— Очень недурна. Но неужели ты считаешь, что смогла заставить меня поверить в то, что ты не воровка? Как легко ты увела погоню в одном направлении, пока твои сообщники скрылись в другом! Как ловко ты разыгрываешь невинность! О, да! Ты всего лишь женщина… способная обвести мужчину вокруг пальца одним видом широко раскрытых наивных глаз.
От его тона Элиза похолодела.
— Я уже сказала тебе, Стед: я герцогиня Монтуанская. Мне незачем связываться с ворами.
— Или убийцами?
— Да, или убийцами.
— Но ты ловко владеешь кинжалом.
— Да.
— Это что, новейшее увлечение знатных дам?
— Нет, сэр Стед. Но я в самом деле герцогиня, я управляю собственными землями. В таких обстоятельствах женщине неплохо уметь защищаться.
— Тогда почему я ничего не слышал о Монтуа?
— Вероятно, из-за собственного невежества.
Рыцарь не шевельнулся и не ответил ей. Но Элиза почувствовала, как напряглись мускулы его рук, могучая грудь, почти касающаяся ее спины. Странный жар внезапно охватил ее, пройдя по всей спине.
— У тебя острый язык, герцогиня, такой же, как твой кинжал. И ты действуешь им так же быстро… и так же глупо.
Элиза промолчала, сдерживая дрожь, когда рыцарь выпрямился и прикоснулся к ней. Его мозолистая рука с длинными пальцами показалась ей странно нежной, когда пальцы подхватили волосы Элизы, перебирая их.
Элиза крепко сжимала зубы, пока Брайан молча выбирал из ее волос сосновые иглы. Это было просто вежливостью, услугой, однако Элизе хотелось закричать от нее. Какими бы ласковыми ни были пальцы, она чувствовала силу его рук, и несоответствие его осторожных движений и обидных слов казалось горьким и страшным.
Будь на его месте Перси…
Элиза на мгновение прикрыла глаза, вспомнив о рыцаре, которого любила. Если бы Перси отправился с королем в Шинон! Ей не пришлось бы терпеть нынешних оскорблений. Перси был как раз таким, каким и должен быть рыцарь: храбрым в бою, нежным и чувственным дома. Перси умел говорить красивые слова, он проводил свободное время с трубадурами, сочиняя баллады в честь Элизы. В Перси не чувствовалось непроницаемой твердости, как в этом рыцаре. Перси был стройным, немногим выше ее самой, учтивым и добрым, с теплыми золотисто-карими глазами, с постоянной задумчивой улыбкой, в которой не было насмешки. Преданный и галантный, он каждый раз при встрече с Элизой опускался на колено, почтительно целуя ее руку. Он сам возвел ее на пьедестал, и хотя они обменивались восхитительными поцелуями, вызывающими у Элизы желание большего. Перси даже не пытался до свадьбы прикоснуться к ней.
Слава Деве Марии, с мимолетной иронией подумала Элиза, что ее родная мать и Генрих поклялись хранить тайну ее рождения и отдали ее в дочери Уильяму и Мари де Буа. Перси часто говорил, что король слишком многое себе позволяет. Он верил в древнюю легенду о Мелюзиие — о том, что в жилах Плантагенетов течет кровь сатаны. Если бы Перси узнал, что Элиза — дочь Генриха, внебрачная дочь, он обошелся бы с ней не более вежливо, чем обходился со своими трубадурами, когда считал их творения чересчур дерзкими для ее девичьих ушей…
Да что там вежливость! Запомни, убеждала себя Элиза в моменты прозрения, Перси, возможно, и станет любить тебя по-прежнему, но никогда не женится на тебе, если узнает, что ты внебрачная дочь короля. Несмотря на всю любовь, Элиза хорошо знала Перси. Он весьма серьезно относился к обычаям, чтил порядок. В феодальном обществе только законное рождение давало человеку право причислять себя к определенному сословию, таков уж был этот мир. Родословные семей внимательно прослеживались, дурная кровь изгонялась из них.
Незаконнорожденные дети, особенно дети Генриха, не отвечали представлениям Перси о разумно устроенном мире.
Элиза часто спорила с ним, напоминая, что Вильгельм Завоеватель был внебрачным сыном, что правителями Англии не раз становились незаконнорожденные отпрыски. Но Перси был непоколебим. Он видел, к чему привело подобное положение в Англии: к кровопролитию между отцом и сыном. Бог не был милостив к незаконнорожденным.
Разногласий между ними было не так уж много, и Элиза оправдывала Перси. Мужчины несовершенны, а Перси многим лучше большинства из них, и потому она желала выйти за него и любила его, несмотря на то что не всегда соглашалась с возлюбленным.
Будучи проницательной, Элиза понимала, что хранить тайну ее рождения Генриха заставляла гораздо более важная причина: Монтуа. Пока он был жив, Монтуа принадлежало Элизе. Но после его смерти, едва станет известно, что она не дочь Уильяма де Буа, многие захотят предъявить права на герцогство. Родственников, когда дело заходит о наследстве, всегда оказывается как грибов в лесу, и все готовы выдержать войну за герцогство, доказать связь с родом де Буа и, следовательно, стать законными наследниками.
Она была дочерью короля, однако была благодарна за то, что об этом никто не знает, и всеми силами намеревалась сохранить тайну своего рождения. Эта тайна была связана с двумя самыми важными вещами в ее жизни: с ее герцогством, землями, которыми она управляла и которые любила, и, что еще важнее, с любимым мужчиной.
О, Перси, задумалась она, будь ты здесь, этот мерзавец не осмелился бы ни обвинить, ни оскорбить меня! Ему пришлось бы иметь дело с тобой, любимый.
Если бы к ней сейчас прикасался Перси, она расслабилась бы в сладком забвении, наслаждаясь мужской лаской.
Брайан позволил себе горько улыбнуться, распустив и пригладив волосы женщины. Он чувствовал, как напряглась ее спина, и понимал, что это прикосновение ей неприятно. Однако он решил довести ее до крайности, ибо только так надеялся обезоружить ее и узнать истину. Злодеяние нынешней ночи оставило в его душе глубокую, мучительно ноющую рану, и каждый раз, когда Брайан прикрывал глаза, он вновь видел оскверненный труп короля и незрячие глаза мертвых друзей.
И если во всем этом повинна коварная женщина, то эта женщина поплатится.
Брайан считал, что незнакомка идеально подходит для роли сообщницы воров. Волосы, к которым он прикасался, были прекрасны, как пламя в камине, отливали золотыми и алыми оттенками. Немного подсохнув в тепле, они мягко струились в его пальцах, как золотистые свитки чистого шелка, привезенного с Востока, или бесконечные языки пламени. Они падали роскошными волнами вдоль ее спины, почти касаясь пола.
Ее глаза, удивительные бирюзовые глаза, были окаймлены пушистыми ресницами цвета темного меда. Они позволяли скрыть нежной маской отъявленное коварство. Если бы Брайан не видел ее бегства, если б не увернулся чудом от ее злобно занесенного кинжала, он не сомневался бы в ее невиновности.
Красота ее лица была безупречной: высокие, прелестно очерченные скулы, полные алые губы, чуть розоватая шелковистая кожа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
От его тона Элиза похолодела.
— Я уже сказала тебе, Стед: я герцогиня Монтуанская. Мне незачем связываться с ворами.
— Или убийцами?
— Да, или убийцами.
— Но ты ловко владеешь кинжалом.
— Да.
— Это что, новейшее увлечение знатных дам?
— Нет, сэр Стед. Но я в самом деле герцогиня, я управляю собственными землями. В таких обстоятельствах женщине неплохо уметь защищаться.
— Тогда почему я ничего не слышал о Монтуа?
— Вероятно, из-за собственного невежества.
Рыцарь не шевельнулся и не ответил ей. Но Элиза почувствовала, как напряглись мускулы его рук, могучая грудь, почти касающаяся ее спины. Странный жар внезапно охватил ее, пройдя по всей спине.
— У тебя острый язык, герцогиня, такой же, как твой кинжал. И ты действуешь им так же быстро… и так же глупо.
Элиза промолчала, сдерживая дрожь, когда рыцарь выпрямился и прикоснулся к ней. Его мозолистая рука с длинными пальцами показалась ей странно нежной, когда пальцы подхватили волосы Элизы, перебирая их.
Элиза крепко сжимала зубы, пока Брайан молча выбирал из ее волос сосновые иглы. Это было просто вежливостью, услугой, однако Элизе хотелось закричать от нее. Какими бы ласковыми ни были пальцы, она чувствовала силу его рук, и несоответствие его осторожных движений и обидных слов казалось горьким и страшным.
Будь на его месте Перси…
Элиза на мгновение прикрыла глаза, вспомнив о рыцаре, которого любила. Если бы Перси отправился с королем в Шинон! Ей не пришлось бы терпеть нынешних оскорблений. Перси был как раз таким, каким и должен быть рыцарь: храбрым в бою, нежным и чувственным дома. Перси умел говорить красивые слова, он проводил свободное время с трубадурами, сочиняя баллады в честь Элизы. В Перси не чувствовалось непроницаемой твердости, как в этом рыцаре. Перси был стройным, немногим выше ее самой, учтивым и добрым, с теплыми золотисто-карими глазами, с постоянной задумчивой улыбкой, в которой не было насмешки. Преданный и галантный, он каждый раз при встрече с Элизой опускался на колено, почтительно целуя ее руку. Он сам возвел ее на пьедестал, и хотя они обменивались восхитительными поцелуями, вызывающими у Элизы желание большего. Перси даже не пытался до свадьбы прикоснуться к ней.
Слава Деве Марии, с мимолетной иронией подумала Элиза, что ее родная мать и Генрих поклялись хранить тайну ее рождения и отдали ее в дочери Уильяму и Мари де Буа. Перси часто говорил, что король слишком многое себе позволяет. Он верил в древнюю легенду о Мелюзиие — о том, что в жилах Плантагенетов течет кровь сатаны. Если бы Перси узнал, что Элиза — дочь Генриха, внебрачная дочь, он обошелся бы с ней не более вежливо, чем обходился со своими трубадурами, когда считал их творения чересчур дерзкими для ее девичьих ушей…
Да что там вежливость! Запомни, убеждала себя Элиза в моменты прозрения, Перси, возможно, и станет любить тебя по-прежнему, но никогда не женится на тебе, если узнает, что ты внебрачная дочь короля. Несмотря на всю любовь, Элиза хорошо знала Перси. Он весьма серьезно относился к обычаям, чтил порядок. В феодальном обществе только законное рождение давало человеку право причислять себя к определенному сословию, таков уж был этот мир. Родословные семей внимательно прослеживались, дурная кровь изгонялась из них.
Незаконнорожденные дети, особенно дети Генриха, не отвечали представлениям Перси о разумно устроенном мире.
Элиза часто спорила с ним, напоминая, что Вильгельм Завоеватель был внебрачным сыном, что правителями Англии не раз становились незаконнорожденные отпрыски. Но Перси был непоколебим. Он видел, к чему привело подобное положение в Англии: к кровопролитию между отцом и сыном. Бог не был милостив к незаконнорожденным.
Разногласий между ними было не так уж много, и Элиза оправдывала Перси. Мужчины несовершенны, а Перси многим лучше большинства из них, и потому она желала выйти за него и любила его, несмотря на то что не всегда соглашалась с возлюбленным.
Будучи проницательной, Элиза понимала, что хранить тайну ее рождения Генриха заставляла гораздо более важная причина: Монтуа. Пока он был жив, Монтуа принадлежало Элизе. Но после его смерти, едва станет известно, что она не дочь Уильяма де Буа, многие захотят предъявить права на герцогство. Родственников, когда дело заходит о наследстве, всегда оказывается как грибов в лесу, и все готовы выдержать войну за герцогство, доказать связь с родом де Буа и, следовательно, стать законными наследниками.
Она была дочерью короля, однако была благодарна за то, что об этом никто не знает, и всеми силами намеревалась сохранить тайну своего рождения. Эта тайна была связана с двумя самыми важными вещами в ее жизни: с ее герцогством, землями, которыми она управляла и которые любила, и, что еще важнее, с любимым мужчиной.
О, Перси, задумалась она, будь ты здесь, этот мерзавец не осмелился бы ни обвинить, ни оскорбить меня! Ему пришлось бы иметь дело с тобой, любимый.
Если бы к ней сейчас прикасался Перси, она расслабилась бы в сладком забвении, наслаждаясь мужской лаской.
Брайан позволил себе горько улыбнуться, распустив и пригладив волосы женщины. Он чувствовал, как напряглась ее спина, и понимал, что это прикосновение ей неприятно. Однако он решил довести ее до крайности, ибо только так надеялся обезоружить ее и узнать истину. Злодеяние нынешней ночи оставило в его душе глубокую, мучительно ноющую рану, и каждый раз, когда Брайан прикрывал глаза, он вновь видел оскверненный труп короля и незрячие глаза мертвых друзей.
И если во всем этом повинна коварная женщина, то эта женщина поплатится.
Брайан считал, что незнакомка идеально подходит для роли сообщницы воров. Волосы, к которым он прикасался, были прекрасны, как пламя в камине, отливали золотыми и алыми оттенками. Немного подсохнув в тепле, они мягко струились в его пальцах, как золотистые свитки чистого шелка, привезенного с Востока, или бесконечные языки пламени. Они падали роскошными волнами вдоль ее спины, почти касаясь пола.
Ее глаза, удивительные бирюзовые глаза, были окаймлены пушистыми ресницами цвета темного меда. Они позволяли скрыть нежной маской отъявленное коварство. Если бы Брайан не видел ее бегства, если б не увернулся чудом от ее злобно занесенного кинжала, он не сомневался бы в ее невиновности.
Красота ее лица была безупречной: высокие, прелестно очерченные скулы, полные алые губы, чуть розоватая шелковистая кожа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131