Его целью была точка где-то в радиусе десяти миль от последнего зарегистрированного местонахождения самолета «DC-3», исчезнувшего в регионе Бермудского треугольника 9 декабря 1956 года. Самолета, на борту которого находились родители Мары Тэйт.
Дважды в течение последней недели он видел Мару в своих отрывочных снах.
«Иди ко мне, Макс. Я ужасно хочу тебя. Я люблю тебя, Макс. Я жду тебя…»
Ее голос уносил зимний ветер, завывавший вокруг карниза его номера в отеле, вокруг его окна, не давая ему спать, понуждая его бодрствовать.
«Ты, вне всякого сомнения, сходишь с ума, Макс, – говорила ему рациональная половина его сознания. – Надо покончить с этой демонологией, пока еще не поздно». Но новый, неизвестный самому себе Фидлер был неукротим.
Шло время, и он снова сверился с положением солнца – он двигался не слишком быстро. Солнце заволокла какая-то дымка, и оно теперь походило на тусклую медную монету. Ветер крепчал, волны покрылись белыми шапками пены. Сердце его тревожно забилось, когда он заметил, что погода портится, туман сгущается, солнце почти скрылось, а туман опускается на воду все ниже и ниже и от него распространяется какое-то жутковатое свечение.
Теперь Фидлер не обращал внимания на руль, он даже не заметил, что мотор заглох. Он лежал, откинувшись на подушки, и погружался в приятную истому, пронизывавшую все его тело. Вокруг корпуса лодки выплясывали синие огни Святого Эльма.
Внезапно он услышал отдаленный грохот и выпрямился. «Фиеста» выплывала из облака густого тумана в волшебный, магический круг – в самое сердце бури. Все происходило точно так, как это было описано Марой, находившейся в глубоком трансе.
Марой Первой? Марой Второй? Марой Третьей? Которой из них? А может быть, все три Мары были одной женщиной?
Но это уже не столь важно. Вот оно! Зеленоватое небо над головой! Оранжевое солнце! Нет, два солнца!
Он не испытывал ни малейшего страха, только сильное возбуждение и предвкушение.
Теперь лодка двигалась быстрее, все быстрее и быстрее к самому сердцу бури – к ревущему водовороту, гул которого все нарастал, обволакивал, окутывал его, звук учетверялся, становился оглушительным. И вот он оказался над самым водоворотом, готовым утянуть его в ревущую бездну, – теперь его лодку бросало из стороны в сторону над мальстрёмом. Его суденышко кругами стало опускаться все ниже и ниже. У него захватило дух: он вспомнил, как первый раз в жизни осмелился проехаться на Кони-Айленд, когда был еще маленьким мальчиком. На американских горках ему было страшновато, но он не мог выпасть из лодки, потому что центробежная сила надежно прижимала его к днищу гондолы.
До рези в глазах вглядываясь в бурлящую воду, он ухитрился, вцепившись в борт лодки, заглянуть за него. Водоворот был так близко, что он на мгновение поддался страху – он на краю бездонной черной бездны. В сплошном грохоте он стал различать какую-то одну ноту, но какую – озарение не приходило к нему.
Но вдруг каждый волосок на его голове, на каждом дюйме его кожи поднялся дыбом, образовав тысячи крошечных антенн. А по ним из конусообразного водоворота эхо донесло до него голос. И этот голос, перекатываясь с одной огромной, похожей на гору волны на другую, ликующе возвещал:
Макс, ты пришел ко мне!
Макс, ты пришел ко мне!
Макс, ты пришел ко мне!
И он перешагнул барьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Дважды в течение последней недели он видел Мару в своих отрывочных снах.
«Иди ко мне, Макс. Я ужасно хочу тебя. Я люблю тебя, Макс. Я жду тебя…»
Ее голос уносил зимний ветер, завывавший вокруг карниза его номера в отеле, вокруг его окна, не давая ему спать, понуждая его бодрствовать.
«Ты, вне всякого сомнения, сходишь с ума, Макс, – говорила ему рациональная половина его сознания. – Надо покончить с этой демонологией, пока еще не поздно». Но новый, неизвестный самому себе Фидлер был неукротим.
Шло время, и он снова сверился с положением солнца – он двигался не слишком быстро. Солнце заволокла какая-то дымка, и оно теперь походило на тусклую медную монету. Ветер крепчал, волны покрылись белыми шапками пены. Сердце его тревожно забилось, когда он заметил, что погода портится, туман сгущается, солнце почти скрылось, а туман опускается на воду все ниже и ниже и от него распространяется какое-то жутковатое свечение.
Теперь Фидлер не обращал внимания на руль, он даже не заметил, что мотор заглох. Он лежал, откинувшись на подушки, и погружался в приятную истому, пронизывавшую все его тело. Вокруг корпуса лодки выплясывали синие огни Святого Эльма.
Внезапно он услышал отдаленный грохот и выпрямился. «Фиеста» выплывала из облака густого тумана в волшебный, магический круг – в самое сердце бури. Все происходило точно так, как это было описано Марой, находившейся в глубоком трансе.
Марой Первой? Марой Второй? Марой Третьей? Которой из них? А может быть, все три Мары были одной женщиной?
Но это уже не столь важно. Вот оно! Зеленоватое небо над головой! Оранжевое солнце! Нет, два солнца!
Он не испытывал ни малейшего страха, только сильное возбуждение и предвкушение.
Теперь лодка двигалась быстрее, все быстрее и быстрее к самому сердцу бури – к ревущему водовороту, гул которого все нарастал, обволакивал, окутывал его, звук учетверялся, становился оглушительным. И вот он оказался над самым водоворотом, готовым утянуть его в ревущую бездну, – теперь его лодку бросало из стороны в сторону над мальстрёмом. Его суденышко кругами стало опускаться все ниже и ниже. У него захватило дух: он вспомнил, как первый раз в жизни осмелился проехаться на Кони-Айленд, когда был еще маленьким мальчиком. На американских горках ему было страшновато, но он не мог выпасть из лодки, потому что центробежная сила надежно прижимала его к днищу гондолы.
До рези в глазах вглядываясь в бурлящую воду, он ухитрился, вцепившись в борт лодки, заглянуть за него. Водоворот был так близко, что он на мгновение поддался страху – он на краю бездонной черной бездны. В сплошном грохоте он стал различать какую-то одну ноту, но какую – озарение не приходило к нему.
Но вдруг каждый волосок на его голове, на каждом дюйме его кожи поднялся дыбом, образовав тысячи крошечных антенн. А по ним из конусообразного водоворота эхо донесло до него голос. И этот голос, перекатываясь с одной огромной, похожей на гору волны на другую, ликующе возвещал:
Макс, ты пришел ко мне!
Макс, ты пришел ко мне!
Макс, ты пришел ко мне!
И он перешагнул барьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95