– Ты меня с кем-то спутал, – с излишней горячностью возразил владелец салуна. – Я давно не был в Тумстоне.
– Но я видел тебя собственными глазами, Джон.
Теперь все взоры были прикованы к Хейту.
Уайт осадил свою лошадь и поднял руку:
– Стоп! Здесь что-то непонятное!
Он спешился и принялся разглядывать следы – изучал каждый дюйм каменистой почвы. Наконец Уайт подошел к Хейту и схватил его коня под уздцы.
– Этот негодяй намеренно пытался сбить нас со следа. Здесь давно уже не проходила ни одна лошадь.
– Джон, что скажешь на это? – рявкнул Дэниелз.
Мясистое лицо Хейта побагровело, в глазах его заметался страх, голос срывался:
– Это наглая ложь! Убирайся к дьяволу, Эрп! Ты больше не маршал, так что занимайся своими собственными делами!
Уайт ухватил Хейта за ногу и стащил с седла. Держа его за шейный платок, он ткнул ему в лицо дулом своего шестизарядного «кольта», оставляя на щеках Хейта кровавые царапины.
– О Господи! – завопил хозяин салуна, прикрывая лицо руками. – Эрп, убери оружие. Парни, сделайте что-нибудь! Остановите его! Он убийца!
– А тебя следовало бы убить, Хейт, – проговорил Дэниелз. – Так ты заговоришь? Или мистеру Эрпу придется продолжить свои упражнения?
– Я все, все скажу! Только пусть уберет свой «кольт»!
Уайт с презрительной усмешкой оттолкнул от себя Хейта, и тот рухнул в дорожную пыль.
– Так говори, если у тебя есть что сказать.
– Это Ред Сэмпл и Текс Хауэрд все задумали. Потом к ним присоединились Дэн Доуд, Билл Делани и Дэн Келли.
– И ты.
– Я только показал им магазин Голдуотера и объяснил, как пробраться туда черным ходом. И еще сказал, где они смогут заменить усталых лошадей на свежих.
– И где же они собираются скрываться?
– Они направятся к границе в Мексику. Через Сонору, Деминг и Ногалес. Хауэрд и Сэмпл держат публичный дом в Клифтоне.
Дэниелз снял шляпу и утер пот со лба.
– Ладно, парни, теперь, когда мы знаем, где они, можно не торопиться. Теперь на этих уток будут охотиться многие. Главное – не спугнуть их…
Дэниелз оказался прав: к концу января все пятеро убийц были пойманы, привлечены к суду и приговорены к смертной казни 8 марта 1884 года.
Джон Хейт, не принимавший непосредственного участия в убийствах, получил относительно мягкий приговор – двадцать лет тюрьмы. Разъяренные жители Бисби, однако, не хотели мириться с такой несправедливостью. Однажды февральским утром толпа ворвалась в тюрьму и потребовала от шерифа выдачи Хейта. Шериф поднял глаза, отрываясь от утренней газеты и кофе.
– Ключ на крючке. Хейт в самой последней камере.
Узник молил о пощаде, но его выволокли из камеры и проволокли по улице. Затем поставили к телеграфному столбу, к которому был привязан прочный канат. Минуту спустя толстую шею Хейта обвила петля, и бедняга закачался на канате, привязанном к стальному крюку, вбитому в столб. Труп преступника оставили висеть до вечера в назидание тем, кто мог бы замыслить новое злодеяние.
Месяц спустя шериф и его помощники вывели приговоренных к казни в тюремный двор, где вокруг уже толпились ликующие горожане.
Когда глаза Доуда завязали носовым платком, он заметил:
– Здесь чертовски жарко. Давайте побыстрее.
Текс Хауэрд хмыкнул:
– Черт возьми, парень… Там, куда тебя отправляют, будет намного жарче, чем здесь.
Когда казнь завершилась, Мара Тэйт отвернулась и взяла Уайта Эрпа за руку.
– Пойдем. Я хотела посмотреть, как их вздернут, и рада, что видела это.
Он улыбнулся и сжал ее руку.
– Я уже не раз это говорил, но это правда. Ты настоящая женщина, Мара Юинг Тэйт.
Вернувшись домой, она бросила взгляд на Мару Вторую, дремавшую в своей колыбельке. Потом направилась в гостиную и присоединилась к Уайту.
– Возьми себе чего-нибудь выпить и налей мне большой бокал хереса.
Он поднял брови:
– Большой? Наверное, тебе не по себе после того, что недавно видела.
– Дело не в этом. Дело вот в чем.
Мара протянула ему телеграмму.
«Дорогая буду дома второй неделе марта тчк не могу дождаться когда смогу заключить в объятия дочь тчк не могу дождаться когда обниму тебя тчк полный любви к вам тчк
Гордон».
Он вздохнул. Телеграмма выпала из его руки.
– Думаю, это знак – мне пора собираться в дорогу. Я и так пробыл здесь слишком долго.
Она подошла к нему и обвила руками его шею.
– Это было самое лучшее, самое счастливое время в моей жизни, Уайт. Я никогда тебя не забуду.
– Я тоже тебя не забуду, дорогая.
В их поцелуе не чувствовалось страсти – желание было подавлено грустью и сознанием утраты. Внезапно свет в глазах Мары померк, и она почувствовала, что падает. Ей пришлось ухватиться за Уайта, чтобы удержаться на ногах.
– В чем дело? – спросил он с беспокойством в голосе. – Ты так побледнела… Вот, глотни немного хереса.
Поддерживая ее одной рукой, он поднес бокал к ее губам.
– Я… я… не могу пить. И ничего не вижу. Я вся… будто онемела.
– У тебя ощущение, что ты теряешь сознание?
– Нет… совсем другое. Я чувствую себя так, будто вдруг лишилась тела. Будто умираю и моя душа отлетает. Я… я…
Ее глаза закрылись, и она затихла в его объятиях.

МАРА ВТОРАЯ
Глава 1
«Да, это именно так. Словно мое тело разрывается пополам… будто я умираю и отлетает моя душа. Я… я…»
Фидлер бросил взгляд на часы, висевшие на стене. Мара находилась под гипнозом уже больше двух часов. Для одного дня вполне достаточно.
Он проговорил:
– Вы держались прекрасно, Мара, но, должно быть, очень устали. Больше я не стану задавать вам вопросы. Я хочу, чтобы теперь вы проснулись. Я буду считать до пяти… и…
– Нет!
Ее лицо исказилось гримасой, голова заметалась по подушке – было очевидно, что она не желала просыпаться.
– Я хочу остаться здесь. Я – Мара Первая.
Фидлер похлопал ее по руке – рука была холодной и влажной. К его ужасу, пульс Мары начал замедляться – цифровой дисплей на электронном мониторе, прикрепленном к ее левой руке, замигал цифрами – 28, 26, 25, 24… Фидлер повернулся к столу с эмалевым покрытием и взял с крахмального полотенца стерилизованный шприц. У него не было времени звать на помощь медсестру. Быстрым и уверенным движением он ввел в вену Мары адреналин. И снова заговорил с ней:
– Мара, вы будете слушать меня и делать то, что я вам скажу. Понимаете?
Она не ответила. Губы ее по-прежнему кривились в гримасе.
– Начинаю считать, Мара. Когда я досчитаю до пяти, вы проснетесь.
Пульс начал учащаться – 28, 30, 32, 36, 40…
Фидлер с облегчением вздохнул. Он знал: теперь все будет хорошо.
– Слушайте меня, Мара: один… два… три… четыре… пять… Просыпайтесь, Мара!
Он щелкнул пальцами почти над самым ее ухом.
Ее лицо приобрело спокойное и безмятежное выражение, морщины на лбу разгладились, а в уголках губ даже заиграла улыбка – едва заметная, впрочем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95