«Тэйт интернэшнл индастриз» основала дочерние компании по всему миру: они в Европе, Африке, Южной Америке, на Гавайях и Дальнем Востоке. У нас повсюду есть собственность. Капиталовложения – тоже. Дни твоего дедушки сочтены, – продолжала мать. – После его смерти нас останется двое – твой отец и я. И мы тоже не молодеем. А вы с Сэмом должны поклясться, что продолжите семейное дело после нашей смерти.
Мара-младшая поднесла руку к груди, словно почувствовала удушье. Ответственность, которую на нее возлагали, казалась огромной, неприемлемой для молоденькой девушки.
– Вы рассчитываете, что я стану главой «Тэйт индастриз»? А как насчет дяди Джилберта, дяди Эмлина и дяди Аллана?
Мара заметила, что губы матери превратились в узкую полоску, темные глаза вспыхнули гневом.
– Я считаю, что твои дядюшки предали нашу семью и все, что связано с благородным именем Тэйтов. Терпеть не могу изъясняться в столь напыщенных выражениях, но следует смотреть правде в глаза. Тэйты настолько близки к тому, что можно было бы назвать американской королевской династией, насколько это вообще возможно в демократическом обществе. Впрочем, таковы и другие известные семьи, такие, как Рокфеллеры, Вандербильдты и Асторы.
Вместе с деньгами и властью приходит и ответственность – noblesse oblige. Эмлин, Джилберт и Аллан, как ни горько мне это признать, не способны с достоинством нести свою ношу, не способны находиться на высоте положения. Их дети – тоже. Эмлин разжирел и стал благодушным банкиром. Его сын Базз предпочел карьеру военного. Две его дочери, славные девушки, – безмозглые создания, рожденные только для того, чтобы продолжать свой род и быть верными подругами своих мужей.
Мара-старшая брезгливо поморщилась:
– Джилберт вполне доволен своим положением в своем крохотном феодальном государстве в Южной Америке. Он завел там себе целый гарем девиц. А твои кузены-близнецы, Престон и Саманта, – они изнеженные баловни нью-йоркского высшего общества.
Аллан, пожалуй, смог бы стать достойным продолжателем наших традиций. Но семья отвергла его за то, что он связал свою судьбу с мексиканской шлюхой-полукровкой, на которой женился. Впрочем, он создал свою собственную империю, весьма уважаемую в Калифорнии. А его сын Брайан – настоящий Тэйт, человек, сознающий свою ответственность. Он станет достойным наследником своего отца.
И это значит, Мара, – продолжала мать, – что остаемся только мы – твой отец, я и ты. Поэтому ты станешь наследницей «Тэйт интернэшнл индастриз». Если Сэм Роджерс – настоящий мужчина, каким я его считаю, он поймет и поддержит тебя в твоем нелегком деле, как твой отец поддерживал меня все эти годы.
Речь матери произвела на девушку огромное впечатление.
– Ты это говоришь так… не могу подобрать слова… говоришь так, как если бы я должна была принять обет целомудрия и стать невестой Господа, как выразилась бы моя подруга Сесиль. Ведь ее родители хотели, чтобы она стала монашкой. – Мара с трудом удержалась от смеха – мысль о том, что Сесиль Дюма могла бы сдержать обет целомудрия, показалась ей очень забавной.
Ее мать улыбнулась:
– Смею тебя заверить, что обета целомудрия не потребуется. Если бы это потребовалось, я… Впрочем, не важно…
Юная Мара прекрасно все поняла: она помнила взгляды, которыми иногда обменивались ее родители, помнила, как они прикасались друг к другу и как часто уходили к себе в спальню намного раньше ее. Когда-нибудь так будет и у них с Сэмом.
«О, мой дорогой, как я тоскую по твоим прикосновениям, по твоим ласкам, по твоим поцелуям! Не чувствовать тебя рядом с собой – это почти физическое страдание».
Она глубоко вздохнула и объявила:
– Я согласна, мама. Я тебя не подведу. Не подведу свою семью. Я сделаю все, чего бы вы от меня ни потребовали, только бы оказаться достойной преемницей Тэйтов.
Мать обняла ее.
– Да благословит тебя Господь, моя дорогая. Ты – настоящая Тэйт.
В начале мая Сэмюэл Роджерс-младший, направлявшийся в Бисби, сошел с поезда в Финиксе, в штате Аризона. Ночь накануне его приезда Мара провела без сна. В мыслях она была с Сэмом: они держались за руки, как влюбленные в стеклянном шаре; они сливались в страстном объятии, лежа в постели, и их обнаженные тела пылали страстью. При этом видении Мара спрыгнула с постели и вышла на балкон, выходивший в сад.
«Что тебе нужно, моя девочка, так это принять холодную ванну, иначе ты кончишь тем, что не принято делать молодым леди».
С самого рассвета она терпеливо ждала, расхаживая по дому и саду, приставая к матери, отцу, слугам и даже к своему любимому Наджету, маленькому шотландскому колли:
– Ну почему он не едет? Что его задержало? Он должен был приехать уже несколько часов назад. О, это так меня раздражает и нервирует!
В бессильном гневе она топнула ногой.
Гордон хмыкнул и, вытащив горящую головню из камина, принялся раскуривать трубку.
– Как ты можешь осуждать Сэма? Обращай свои претензии к Южно-Тихоокеанской железной дороге.
В пять часов бдение закончилось. При первом же стуке в массивную парадную дверь Мара вскрикнула и бросилась в холл. Пробежав по мраморному полу, споткнулась и ударилась о дверной косяк.
Не обращая внимания на боль в плече, Мара широко распахнула дверь и бросилась в объятия Сэма.
– Мой дорогой, любимый! Если бы мне пришлось ждать еще минуту, я бы просто умерла! – Она закрыла глаза, нежась в объятиях Сэма, прижимаясь к его груди. – Я слышу, как бьется твое сердце. Оно говорит: люблю, люблю, люблю. О Сэм! Почему ты так долго? Ты выглядишь усталым. Похоже, ты похудел. Ты уверен, что такое долгое путешествие тебе не повредило?
Сэм рассмеялся и еще крепче обнял ее.
– Ты трещишь как сорока! Я чувствую себя прекрасно, великолепно, и я вовсе не похудел. Послушай, ты позволишь мне войти?
– Конечно. Оставь свои вещи на крыльце. Кто-нибудь из прислуги отнесет их в твою комнату. А теперь пойдем – поздороваешься с матерью и отцом.
Гордон и его жена, проявляя деликатность, оставались в гостиной, чтобы не смущать молодых людей. Теперь же они тепло приветствовали своего будущего зятя. Мара-старшая поцеловала его в щеку.
– Как ваши родители, Сэм?
– Прекрасно. Они передают вам горячий привет.
Гордон пожал гостю руку.
– Мы все гордимся тобой, Сэм, гордимся тем, что ты сделал для Соединенных Штатов в этой войне.
– Я сражался за свободу, сэр. Я верю в то, что мистер Эдмунд Бёрк сказал в парламенте: «Единственное, что требуется для того, чтобы зло восторжествовало над добром, – это молчать и ничего не предпринимать».
– В высшей степени похвальные чувства, Сэм. Никто из нас этого не забудет.
Горничная принесла херес и чай с бисквитами и джемом. Обменявшись последними новостями, хозяева и гость заговорили о войне с Испанией и о будущем экономики двух англоязычных мировых держав – Англии и Соединенных Штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Мара-младшая поднесла руку к груди, словно почувствовала удушье. Ответственность, которую на нее возлагали, казалась огромной, неприемлемой для молоденькой девушки.
– Вы рассчитываете, что я стану главой «Тэйт индастриз»? А как насчет дяди Джилберта, дяди Эмлина и дяди Аллана?
Мара заметила, что губы матери превратились в узкую полоску, темные глаза вспыхнули гневом.
– Я считаю, что твои дядюшки предали нашу семью и все, что связано с благородным именем Тэйтов. Терпеть не могу изъясняться в столь напыщенных выражениях, но следует смотреть правде в глаза. Тэйты настолько близки к тому, что можно было бы назвать американской королевской династией, насколько это вообще возможно в демократическом обществе. Впрочем, таковы и другие известные семьи, такие, как Рокфеллеры, Вандербильдты и Асторы.
Вместе с деньгами и властью приходит и ответственность – noblesse oblige. Эмлин, Джилберт и Аллан, как ни горько мне это признать, не способны с достоинством нести свою ношу, не способны находиться на высоте положения. Их дети – тоже. Эмлин разжирел и стал благодушным банкиром. Его сын Базз предпочел карьеру военного. Две его дочери, славные девушки, – безмозглые создания, рожденные только для того, чтобы продолжать свой род и быть верными подругами своих мужей.
Мара-старшая брезгливо поморщилась:
– Джилберт вполне доволен своим положением в своем крохотном феодальном государстве в Южной Америке. Он завел там себе целый гарем девиц. А твои кузены-близнецы, Престон и Саманта, – они изнеженные баловни нью-йоркского высшего общества.
Аллан, пожалуй, смог бы стать достойным продолжателем наших традиций. Но семья отвергла его за то, что он связал свою судьбу с мексиканской шлюхой-полукровкой, на которой женился. Впрочем, он создал свою собственную империю, весьма уважаемую в Калифорнии. А его сын Брайан – настоящий Тэйт, человек, сознающий свою ответственность. Он станет достойным наследником своего отца.
И это значит, Мара, – продолжала мать, – что остаемся только мы – твой отец, я и ты. Поэтому ты станешь наследницей «Тэйт интернэшнл индастриз». Если Сэм Роджерс – настоящий мужчина, каким я его считаю, он поймет и поддержит тебя в твоем нелегком деле, как твой отец поддерживал меня все эти годы.
Речь матери произвела на девушку огромное впечатление.
– Ты это говоришь так… не могу подобрать слова… говоришь так, как если бы я должна была принять обет целомудрия и стать невестой Господа, как выразилась бы моя подруга Сесиль. Ведь ее родители хотели, чтобы она стала монашкой. – Мара с трудом удержалась от смеха – мысль о том, что Сесиль Дюма могла бы сдержать обет целомудрия, показалась ей очень забавной.
Ее мать улыбнулась:
– Смею тебя заверить, что обета целомудрия не потребуется. Если бы это потребовалось, я… Впрочем, не важно…
Юная Мара прекрасно все поняла: она помнила взгляды, которыми иногда обменивались ее родители, помнила, как они прикасались друг к другу и как часто уходили к себе в спальню намного раньше ее. Когда-нибудь так будет и у них с Сэмом.
«О, мой дорогой, как я тоскую по твоим прикосновениям, по твоим ласкам, по твоим поцелуям! Не чувствовать тебя рядом с собой – это почти физическое страдание».
Она глубоко вздохнула и объявила:
– Я согласна, мама. Я тебя не подведу. Не подведу свою семью. Я сделаю все, чего бы вы от меня ни потребовали, только бы оказаться достойной преемницей Тэйтов.
Мать обняла ее.
– Да благословит тебя Господь, моя дорогая. Ты – настоящая Тэйт.
В начале мая Сэмюэл Роджерс-младший, направлявшийся в Бисби, сошел с поезда в Финиксе, в штате Аризона. Ночь накануне его приезда Мара провела без сна. В мыслях она была с Сэмом: они держались за руки, как влюбленные в стеклянном шаре; они сливались в страстном объятии, лежа в постели, и их обнаженные тела пылали страстью. При этом видении Мара спрыгнула с постели и вышла на балкон, выходивший в сад.
«Что тебе нужно, моя девочка, так это принять холодную ванну, иначе ты кончишь тем, что не принято делать молодым леди».
С самого рассвета она терпеливо ждала, расхаживая по дому и саду, приставая к матери, отцу, слугам и даже к своему любимому Наджету, маленькому шотландскому колли:
– Ну почему он не едет? Что его задержало? Он должен был приехать уже несколько часов назад. О, это так меня раздражает и нервирует!
В бессильном гневе она топнула ногой.
Гордон хмыкнул и, вытащив горящую головню из камина, принялся раскуривать трубку.
– Как ты можешь осуждать Сэма? Обращай свои претензии к Южно-Тихоокеанской железной дороге.
В пять часов бдение закончилось. При первом же стуке в массивную парадную дверь Мара вскрикнула и бросилась в холл. Пробежав по мраморному полу, споткнулась и ударилась о дверной косяк.
Не обращая внимания на боль в плече, Мара широко распахнула дверь и бросилась в объятия Сэма.
– Мой дорогой, любимый! Если бы мне пришлось ждать еще минуту, я бы просто умерла! – Она закрыла глаза, нежась в объятиях Сэма, прижимаясь к его груди. – Я слышу, как бьется твое сердце. Оно говорит: люблю, люблю, люблю. О Сэм! Почему ты так долго? Ты выглядишь усталым. Похоже, ты похудел. Ты уверен, что такое долгое путешествие тебе не повредило?
Сэм рассмеялся и еще крепче обнял ее.
– Ты трещишь как сорока! Я чувствую себя прекрасно, великолепно, и я вовсе не похудел. Послушай, ты позволишь мне войти?
– Конечно. Оставь свои вещи на крыльце. Кто-нибудь из прислуги отнесет их в твою комнату. А теперь пойдем – поздороваешься с матерью и отцом.
Гордон и его жена, проявляя деликатность, оставались в гостиной, чтобы не смущать молодых людей. Теперь же они тепло приветствовали своего будущего зятя. Мара-старшая поцеловала его в щеку.
– Как ваши родители, Сэм?
– Прекрасно. Они передают вам горячий привет.
Гордон пожал гостю руку.
– Мы все гордимся тобой, Сэм, гордимся тем, что ты сделал для Соединенных Штатов в этой войне.
– Я сражался за свободу, сэр. Я верю в то, что мистер Эдмунд Бёрк сказал в парламенте: «Единственное, что требуется для того, чтобы зло восторжествовало над добром, – это молчать и ничего не предпринимать».
– В высшей степени похвальные чувства, Сэм. Никто из нас этого не забудет.
Горничная принесла херес и чай с бисквитами и джемом. Обменявшись последними новостями, хозяева и гость заговорили о войне с Испанией и о будущем экономики двух англоязычных мировых держав – Англии и Соединенных Штатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95