Любовь не имеет ничего общего с подобными отношениями. Неужели не ясно?
– Думаю, это неясно самой мисс Роулинс, – бросила Виола, отворачиваясь.
Джон уставился в неестественно прямую спину жены, не зная, чего она хочет от него. Что он должен говорить? Что делать?
Пробормотав проклятие, он повернулся и ушел.
Глава 17
Благотворительный бал в пользу лондонских больниц имел безумный успех. Как всегда. Гости не скупились. Удалось собрать много тысяч фунтов, поскольку за последние несколько лет бал стал одним из самых главных событий сезона и всякий, кто хотел на нем присутствовать, должен был выложить немалые деньги за вход.
Виола была в полном восторге, тем более что лондонские больницы были ее любимым объектом благотворительности. Но само устройство оказалось весьма сложным и утомительным делом. Джон тоже приехал на бал, чего никогда не бывало раньше, и их совместное присутствие стало предметом обсуждения по всему залу.
Многие сходились на том, что лорд и леди Хэммонд действительно помирились. Еще утром они могли оказаться правы… но вечером Виола уже не была в этом уверена.
По дороге в Лондон оба молчали. Джон не пытался начать разговор. У Виолы тоже не было такого желания. К этому времени письма от Эммы Роулинс скорее всего уже возвращались во Францию, но с таким же успехом могли громоздиться в экипаже между Виолой и Джоном, разделяя их непреодолимым барьером. Почему? Да потому что Джон не понимал, что даже содержанка может отчаянно влюбиться в своего покровителя.
На балу они вместе протанцевали кадриль, затем разошлись и стали переходить от одной компании к другой. После нескольких часов такого времяпрепровождения Виола, с лица которой не сходила застывшая улыбка, почувствовала нарастающую головную боль и, поговорив с несколькими дамами, подобными леди Дин, решила удалиться в укромный уголок бального зала.
Прислонившись к стене, она поднесла к губам стакан с пуншем и стала рассматривать толпу. На память пришел тот день, когда она вместе с Тейт просматривала список гостей, а Джон предупреждал ее насчет злопамятности леди Дин. Она оскорбила баронессу, не представив список лично, и та достойно отплатила за обиду: сегодня в зале среди рыцарей и аристократов, принцесс и шутов, судей в париках и греческих муз находились все бывшие любовницы Джона – за исключением Эммы Роулинс. Леди Дин очень-очень постаралась отомстить. Виола искала в толпе знакомые лица. Энн Помрой, такая светская и элегантная. Пегги Дарвин, хорошенькая и смеющаяся. Джейн Морроу, светловолосая, с веселыми зеленовато-карими глазами, танцовщица и достаточно дорогая куртизанка, вполне способная купить билет на этот бал. Мария Аллен, темноволосая, с глазами лани. Муж так и не простил ее, и теперь она была на содержании лорда Дьюхерста. Может, она считала дуэль своего мужа с Хэммондом очень романтичным жестом? Элизабет Блант – распутная красавица графиня, с которой Виола была вынуждена годами пить чай и играть в карты. Здесь присутствовала даже Элси Галлант, и, похоже, время не было милостиво к ней, ибо живое прелестное лицо некогда известной дамы полусвета превратилось в лицо стареющей куртизанки.
Виола по очереди изучала их, с удивлением сознавая, что не ощущает ни гнева, ни ревности. Только странное отчуждение, словно смотрела на все со стороны. Да еще нечто вроде жалости к этим женщинам.
Он не любил ни одну, но что чувствовали они?
Она вспомнила нежность, промелькнувшую на лице Пегги Дарвин в тот день в лавке драпировщика. Нежность, подтвердившую то, что отказывался видеть Джон. Графиня когда-то любила его. Возможно, теперь любовь остыла, но ведь когда-то была!
Виола подумала о груде розовых писем в портфеле мистера Стоуна. Бедная Эмма Роулинс!
А сама она? Она его жена. И что же? Не имей она приданого и брата-герцога, никогда не вышла бы за Джона Хэммонда и все равно влюбилась бы, потому что в него так легко влюбиться… даже не сознавая, как это происходит. Всему причиной его улыбка, обаяние и способность смешить женщин. Он помнит, какие блюда, какие развлечения и какие ласки любит та или иная женщина, но ни одна не сумела затронуть его сердца. И это сердце он никому не отдал.
Виола прижала руку ко лбу. Голова болела. Сердце ныло. Она чувствовала приближение месячных, но вовсе не поэтому чувствовала себя усталой, одинокой и бесконечно угнетенной духом. И не могла не думать о том, до какого отчаяния и боли может дойти женщина, чтобы пачками посылать письма мужчине, который знать ее не желает. Ей была вполне понятна мучительная безответная любовь Эммы Роулинс. Как это странно – симпатизировать бывшей содержанке собственного мужа!
Супруги уехали с бала рано и этой же ночью вернулись в Эндерби. Виола спала одна под предлогом надвигающихся месячных. Джон, казалось, смирился с объяснением, и она была рада этому, потому что не хотела, чтобы он увидел, как она рухнула на кровать и зашлась в рыданиях. Правда, уткнулась лицом в подушку, чтобы не услышал Джон.
Она отдаляется от него. Он это чувствует.
Джон лежал в темноте, глядя в потолок, и пытался убедить себя, что всему виной ее месячные. Он знал, что подобные события сильно влияют на настроение женщины и в такие дни лучше держаться подальше.
Он твердил себе, что именно в этом причина ее странного отношения к письмам Эммы, но в глубине души понимал, что это не так. Она отдаляется от него.
Сегодняшний бал не помог улучшению их отношений. Будь проклята злобная натура леди Дин. Но ведь он и сам во многом виноват.
Джон растер ладонями лицо и задал себе вопрос, терзавший его все эти годы, чего хотела от него Виола: чем можно исправить положение? Должен же быть способ!
Эти годы казались ему страницами романа, но чаще всего он вспоминал первые дни их брака, особенно Хэммонд-Парк, где они вместе скакали по полям, и холмам и он смешил Виолу. Она была счастлива в Хэммонд Парке. Он точно это знал.
И тут он с неожиданной ясностью понял, что должен делать. Отвезти ее домой. В их дом, где ей самое место. Спать с ней в одной постели, обыгрывать ее в шахматы, подарить резвую кобылку, купленную специально для нее, и устраивать скачки.
Он представил, как она обгоняет его подбрасывает в воздух шляпу и смеется. И только тогда смог наконец уснуть.
Виола не возражала против отъезда из Лондона, но во время поездки в Нортумберленд почти не разговаривала. Хотя иногда ему удавалось рассмешить ее, в основном она казалось сдержанной и отчужденной. Наверное, тяжело переносит начало месячных, а шестидневное путешествие вряд ли облегчит ее состояние.
Однако к тому времени как они на седьмой день добрались до Хэммонд-Парка, холодность по-прежнему окутывала ее невидимым панцирем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Думаю, это неясно самой мисс Роулинс, – бросила Виола, отворачиваясь.
Джон уставился в неестественно прямую спину жены, не зная, чего она хочет от него. Что он должен говорить? Что делать?
Пробормотав проклятие, он повернулся и ушел.
Глава 17
Благотворительный бал в пользу лондонских больниц имел безумный успех. Как всегда. Гости не скупились. Удалось собрать много тысяч фунтов, поскольку за последние несколько лет бал стал одним из самых главных событий сезона и всякий, кто хотел на нем присутствовать, должен был выложить немалые деньги за вход.
Виола была в полном восторге, тем более что лондонские больницы были ее любимым объектом благотворительности. Но само устройство оказалось весьма сложным и утомительным делом. Джон тоже приехал на бал, чего никогда не бывало раньше, и их совместное присутствие стало предметом обсуждения по всему залу.
Многие сходились на том, что лорд и леди Хэммонд действительно помирились. Еще утром они могли оказаться правы… но вечером Виола уже не была в этом уверена.
По дороге в Лондон оба молчали. Джон не пытался начать разговор. У Виолы тоже не было такого желания. К этому времени письма от Эммы Роулинс скорее всего уже возвращались во Францию, но с таким же успехом могли громоздиться в экипаже между Виолой и Джоном, разделяя их непреодолимым барьером. Почему? Да потому что Джон не понимал, что даже содержанка может отчаянно влюбиться в своего покровителя.
На балу они вместе протанцевали кадриль, затем разошлись и стали переходить от одной компании к другой. После нескольких часов такого времяпрепровождения Виола, с лица которой не сходила застывшая улыбка, почувствовала нарастающую головную боль и, поговорив с несколькими дамами, подобными леди Дин, решила удалиться в укромный уголок бального зала.
Прислонившись к стене, она поднесла к губам стакан с пуншем и стала рассматривать толпу. На память пришел тот день, когда она вместе с Тейт просматривала список гостей, а Джон предупреждал ее насчет злопамятности леди Дин. Она оскорбила баронессу, не представив список лично, и та достойно отплатила за обиду: сегодня в зале среди рыцарей и аристократов, принцесс и шутов, судей в париках и греческих муз находились все бывшие любовницы Джона – за исключением Эммы Роулинс. Леди Дин очень-очень постаралась отомстить. Виола искала в толпе знакомые лица. Энн Помрой, такая светская и элегантная. Пегги Дарвин, хорошенькая и смеющаяся. Джейн Морроу, светловолосая, с веселыми зеленовато-карими глазами, танцовщица и достаточно дорогая куртизанка, вполне способная купить билет на этот бал. Мария Аллен, темноволосая, с глазами лани. Муж так и не простил ее, и теперь она была на содержании лорда Дьюхерста. Может, она считала дуэль своего мужа с Хэммондом очень романтичным жестом? Элизабет Блант – распутная красавица графиня, с которой Виола была вынуждена годами пить чай и играть в карты. Здесь присутствовала даже Элси Галлант, и, похоже, время не было милостиво к ней, ибо живое прелестное лицо некогда известной дамы полусвета превратилось в лицо стареющей куртизанки.
Виола по очереди изучала их, с удивлением сознавая, что не ощущает ни гнева, ни ревности. Только странное отчуждение, словно смотрела на все со стороны. Да еще нечто вроде жалости к этим женщинам.
Он не любил ни одну, но что чувствовали они?
Она вспомнила нежность, промелькнувшую на лице Пегги Дарвин в тот день в лавке драпировщика. Нежность, подтвердившую то, что отказывался видеть Джон. Графиня когда-то любила его. Возможно, теперь любовь остыла, но ведь когда-то была!
Виола подумала о груде розовых писем в портфеле мистера Стоуна. Бедная Эмма Роулинс!
А сама она? Она его жена. И что же? Не имей она приданого и брата-герцога, никогда не вышла бы за Джона Хэммонда и все равно влюбилась бы, потому что в него так легко влюбиться… даже не сознавая, как это происходит. Всему причиной его улыбка, обаяние и способность смешить женщин. Он помнит, какие блюда, какие развлечения и какие ласки любит та или иная женщина, но ни одна не сумела затронуть его сердца. И это сердце он никому не отдал.
Виола прижала руку ко лбу. Голова болела. Сердце ныло. Она чувствовала приближение месячных, но вовсе не поэтому чувствовала себя усталой, одинокой и бесконечно угнетенной духом. И не могла не думать о том, до какого отчаяния и боли может дойти женщина, чтобы пачками посылать письма мужчине, который знать ее не желает. Ей была вполне понятна мучительная безответная любовь Эммы Роулинс. Как это странно – симпатизировать бывшей содержанке собственного мужа!
Супруги уехали с бала рано и этой же ночью вернулись в Эндерби. Виола спала одна под предлогом надвигающихся месячных. Джон, казалось, смирился с объяснением, и она была рада этому, потому что не хотела, чтобы он увидел, как она рухнула на кровать и зашлась в рыданиях. Правда, уткнулась лицом в подушку, чтобы не услышал Джон.
Она отдаляется от него. Он это чувствует.
Джон лежал в темноте, глядя в потолок, и пытался убедить себя, что всему виной ее месячные. Он знал, что подобные события сильно влияют на настроение женщины и в такие дни лучше держаться подальше.
Он твердил себе, что именно в этом причина ее странного отношения к письмам Эммы, но в глубине души понимал, что это не так. Она отдаляется от него.
Сегодняшний бал не помог улучшению их отношений. Будь проклята злобная натура леди Дин. Но ведь он и сам во многом виноват.
Джон растер ладонями лицо и задал себе вопрос, терзавший его все эти годы, чего хотела от него Виола: чем можно исправить положение? Должен же быть способ!
Эти годы казались ему страницами романа, но чаще всего он вспоминал первые дни их брака, особенно Хэммонд-Парк, где они вместе скакали по полям, и холмам и он смешил Виолу. Она была счастлива в Хэммонд Парке. Он точно это знал.
И тут он с неожиданной ясностью понял, что должен делать. Отвезти ее домой. В их дом, где ей самое место. Спать с ней в одной постели, обыгрывать ее в шахматы, подарить резвую кобылку, купленную специально для нее, и устраивать скачки.
Он представил, как она обгоняет его подбрасывает в воздух шляпу и смеется. И только тогда смог наконец уснуть.
Виола не возражала против отъезда из Лондона, но во время поездки в Нортумберленд почти не разговаривала. Хотя иногда ему удавалось рассмешить ее, в основном она казалось сдержанной и отчужденной. Наверное, тяжело переносит начало месячных, а шестидневное путешествие вряд ли облегчит ее состояние.
Однако к тому времени как они на седьмой день добрались до Хэммонд-Парка, холодность по-прежнему окутывала ее невидимым панцирем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63