– Разве Снежные королевы нуждаются в ком-то?
Виола отвернула лицо, но ему был виден ее профиль. Он заметил, как дрогнули ее губы и сжались в, тонкую жесткую линию.
– Я мог бы сказать, что связь с Пегги ничего не значила, потому что именно это обычно говорят мужчины своим женам, но в данном случае я солгал бы.
– Можно подумать, тебе так трудно лгать!
– Но для меня она значила много. Только это была не любовь, даже близко не напоминало любовь. Просто два одиноких человека искренне симпатизировали друг другу и нуждались в тепле и доброте.
– Пегги Дарвин была влюблена в тебя!
– Вздор!
– Это не вздор. Она с ума сходила по тебе, и все это знают. Все, кроме тебя.
Виола попыталась отвернуться, но Джон схватил ее за плечи.
– Это не любовь, Виола, это совсем другое – вожделение, потребность поговорить с кем-то, найти утешение в чьих-то объятиях, и больше ничего.
Виола недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. Джон сжал ее подбородок, повернул лицом к себе и увидел влажную дорожку на щеке. Слеза упала на руку и обожгла кожу.
– Иисусе всемогущий!
Он отпустил Виолу и прижался спиной к окну, ненавидя ее за восемь лет отчуждения между ними, но еще больше ненавидя себя за то, что дал ей столько причин для этого отчуждения.
– Чего ты хочешь от меня? Дьявол все побери, женщина, чего ты хочешь?!
– Абсолютно ничего. Это ты все время чего-то от меня хочешь. То, чего я не могу дать. Все кончено, Джон, и ты ничего не можешь вернуть. Некоторые вещи попросту не поддаются исправлению. – С этими словами она повернулась и побежала к двери.
– Сколько раз мне повторять: я ничего не могу поделать с прошлым!
– Можешь.
Она остановилась в дверях и повернулась.
– Ты можешь извлечь урок из прошлого. Как я. Я научилась никогда больше тебе не доверять.
Джон не успел ответить, как Виола исчезла. Он снова прислонился к окну и с рассеянным видом смотрел на ее кровать, на светло-розовое покрывало и пышные подушки. В голове его звучал прежний смех Виолы. Он бы оклеил розовыми обоями стены всех комнат в домах, которыми владел, если бы только это могло вызвать улыбку на ее лице. Если бы этим можно было чего-то добиться. Но разве этим чего-то добьешься?
Он повернулся спиной к кровати и уставился в окно.
– Черт побери, – пробормотал он, жалея о резких словах, сказанных минуту назад. – Черт, черт, черт…
Они столько раз заходили в тот тупик, где Виола была холодной, а он озлобленным, где она была обиженной стороной, и он тоже был обижен, где она не могла простить, а он посылал все к черту.
Тогда Джон покинул Виолу и нашел женщин, не судивших его, готовых вступать в необременительные связи, не презиравших, не стремившихся как можно больнее уязвить. Возможно, она права и ничего нельзя исправить. Что бы он ни сказал, ни сделал, ни пытался сделать, этого оказывалось недостаточно. Он мог принять обет целомудрия, уйти в монастырь, но и этого будет недостаточно. Пока он живет и дышит, этого будет недостаточно, по крайней мере для Виолы.
Под окном прошла парочка, и он сразу их узнал: герцог и герцогиня Тремор. Они шли по тропинке овального парка, и Тремор толкал перед собой детскую коляску. Они гуляют с малышом Николасом! Позади, в нескольких шагах трусила няня Бэкхем.
Они остановились у скамьи литого железа. Герцогиня подняла малыша, уселась и поставила его на колени, крепко держа за талию. Муж устроился рядом и положил руку на спинку скамьи. Обычная супружеская пара, которой повезло в браке настолько, что они чувствуют себя свободно в обществе друг друга, смеются, болтают и возят крошку-сына на прогулку в парк. Они – одна семья.
И тут в парке появилась Виола. Шляпу она держала в руке, и рыжеватые волосы сияли на солнце настоящим золотом. Она остановилась перед скамьей, бросила шляпу на траву, взяла Николаса у матери, подняла высоко над головой и стала медленно кружить, откинув голову и смеясь.
Что-то ударило Джона в грудь, твердое и неумолимое, как кулак.
Он попытался отвернуться, но застыл как парализованный, глядя на жену, державшую младенца, который не был его сыном. Он никогда еще не чувствовал себя более беспомощным, более рассерженным и более несчастным. Может, ему следовало сказать это Виоле? Нет никаких сомнений, что его боль станет для нее огромным утешением.
– Господи, как же он вырос! – Виола прижала малыша к себе и уселась рядом с невесткой. – Теперь я уже не могу долго держать его на весу!
– Но он обожает, когда ты вот так играешь с ним!
Дафна потянулась к ребенку, но Виола отвернулась, не давая ей взять Николаса.
– Разреши мне немного подержать его, – взмолилась она. – Сегодня я впервые за день взяла его на руки!
– Но ему пора спать.
– Еще несколько минут!
Она прижала мальчика к плечу, но, когда тот стал извиваться, пытаясь вырваться, поставила его на колени и сжала ручки. Малыш крепко вцепился в нее пальчиками и сосредоточенно нахмурился.
– Ну вот, крепко стоит на ногах, – объявила она. – Со дня на день начнет ходить.
– Уже почти ходит! – обрадовалась Дафна. – Сам поднимается, но стоит ему сделать шаг, как плюхается на попку.
– Он проделывал это все утро, – заметил Энтони, с нежностью глядя на сына. – После завтрака мы с ним сидели в кабинете, и он то и дело хватался за край оттоманки и приподнимался. Правда, каждый раз падал, но тут же все повторялось снова. Упорный он парнишка, мой сын.
– Неудивительно, – усмехнулась Виола. – Он…
Грохот колес по вымощенной брусчаткой мостовой заглушил ее голос.
Все трое подняли глаза и увидели, как экипаж Джона останавливается перед домом Энтони, ярдах в двадцати оттого места, где они сидели. Из парадной двери вышел Джон и уселся в открытое ландо. Лицо мрачнее тучи, взгляд суровый… какое счастье, что он не посмотрел в их сторону!
– Какой свирепый вид у Хэммонда! – пробормотала Дафна, когда лошади тронулись. – Что это с ним?
– Несварение? – с надеждой предположил Энтони.
– Энтони, как тебе не стыдно! – пожурила Дафна. – Вот уж не думала, что ты такой злой!
– Подозреваю, что причина во мне, – вздохнула Виола, вновь прижимая к себе Николаса.
Вскоре экипаж исчез из виду. Может, Джон намерен провести вечер в поисках другой женщины, способной его утешить, подумала Виола. Если он найдет эту женщину достаточно привлекательной, мгновенно забудет о жене.
Эта мысль должна была пробудить в Виоле надежду, но почему-то этого не произошло. Сердце болезненно сжалось.
– Опять поссорились? – спросила Дафна.
– Как всегда, – обронила Виола.
Энтони покачал головой и встал.
– Если речь пойдет о Хэммонде, мне лучше уйти.
– Ничего подобного мы делать не собирались, – заверила Виола. – Оставайся. Мой муж – это та тема, которую у меня нет ни малейшей охоты обсуждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Виола отвернула лицо, но ему был виден ее профиль. Он заметил, как дрогнули ее губы и сжались в, тонкую жесткую линию.
– Я мог бы сказать, что связь с Пегги ничего не значила, потому что именно это обычно говорят мужчины своим женам, но в данном случае я солгал бы.
– Можно подумать, тебе так трудно лгать!
– Но для меня она значила много. Только это была не любовь, даже близко не напоминало любовь. Просто два одиноких человека искренне симпатизировали друг другу и нуждались в тепле и доброте.
– Пегги Дарвин была влюблена в тебя!
– Вздор!
– Это не вздор. Она с ума сходила по тебе, и все это знают. Все, кроме тебя.
Виола попыталась отвернуться, но Джон схватил ее за плечи.
– Это не любовь, Виола, это совсем другое – вожделение, потребность поговорить с кем-то, найти утешение в чьих-то объятиях, и больше ничего.
Виола недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. Джон сжал ее подбородок, повернул лицом к себе и увидел влажную дорожку на щеке. Слеза упала на руку и обожгла кожу.
– Иисусе всемогущий!
Он отпустил Виолу и прижался спиной к окну, ненавидя ее за восемь лет отчуждения между ними, но еще больше ненавидя себя за то, что дал ей столько причин для этого отчуждения.
– Чего ты хочешь от меня? Дьявол все побери, женщина, чего ты хочешь?!
– Абсолютно ничего. Это ты все время чего-то от меня хочешь. То, чего я не могу дать. Все кончено, Джон, и ты ничего не можешь вернуть. Некоторые вещи попросту не поддаются исправлению. – С этими словами она повернулась и побежала к двери.
– Сколько раз мне повторять: я ничего не могу поделать с прошлым!
– Можешь.
Она остановилась в дверях и повернулась.
– Ты можешь извлечь урок из прошлого. Как я. Я научилась никогда больше тебе не доверять.
Джон не успел ответить, как Виола исчезла. Он снова прислонился к окну и с рассеянным видом смотрел на ее кровать, на светло-розовое покрывало и пышные подушки. В голове его звучал прежний смех Виолы. Он бы оклеил розовыми обоями стены всех комнат в домах, которыми владел, если бы только это могло вызвать улыбку на ее лице. Если бы этим можно было чего-то добиться. Но разве этим чего-то добьешься?
Он повернулся спиной к кровати и уставился в окно.
– Черт побери, – пробормотал он, жалея о резких словах, сказанных минуту назад. – Черт, черт, черт…
Они столько раз заходили в тот тупик, где Виола была холодной, а он озлобленным, где она была обиженной стороной, и он тоже был обижен, где она не могла простить, а он посылал все к черту.
Тогда Джон покинул Виолу и нашел женщин, не судивших его, готовых вступать в необременительные связи, не презиравших, не стремившихся как можно больнее уязвить. Возможно, она права и ничего нельзя исправить. Что бы он ни сказал, ни сделал, ни пытался сделать, этого оказывалось недостаточно. Он мог принять обет целомудрия, уйти в монастырь, но и этого будет недостаточно. Пока он живет и дышит, этого будет недостаточно, по крайней мере для Виолы.
Под окном прошла парочка, и он сразу их узнал: герцог и герцогиня Тремор. Они шли по тропинке овального парка, и Тремор толкал перед собой детскую коляску. Они гуляют с малышом Николасом! Позади, в нескольких шагах трусила няня Бэкхем.
Они остановились у скамьи литого железа. Герцогиня подняла малыша, уселась и поставила его на колени, крепко держа за талию. Муж устроился рядом и положил руку на спинку скамьи. Обычная супружеская пара, которой повезло в браке настолько, что они чувствуют себя свободно в обществе друг друга, смеются, болтают и возят крошку-сына на прогулку в парк. Они – одна семья.
И тут в парке появилась Виола. Шляпу она держала в руке, и рыжеватые волосы сияли на солнце настоящим золотом. Она остановилась перед скамьей, бросила шляпу на траву, взяла Николаса у матери, подняла высоко над головой и стала медленно кружить, откинув голову и смеясь.
Что-то ударило Джона в грудь, твердое и неумолимое, как кулак.
Он попытался отвернуться, но застыл как парализованный, глядя на жену, державшую младенца, который не был его сыном. Он никогда еще не чувствовал себя более беспомощным, более рассерженным и более несчастным. Может, ему следовало сказать это Виоле? Нет никаких сомнений, что его боль станет для нее огромным утешением.
– Господи, как же он вырос! – Виола прижала малыша к себе и уселась рядом с невесткой. – Теперь я уже не могу долго держать его на весу!
– Но он обожает, когда ты вот так играешь с ним!
Дафна потянулась к ребенку, но Виола отвернулась, не давая ей взять Николаса.
– Разреши мне немного подержать его, – взмолилась она. – Сегодня я впервые за день взяла его на руки!
– Но ему пора спать.
– Еще несколько минут!
Она прижала мальчика к плечу, но, когда тот стал извиваться, пытаясь вырваться, поставила его на колени и сжала ручки. Малыш крепко вцепился в нее пальчиками и сосредоточенно нахмурился.
– Ну вот, крепко стоит на ногах, – объявила она. – Со дня на день начнет ходить.
– Уже почти ходит! – обрадовалась Дафна. – Сам поднимается, но стоит ему сделать шаг, как плюхается на попку.
– Он проделывал это все утро, – заметил Энтони, с нежностью глядя на сына. – После завтрака мы с ним сидели в кабинете, и он то и дело хватался за край оттоманки и приподнимался. Правда, каждый раз падал, но тут же все повторялось снова. Упорный он парнишка, мой сын.
– Неудивительно, – усмехнулась Виола. – Он…
Грохот колес по вымощенной брусчаткой мостовой заглушил ее голос.
Все трое подняли глаза и увидели, как экипаж Джона останавливается перед домом Энтони, ярдах в двадцати оттого места, где они сидели. Из парадной двери вышел Джон и уселся в открытое ландо. Лицо мрачнее тучи, взгляд суровый… какое счастье, что он не посмотрел в их сторону!
– Какой свирепый вид у Хэммонда! – пробормотала Дафна, когда лошади тронулись. – Что это с ним?
– Несварение? – с надеждой предположил Энтони.
– Энтони, как тебе не стыдно! – пожурила Дафна. – Вот уж не думала, что ты такой злой!
– Подозреваю, что причина во мне, – вздохнула Виола, вновь прижимая к себе Николаса.
Вскоре экипаж исчез из виду. Может, Джон намерен провести вечер в поисках другой женщины, способной его утешить, подумала Виола. Если он найдет эту женщину достаточно привлекательной, мгновенно забудет о жене.
Эта мысль должна была пробудить в Виоле надежду, но почему-то этого не произошло. Сердце болезненно сжалось.
– Опять поссорились? – спросила Дафна.
– Как всегда, – обронила Виола.
Энтони покачал головой и встал.
– Если речь пойдет о Хэммонде, мне лучше уйти.
– Ничего подобного мы делать не собирались, – заверила Виола. – Оставайся. Мой муж – это та тема, которую у меня нет ни малейшей охоты обсуждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63