживать эти крепкие упругие груди, похожие на спелые, налившиеся соком плоды.
Ей казалось, она вот-вот задохнется, когда он приподнял полупрозрачную нижнюю рубашку и впился сверкающим взором в ее обнаженную плоть. Она же, глядя, как топорщатся его штаны, все туже обтягивавшие бедра, чувствовала, что ее охватывает жаркое пламя, сладостное и мучительное ощущение.
«Он хочет меня. Как мужчина – женщину».
Свидетельством тому было сильнейшее возбуждение Гордона – открытие, наполнившее Мару восторгом.
«Наконец-то я могу считать себя женщиной. После этой встречи я не останусь девственницей».
Мара приняла решение и протянула к нему руки; он же прижался губами к ее жаждущим и трепетным устам. Она обняла его за шею, привлекла к себе. И Гордон принялся покрывать горячими поцелуями ее глаза, уши, шею, губы…
– О Боже… – Мара застонала, когда язык его коснулся ее отвердевших сосков.
Он целовал сначала одну ее грудь, потом другую. Она же, разомкнув объятия, стала расстегивать пуговицы у него на штанах. Его отвердевшая и увеличившаяся плоть вырвалась из плена одежд, и Мара, восхищенная, воскликнула:
– О, любовь моя! Ты так прекрасен!
Гордон стащил с нее штаны для верховой езды, потом полотняные панталоны и с нескрываемым восторгом принялся разглядывать ее обнаженное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95