Его герцогиня редко бывала в таком раздражении, и это смутило его. Обычно она беседовала с ним вежливо, в мягкой манере Мари де Буа, которую приобрела после многолетних упражнений, но Мишель знал Элизу. Сейчас в ее голосе звенела властность. Она вздернула подбородок, ее глаза опасно сверкали, не оставляя сомнений: эта леди знала свое место и умела воспользоваться им.
Это был один из случаев, когда леди Элиза была способна утратить свое привычное царственное величие. Мишель мудро предпочел поспешить на кухню и разыскать Джинни, горничную своей госпожи.
Из огромного зала Монтуанского замка широкая каменная лестница вела в галерею и богато убранные покои. Элиза попыталась идти по ступеням неторопливо, но как только шаги Мишеля затихли вдалеке, она бросилась бегом. Достигнув двери, она распахнула ее и захлопнула за собой так, как будто за ней гнался дьявол.
Это неправда, напомнила себе Элиза, дьявол уже схватил ее и…
«Я дома. В собственном замке. Я герцогиня Монтуанская, и он никогда не осмелится вновь прикоснуться ко мне. Здесь вся власть в моих руках…»
Бесполезные уговоры, подумала она с вновь нахлынувшими раздражением и яростью. Всю жизнь ее учили держаться с достоинством. Она привыкла, чтобы ее слушались с первого слова. Поскольку она была добра и справедлива, ей служили, не задавая вопросов.
Она знала, что даже самого сильного рыцаря можно покорить лукавой улыбкой. Генрих пообещал ей власть над собственной судьбой.
А теперь… все исчезло. Брайан Стед отнял у нее все. Он дал ей понять, что достоинство мало что значит для мужчины, если он желает женщину, но самое страшное — дал ей понять, что женщина может быть совершенно беспомощна…
Судя по словам посыльного, Брайан Стед «видел» ее. Значит, он вернулся в Шинон. По-видимому, он наконец-то узнал, кто она такая, и это не произвело на него никакого впечатления. Элиза увезла кольцо Генриха, давая ему право обвинить ее в воровстве, что он и сделал.
Он погубил ее жизнь, а теперь признавался только, что «видел» ее!
— О, Боже! — простонала Элиза, прислонившись к двери. — Боже, дай мне забыть его! Прогони его из моих воспоминаний прежде, чем я сойду с ума от унижения и ярости…
Ее страстный шепот был прерван тихим стуком в дверь.
— Миледи?
Элиза быстро обернулась и открыла дверь. Джинни поклонилась и отступила, а несколько слуг внесли в комнату тяжелую бронзовую ванну. Позади них шли служанки с огромными кувшинами горячей воды. Слуги поздравили свою госпожу с прибытием домой и поспешили покинуть комнату. С Элизой осталась только Джинни.
Крепко стиснув зубы, Элиза подумала, что от расспросов Джинни избавиться будет не так-то легко. Воля Джинни была железной, под цвет седеющих волос. Эта хрупкая женщина обладала упорством каменной башни. Для Элизы она стала второй матерью, и Элиза знала, что Джинни беззаветно предана ей. Элиза была благодарна за эту любовь и платила ей тем же. Как и Мишель, Джинни служила в доме уже несколько десятков лет, а горничной Элизы стала, едва той исполнилось восемь.
Джинни была не из тех горничных, которых можно смутить высокомерием, даже самым искусным и внушительным.
Дверь в комнату закрылась. Джинни стояла у порога, положив морщинистые руки на узкие бедра, и пристально оглядывала Элизу.
— Ты выглядишь недурно, дитя. Так где же ты была?
— Ехала домой, — сердито ответила Элиза. — Джинни, у меня страшно болит голова. Мне не нужна помощь…
— Нет, так легко ты от меня не отделаешься, Элиза де Буа! — решительно заявила Джинни, проходя по большой и роскошной комнате.
Когда-то эта комната принадлежала родителям Элизы, на что указывала массивная, высокая кровать. Ее шелковый полог отец Элизы привез с Востока, из последнего крестового похода. В Святой Земле Уильям нашел время выторговать немало ценных вещей. Полы устилали персидские ковры, тяжелые гобелены украшали стены. Изящные столики работы немецких мастеров стояли у высоких окон, шкаф длиной в двадцать футов тянулся вдоль левой стены. В изножье кровати стояли два турецких сундука: в одном хранился запас тонкого льняного белья, а в другом — самые различные виды мыла и ароматических снадобий для ванн.
Давно привыкнув к причудам своей госпожи, Джинни подошла к сундукам и, пренебрегая хмурой гримасой на лице Элизы, начала выбирать вещи, необходимые для купания. Она выложила на кровать льняные полотенца и мыло, порылась в сундуке и извлекла пустую вазу, в которой некогда хранился египетский мускус. С невинным лицом приблизившись к Элизе, Джинни протянула ей вазу.
— В чем… — начала Элиза.
— Разбей ее, — посоветовала Джинни. Глаза ее ярко блестели, несмотря на преклонный возраст.
— Разбить?
— Да, да, разбей! Швырни так, как только хватит сил! Пусть разлетится вдребезги!
Элиза хотела было осадить служанку и выслать ее из комнаты, ибо даже Джинни не могла ослушаться приказа, но внезапно рассмеялась. Это был горький, неприятный звук, но по крайней мере его можно было назвать смехом. Она взяла вазу и швырнула ее об стену изо всех сил.
— Отлично! — Джинни захлопала в ладоши. — Вот теперь тебе стало лучше.
— Да, пожалуй, — согласилась Элиза.
— Купание поможет тебе успокоиться, — улыбнулась Джинни. Она сняла с Элизы плащ, и Элиза со вздохом сбросила обувь, грубую шерстяную тунику и шагнула в воду.
Вода была такой горячей, что обжигала кожу. Но она прогоняла напряжение из мышц Элизы, а горячий пар смягчал острую боль в висках. Прикрыв глаза, а затем вновь открыв их, Элиза увидела, что Джинни стоит рядом с мочалкой и большим куском розового мыла.
— Спасибо, — пробормотала Элиза, принимая и то и другое. Джинни отошла, уселась на стул с высокой спинкой и устремила взгляд за окно, на расстилающиеся вокруг замка поля. Элиза взглянула на горничную, перевела взгляд на мыло и мочалку, а затем с яростью принялась мыться. Она терла кожу так, будто стремилась стереть с нее воспоминания о Брайане Стеде.
— Неужели вы отдали сердце вору, миледи? — наконец произнесла Джинни.
Изумленная Элиза на миг прервала свое занятие.
— Не говори глупостей, Джинни! — раздраженно отозвалась она.
Джинни помолчала и вздохнула.
— Если так, я рада, миледи. Однако знатные дамы иногда пренебрегают условностями своего сословия и влюбляются в нищих крестьян. И поскольку вы были бы в этом не первой, то вам нелишне узнать, каковы могут быть последствия этого опрометчивого поступка.
— Не бойся, — холодно ответила Элиза, окуная голову в воду, а затем вновь поднимая ее. — Уверяю, мое сердце отдано сэру Перси и никому иному.
— Гм… — Джинни задумалась. — Значит, ты считаешь, что сумеешь одурачить Перси?
Элиза прикрыла глаза и крепко сжала зубы.
— Джинни, сейчас лучше не раздражать меня, я слишком устала, и…
— Элиза, мне прекрасно известно, что я испытываю твое терпение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Это был один из случаев, когда леди Элиза была способна утратить свое привычное царственное величие. Мишель мудро предпочел поспешить на кухню и разыскать Джинни, горничную своей госпожи.
Из огромного зала Монтуанского замка широкая каменная лестница вела в галерею и богато убранные покои. Элиза попыталась идти по ступеням неторопливо, но как только шаги Мишеля затихли вдалеке, она бросилась бегом. Достигнув двери, она распахнула ее и захлопнула за собой так, как будто за ней гнался дьявол.
Это неправда, напомнила себе Элиза, дьявол уже схватил ее и…
«Я дома. В собственном замке. Я герцогиня Монтуанская, и он никогда не осмелится вновь прикоснуться ко мне. Здесь вся власть в моих руках…»
Бесполезные уговоры, подумала она с вновь нахлынувшими раздражением и яростью. Всю жизнь ее учили держаться с достоинством. Она привыкла, чтобы ее слушались с первого слова. Поскольку она была добра и справедлива, ей служили, не задавая вопросов.
Она знала, что даже самого сильного рыцаря можно покорить лукавой улыбкой. Генрих пообещал ей власть над собственной судьбой.
А теперь… все исчезло. Брайан Стед отнял у нее все. Он дал ей понять, что достоинство мало что значит для мужчины, если он желает женщину, но самое страшное — дал ей понять, что женщина может быть совершенно беспомощна…
Судя по словам посыльного, Брайан Стед «видел» ее. Значит, он вернулся в Шинон. По-видимому, он наконец-то узнал, кто она такая, и это не произвело на него никакого впечатления. Элиза увезла кольцо Генриха, давая ему право обвинить ее в воровстве, что он и сделал.
Он погубил ее жизнь, а теперь признавался только, что «видел» ее!
— О, Боже! — простонала Элиза, прислонившись к двери. — Боже, дай мне забыть его! Прогони его из моих воспоминаний прежде, чем я сойду с ума от унижения и ярости…
Ее страстный шепот был прерван тихим стуком в дверь.
— Миледи?
Элиза быстро обернулась и открыла дверь. Джинни поклонилась и отступила, а несколько слуг внесли в комнату тяжелую бронзовую ванну. Позади них шли служанки с огромными кувшинами горячей воды. Слуги поздравили свою госпожу с прибытием домой и поспешили покинуть комнату. С Элизой осталась только Джинни.
Крепко стиснув зубы, Элиза подумала, что от расспросов Джинни избавиться будет не так-то легко. Воля Джинни была железной, под цвет седеющих волос. Эта хрупкая женщина обладала упорством каменной башни. Для Элизы она стала второй матерью, и Элиза знала, что Джинни беззаветно предана ей. Элиза была благодарна за эту любовь и платила ей тем же. Как и Мишель, Джинни служила в доме уже несколько десятков лет, а горничной Элизы стала, едва той исполнилось восемь.
Джинни была не из тех горничных, которых можно смутить высокомерием, даже самым искусным и внушительным.
Дверь в комнату закрылась. Джинни стояла у порога, положив морщинистые руки на узкие бедра, и пристально оглядывала Элизу.
— Ты выглядишь недурно, дитя. Так где же ты была?
— Ехала домой, — сердито ответила Элиза. — Джинни, у меня страшно болит голова. Мне не нужна помощь…
— Нет, так легко ты от меня не отделаешься, Элиза де Буа! — решительно заявила Джинни, проходя по большой и роскошной комнате.
Когда-то эта комната принадлежала родителям Элизы, на что указывала массивная, высокая кровать. Ее шелковый полог отец Элизы привез с Востока, из последнего крестового похода. В Святой Земле Уильям нашел время выторговать немало ценных вещей. Полы устилали персидские ковры, тяжелые гобелены украшали стены. Изящные столики работы немецких мастеров стояли у высоких окон, шкаф длиной в двадцать футов тянулся вдоль левой стены. В изножье кровати стояли два турецких сундука: в одном хранился запас тонкого льняного белья, а в другом — самые различные виды мыла и ароматических снадобий для ванн.
Давно привыкнув к причудам своей госпожи, Джинни подошла к сундукам и, пренебрегая хмурой гримасой на лице Элизы, начала выбирать вещи, необходимые для купания. Она выложила на кровать льняные полотенца и мыло, порылась в сундуке и извлекла пустую вазу, в которой некогда хранился египетский мускус. С невинным лицом приблизившись к Элизе, Джинни протянула ей вазу.
— В чем… — начала Элиза.
— Разбей ее, — посоветовала Джинни. Глаза ее ярко блестели, несмотря на преклонный возраст.
— Разбить?
— Да, да, разбей! Швырни так, как только хватит сил! Пусть разлетится вдребезги!
Элиза хотела было осадить служанку и выслать ее из комнаты, ибо даже Джинни не могла ослушаться приказа, но внезапно рассмеялась. Это был горький, неприятный звук, но по крайней мере его можно было назвать смехом. Она взяла вазу и швырнула ее об стену изо всех сил.
— Отлично! — Джинни захлопала в ладоши. — Вот теперь тебе стало лучше.
— Да, пожалуй, — согласилась Элиза.
— Купание поможет тебе успокоиться, — улыбнулась Джинни. Она сняла с Элизы плащ, и Элиза со вздохом сбросила обувь, грубую шерстяную тунику и шагнула в воду.
Вода была такой горячей, что обжигала кожу. Но она прогоняла напряжение из мышц Элизы, а горячий пар смягчал острую боль в висках. Прикрыв глаза, а затем вновь открыв их, Элиза увидела, что Джинни стоит рядом с мочалкой и большим куском розового мыла.
— Спасибо, — пробормотала Элиза, принимая и то и другое. Джинни отошла, уселась на стул с высокой спинкой и устремила взгляд за окно, на расстилающиеся вокруг замка поля. Элиза взглянула на горничную, перевела взгляд на мыло и мочалку, а затем с яростью принялась мыться. Она терла кожу так, будто стремилась стереть с нее воспоминания о Брайане Стеде.
— Неужели вы отдали сердце вору, миледи? — наконец произнесла Джинни.
Изумленная Элиза на миг прервала свое занятие.
— Не говори глупостей, Джинни! — раздраженно отозвалась она.
Джинни помолчала и вздохнула.
— Если так, я рада, миледи. Однако знатные дамы иногда пренебрегают условностями своего сословия и влюбляются в нищих крестьян. И поскольку вы были бы в этом не первой, то вам нелишне узнать, каковы могут быть последствия этого опрометчивого поступка.
— Не бойся, — холодно ответила Элиза, окуная голову в воду, а затем вновь поднимая ее. — Уверяю, мое сердце отдано сэру Перси и никому иному.
— Гм… — Джинни задумалась. — Значит, ты считаешь, что сумеешь одурачить Перси?
Элиза прикрыла глаза и крепко сжала зубы.
— Джинни, сейчас лучше не раздражать меня, я слишком устала, и…
— Элиза, мне прекрасно известно, что я испытываю твое терпение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131