– О, меня уже достаточно осуждали, так что, пожалуй, стоит попробовать.
– Фурия в аду ничто… – бросил уязвленный виконт.
– …в сравнении с брошенной женщиной, – закончила она изречение. – По крайней мере, вы признаете меня брошенной женщиной.
Она отступила, словно не в силах вытерпеть близость Джона.
– А как насчет брошенного мужчины? Как насчет этого, Виола?
Она остановилась. Он молча смотрел на нее. Виола выпрямилась, повернула голову, и Джон невольно отметил, сколько природного достоинства в ее тонком профиле, вздернутом подбородке и посадке головы. Он понимал, что она никогда не признает, что ушла первой, сдалась первой, сказала первые горькие слова, которые повели их по этой дороге.
Но, несмотря на обуревавшие его мысли, несмотря на бушевавший в нем праведный гнев, Джон сознавал, что теперь все это не играет роли. Какое значение имеет правота? Он нуждается в перемирии. Ему нужен сын.
Он подошел сзади и положил руки ей на плечи. Виола вздрогнула от неожиданности, но он крепче сжал пальцы, чтобы не дать ей снова уйти. И остро ощутил, что она словно окаменела под тонким темно-зеленым шелком платья.
– Развод не выход, Виола, – как можно мягче объяснил Джон, – особенно для нас. Мне бы в голову не пришло протащить нас через эту грязь. Да и вам, надеюсь, тоже.
– Вы, кажется, лучше меня знаете, что мне нужно!
– В данном случае я совершенно уверен. Ваша любовь к брату сильнее неприязни ко мне. Вы никогда не обрушили бы такой ужасный позор на герцога и его семью.
– Но я могла бы попросить палату лордов разрешить мне жить отдельно. В конце концов, мы вот уже девять лет как стали чужими людьми. Так что разрешение будет простой формальностью.
Идеи у нее почти иссякли. Он слышал нотки отчаяния в ее голосе.
– Я никогда не соглашусь на раздельное проживание, а без моего разрешения этому не бывать. Почти все пэры, члены палаты лордов, – женатые люди, которые не собираются давать своим женам законный прецедент, на основе которого те могут поступить с ними точно так же.
– Мужчины! – Виола вырвалась и порывисто обернулась. – Вы полностью подчинили нашу жизнь, издавая законы, где только мужчина имеет право издавать законы! Как это удобно для вашего пола!
– Совершенно верно! – кивнул он. – Мы, мужчины, любим, чтобы все было по-нашему.
– Но Энтони тоже член палаты лордов, и притом очень влиятельный. Он будет бороться за меня.
– Даже герцог Тремор недостаточно влиятелен, чтобы изменить закон о браке. Конечно, он готов отправиться даже в ад по вашей просьбе, но все же рано или поздно будет вынужден сдаться. Вы моя жена!
Она снова отступила.
– Я могла бы сбежать. Отправиться на континент.
– Скрыться?
Это удивило его и встревожило. А что, если у нее получится? Тремор даст ей сколько угодно денег, и тогда Джону придется гоняться за ней по всему свету. Если Виола сумеет достаточно долго придерживаться этой тактики, он будет искать ее до самой старости. И никогда не получит законного наследника, который мог бы заменить Бертрама.
Оставалось одно – ни в коем случае не выказывать своей тревоги. Слишком порывиста и решительна его жена: стоит ему проявить малейшие признаки беспокойства по поводу ее угроз, как она уже через час окажется на борту судна, отплывающего во Францию.
– Я везде вас найду, – заявил он с куда большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. – И кроме того, не в вашем характере прятаться. Никогда не думал, что вы можете быть такой трусихой, Виола!
Очевидно, он задел ее за живое. Виола нахмурилась:
– А я нахожу весьма заманчивой мысль о том, что отныне между нами ляжет Ла-Манш.
– Но вам будет очень одиноко. Для того чтобы скрыться от меня, придется отправиться в Богом забытый уголок, сменить имя и забыть о прошлой жизни. У вас не будет ни одной родной души. Никакого общества. Никаких друзей. Одиночество будет постепенно, день заднем убивать вас. Подумать только, вы больше никогда не увидите Дафну и Энтони. Разве такое можно вынести?
Очевидно, Виола живо представила себе столь ужасное положение, потому что плечи ее чуть опустились. А когда она заговорила, Джон сразу понял, что никуда она не поедет.
– Положение совершенно безвыходное, – прошептала Виола и вдруг показалась такой несчастной и одинокой, что, не будь Джон несправедливо назван злодеем, негодяем и развратником, погубившим ее жизнь, он, возможно, и пожалел бы ее.
– Вы совершенно напрасно все усложняете, – покачал он головой.
– В самом деле? – гневно фыркнула она. – Значит, ожидаете, что я так сразу и сдамся? Лягу на спину и буду, подобно другим женам, покорно выполнять свой долг по отношению к мужу и господину?
Джон громко рассмеялся.
– Вы?! Да я лучше пожелаю, чтобы меня насмерть поразила молния. – Судя по возмущенному лицу, она вовсе не разделяла его веселости, поэтому он постарался принять серьезный вид. – Поскольку вы никогда не бывали пассивной в постели, не вижу причин начинать. Кроме того, хотелось бы думать, что вы не только согласитесь с необходимостью получить наследника, но и вспомните, какое удовольствие вам доставлял сам процесс.
Виола вспыхнула. Похоже, восемь лет одиночества не стерли воспоминаний о брачной постели. Джон счел это добрым знаком.
– От вас зависит, будут ли наши отношения легкими или сложными.
– А если я предпочту второе? – воскликнула она, но тут же словно окаменела и взглянула на него.
В зеленовато-карих глазах мелькнул блеск знаменитой стали Треморов. Этот взгляд был слишком хорошо ему знаком.
– Что, если я откажусь выполнять супружеский долг? Что намереваетесь тогда делать, Хэммонд? Тащить меня в постель? Швырнуть на кровать и взять силой?
Боже, почему он женился на самой упрямой из всех женщин на свете?
– Я в жизни никого не брал силой, – покачал он головой, – и вам следовало бы это знать лучше, чем кому бы то ни было. Подумайте, сколько раз я мог бы выбить дверь, за которой вы прятались от меня?
– И почему же не выбили?
– Будь я проклят, если знаю. Возможно, потому, что стоило мне прикоснуться к вам, как вы заливались слезами.
– Думаю, сознание того, что муж лгал мне и обманывал, стало достаточно веской причиной для слез.
– Или, – продолжал он, словно не слыша, – все происходило так потому, что, когда я попытался поцеловать вас, на мою голову обрушился град обвинений. Или потому, что вы принимались колотить меня кулаками каждый раз, когда я вас обнимал. Простите, но в таких случаях я чувствовал себя последним мерзавцем, и прикосновения не доставляли мне ни малейшего удовольствия.
– Вы никогда меня не любили. Что, по-вашему, я должна была чувствовать, узнав обо всем?
Господи помилуй! Неужели она снова заведет разговор о чувствах? В этом случае он уже точно проиграет сражение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63