— У нас тоже бывали восстания. А в прошлом веке даже гражданская война.
— Да, возможно именно потому, что это слишком живо в памяти, никто не хочет повторения.
— Но у нас тоже отрубили голову королю, как теперь Людовику и Марии-Антуанетте.
— И спустя десяток с небольшим лет восстановили монархию. Более того, у нас нет причин для революции.
Думаешь, лондонские купцы очень хотят уличных беспорядков? У них слишком хорошо идут дела. А смутьяны могут нанести им большой ущерб, кроме того, всегда найдутся преступники и бродяги, которым нечего терять.
Они могут вызвать волнение.
— Разве сейчас у нас есть эти смутьяны?
— Уверен, что есть. Джонатан и отец очень много знают об этом, хотя мало говорят. Джонатан, по-моему, учится у отца. Со мной они об этом не говорят и правильно делают. Только непосредственно причастные люди знают, что происходит.
— Твой отец даже с моей матерью не говорит о своей тайной работе.
— Конечно, он никому не может рассказать, даже Лотте. Но, я думаю, именно из-за нее он сейчас меньше занят своей работой.
Я понимающе кивнула, а он нежно обнял меня и продолжил:
— Ты уверена, что у тебя все хорошо, Клодина?
— А что может быть плохого? — Я постаралась не выдать голосом своего испуга.
— Мне показалось, что ты чем-то озабочена, как будто… ну, я не знаю. Ты действительно хорошо себя чувствуешь?
Я прижалась к нему, и он обнял меня. Я с ужасом почувствовала, что вот-вот признаюсь ему. Нет, я не должна этого делать. В одном Джонатан был прав: Дэвид никогда не узнает. Наверное, если бы вместо Джонатана оказался кто-то другой, Дэвид простил бы меня. Я почти уверена в этом, он добрый по натуре. Кто угодно, но не родной брат! И, кроме того, как мне порвать с Джонатаном, когда мы фактически живем в одном доме?
Я приказала себе молчать.
— Твоя мать считает, что тебе следует показаться доктору, — сказал он.
Я покачала головой:
— Нет, я совершенно здорова.
Я притворилась веселой, и, разумеется, мне удалось и на этот раз обмануть его.
В течение двух недель января Джонатан находился в Лондоне. Мне было легче, когда он не попадался мне на глаза, хотя к этому времени мои подозрения сменились полной уверенностью.
Итак, я забеременела.
Пока этого я никому не говорила. Как сказать Дэвиду, что у меня будет ребенок, который, возможно, не от него?
Две недели я сохраняла свой секрет. Временами ожидание ребенка заслоняло для меня все остальное, короче говоря, моя радость была безгранична, пока я не вспоминала, что не знаю, кто его отец.
Джонатан вернулся из Лондона. Он выглядел несколько озабоченным: очевидно, случилось что-то важное. Сразу по возвращении они с Диконом заперлись, а когда появились, Дикой казался очень серьезным.
В тот вечер за обедом Джонатан расспрашивал, как продвигается работа в Эндерби.
— В настоящий момент там полно рабочих, — лаконично сказала я.
— Мы не узнаем это место, — ответил он.
— Софи непременно хочет переехать в начале февраля, — сказала матушка. — Я думаю, это неразумно с ее стороны.
Ей следует дождаться весны.
— А как насчет прислуги?
— Ее нанимает Жанна. Сам Бог послал нам ее. Она делает большую часть работы. Ты был очень занят в Лондоне?
— Очень. — Он ухмыльнулся, как бы говоря: «Пожалуйста, больше никаких вопросов». Он взглянул на отца и сказал:
— Ты помнишь Дженингса, как его, Том или Джейк, — его сослали на каторгу за распространение бунтарской литературы.
— Сослали? Не может быть! — воскликнул Дикон.
— На семь лет в Ботани-Бэй .
— Не слишком ли это строго?
— Ничуть, при нынешних обстоятельствах. Он превозносил Дантона и ругал французскую монархию, а также особенно напирал на права человека. Людовик и королева у него плохие, а Дантон с компанией герои.
— Тогда это подстрекательство.
— Можно сказать и так. Правильно.
Их всех необходимо выловить. Как раз такие люди и начали беспорядки во Франции — Но ссылка на каторгу! повторил Дикон.
— Это все-таки слишком. Надеюсь ты не собираешься больше ездить в Лондон? — проговорила моя мать.
— Пока нет, — успокоил ее Дикон.
— А ты, Джонатан? — спросила матушка.
Он пожал плечами, в то время как его глаза остановились на мне:
— Надеюсь удастся некоторое время пожить в домашнем уюте Эверсли.
— Как приятно, что ты любишь свой дом, — весело сказала мать.
— Да, это так, — ответил он, — я действительно люблю его.
Когда мы выходили из комнаты, я сказала ему:
— Нам надо поговорить.
— Когда? — спросил он нетерпеливо.
— Завтра. Утром, в девять часов, я поеду верхом на прогулку.
На следующее утро я выехала верхом одна и вскоре он поравнялся со мной.
— Как насчет нашего дома? Давай поедем туда.
— Нет, — быстро ответила я. — Я не намерена снова ехать с тобой в Эндерби. Более того, теперь это вряд ли возможно, даже если бы…
— Куда же тогда?
— Я хочу только поговорить с тобой, Джонатан.
— Ты понимаешь, мне пришлось уехать. Я ужасно не хотел расставаться с тобой. Но у меня были крайне важные дела.
— Совсем не в этом дело.
Мы свернули с дороги в поле и осадили лошадей.
— Джонатан, — проговорила я, — у меня будет ребенок.
Он в изумлении посмотрел на меня.
— Ничего удивительного, верно ведь?
— От Дэвида?
— Откуда мне знать?
Он уставился на меня, и я увидела, как его рот растянулся в улыбке.
Ты находишь это забавным? — спросила я.
— Выходит, не о чем волноваться, не так ли?
— Что ты имеешь в виду? Я не знаю, от тебя или от Дэвида, а ты считаешь, что не о чем волноваться.
— Ты замужем. Замужние женщины должны иметь детей. Я нахожу эту ситуацию довольно забавной.
— Ты никогда не принимал все это всерьез, так ведь? — сказала я. — Для тебя это всегда было всего лишь легкой интрижкой.
Полагаю, у тебя их было много.
Но здесь другой случай.
Жена собственного брата. Ты находил это довольно пикантным, не так ли?
Он молчал, а на его лице сохранялось выражение беспокойного удивления.
— Что мне делать? — спросила я.
— Что делать? Ты имеешь в виду, оставить или нет?
— То есть, ты полагаешь… Это мой ребенок. Кто бы ни был отцом, прежде всего это мой ребенок.
— Клодина, ты слишком драматизируешь положение, моя дорогая. Ты беспокоишься, хотя волноваться абсолютно не о чем.
— По-твоему, не о чем беспокоиться, если я беременна то ли от тебя, то ли от Дэвида?
— Ну, если он ничего не узнает, то о чем же ему печалиться?
Вот как он показал себя! Что я наделала? Я предала лучшего из мужчин ради какого-то донжуана.
— Джонатан, — сказала я, — ясно, что ты не понимаешь всей серьезности ситуации.
— Напротив, Клодина, я отношусь к тебе исключительно серьезно. Я просто говорю, что нам не о чем волноваться.
— Это обман! Это измена! Произвести на свет ребенка, позволив Дэвиду поверить, что он его, когда это не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98