Несколько дней отдыха, частое хорошее питание небольшими порциями, и скоро он встанет на ноги.
Слова доктора подтвердились. К концу первого дня юноша уже смог открыть глаза и говорить.
Когда он заговорил по-французски, мы все поняли прежде, чем он успел закончить.
Он бежал от террора в поисках убежища в Англию, как поступало в то время множество его соотечественников.
Его отца отправили на гильотину. Он не сделал ничего плохого, кроме того, что был управляющим в одном из богатых имений на юге Франции. Брат служил во французской армии. Его предупредили, что он взят на заметку как враг революции и он понял, что ему ничего не оставалось, кроме бегства.
Он оставил свой дом и под видом крестьянина пересек всю Францию с юга на север и добрался до побережья. А там уж были способы переправиться через пролив, нашлись бы только деньги; итак, он покинул Францию в уединенной бухте и оказался на берегу такой же уединенной бухты в Англии.
— С вами был кто-нибудь? — спросила мать. Он покачал головой.
— Были еще двое.
Не знаю, что с ними сталось. Мы вместе плыли на шлюпке, а на берегу, когда я сказал им, что у меня нет сил дальше идти, они бросили меня.
— Они должны были позаботиться о вас, — вставила я.
— Мадам, они боялись. Я понимал это и упросил их оставить меня. Говорят, сюда прибывает слишком много эмигрантов и вашему правительству это не нравится, поэтому их могут отправить обратно.
Мои попутчики боялись, что если нас будет трое…
— Хотела бы я знать, куда они ушли, — сказала я. Он пожал плечами и закрыл глаза.
— Он очень устал, — промолвила мать. — Давайте не будем его больше беспокоить сейчас.
На следующее утро он чувствовал себя гораздо лучше. Мы не позволили ему вставать с постели, и, казалось, он с удовольствием подчинился.
Он немного говорил по-английски, но нам хотелось вести разговор на французском языке.
Он назвал себя Альберик Кларемон. Он говорил:
— Мне никак нельзя вернуться во Францию. Ведь вы не отправите меня, правда? Не отправите?
Его глаза выражали такой ужас, что моя мать горячо воскликнула:
— Никогда!
Дикон, вернувшийся поздно вечером, выслушал всю историю без особого удивления.
— Они сейчас сотнями бегут, спасаясь от террора, — говорил он. — Я не удивлюсь, если к нам придут и другие. Что он за человек?
— Он молод, — ответила моя мать, — и, похоже, образованный. По-моему, он перенес ужасные испытания.
— Это похоже на правду.
— Я хочу узнать его как следует, прежде чем он покинет нас.
— А куда он пойдет?
— Не знаю.
Возможно, у него есть здесь друзья. Или он сможет найти тех, с кем бежал.
Хотя я не слишком высокого мнения о них, раз они бросили его в таком состоянии на берегу.
Я вступила в разговор:
— Вы знаете это место, около старого лодочного сарая. Там почти никто не бывает. Эви и Долли Мэйфер совсем случайно обнаружили его.
— Он мог пролежать там очень долго, если бы не они, — сказала мать.
— Он бы вообще не выжил в такое время года. — Ну ладно, посмотрим, как пойдет дальше…
История о том, как мы спасли жизнь молодому человеку, очень заинтересовала Софи. Она пришла к нему, села у постели и заговорила на его родном языке. Я видела, что она глубоко сочувствует Альберику Кларемону.
На следующее утро Эви вместе с Долли заехали, чтобы справиться о юноше, которого они спасли.
Я провела их к нему в комнату. Он лежал в постели и уже не был похож на того молодого человека, которого они нашли на морском берегу.
— Вы — те самые молодые леди, которые нашли меня? — спросил он по-французски.
Его взгляд остановился на Эви, и она, чуть покраснев, ответила ему по-английски:
— Мы с сестрой катались верхом. Мы часто спускаемся к морю. Как хорошо, что мы поехали туда вчера.
Он не вполне понял ее слова, и я сказала:
— Месье Кларемон плохо знает английский язык, Эви. Не могла бы ты поговорить с ним по-французски?
Она снова зарделась и, запинаясь, ответила, что очень плохо владеет французским языком.
— Бабушка требовала от нашей гувернантки, чтобы та учила нас с Долли французскому. Но мы не очень-то преуспели в нем, правда, Долли?
— Ты делала успехи, — ответила Долли.
— Боюсь, что не очень.
— Попробуй, — сказала я.
Она достаточно владела языком, чтобы составлять простые, понятные фразы, а Альберик Кларемон с явным удовольствием помогал ей. Он пытался говорить по-английски, и они дружно смеялись, в то время как Долли сидела молча, не отрывая глаз от сестры.
Уходя, Эви спросила, можно ли ей прийти еще. Я ответила, что не только можно, но даже нужно. Матушка заметила по этому поводу:
— Возможно, Эви в восторге от него, потому что она спасла ему жизнь. Никто не внушает нам большую любовь, чем тот, кто чем-то очень важным нам обязан, а что может быть важнее жизни?
— С каждым днем ты все сильнее походишь на Дикона.
— Я полагаю, каждый мало-помалу становится похожим на того, с кем постоянно общается.
— Прошу тебя, мамочка, не надо уж очень походить на него.
Оставайся сама собой.
— Обещаю, — ответила она.
В течение нескольких дней Альберик совершенно поправился.
На семейном совете мы обсуждали, что можно сделать для него. Итак, мы помогли молодому человеку поправить здоровье; у него есть с собой французские деньги, но какой прок в них здесь, в Англии? Куда ему идти? Что ему делать? Может ли он найти работу где-нибудь? В это время французов недолюбливали в Англии.
И тут у Софи созрело решение. Ей нужны слуги. Она как раз набирала их. Что если она предложит Альберику место в своем доме? Кем бы он мог стать? Дворецким? Работать в саду? Не имеет значения, кем он был раньше. Она поговорит с ним и выяснит, что ему больше подходит.
— Во всяком случае, — сказала она, — он может перебраться в Эндерби и жить там, пока не решит, что ему дальше делать. Возможно, с окончанием этой проклятой революции жизнь во Франции изменится к лучшему. В таком случае те из французов, кто нашел себе здесь убежище, вероятно, захотят вернуться домой.
На том и порешили. И когда Альберику предложили до лучших времен пожить в Эндерби и поработать у тетушки Софи — ему, безусловно, найдется там дело по душе — он с готовностью согласился.
В конце февраля Софи переехала в Эндерби. Она была очень довольна Альбериком, устраивал он и Жанну. Он оказался неутомимым работником и так был благодарен Софи за предоставленный кров, что даже изъявлял готовность умереть за нее.
Дикон цинично заметил:
— Если бы благородному молодому джентльмену предоставилась возможность выполнить свое обещание, получился бы настоящий роман. Вообще же, оставив в стороне французскую трагедию, он выглядит приличным юношей. А так как Софи искала себе людей, то одного она уже нашла. Кроме того, он ее соотечественник и это может оказаться очень полезным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Слова доктора подтвердились. К концу первого дня юноша уже смог открыть глаза и говорить.
Когда он заговорил по-французски, мы все поняли прежде, чем он успел закончить.
Он бежал от террора в поисках убежища в Англию, как поступало в то время множество его соотечественников.
Его отца отправили на гильотину. Он не сделал ничего плохого, кроме того, что был управляющим в одном из богатых имений на юге Франции. Брат служил во французской армии. Его предупредили, что он взят на заметку как враг революции и он понял, что ему ничего не оставалось, кроме бегства.
Он оставил свой дом и под видом крестьянина пересек всю Францию с юга на север и добрался до побережья. А там уж были способы переправиться через пролив, нашлись бы только деньги; итак, он покинул Францию в уединенной бухте и оказался на берегу такой же уединенной бухты в Англии.
— С вами был кто-нибудь? — спросила мать. Он покачал головой.
— Были еще двое.
Не знаю, что с ними сталось. Мы вместе плыли на шлюпке, а на берегу, когда я сказал им, что у меня нет сил дальше идти, они бросили меня.
— Они должны были позаботиться о вас, — вставила я.
— Мадам, они боялись. Я понимал это и упросил их оставить меня. Говорят, сюда прибывает слишком много эмигрантов и вашему правительству это не нравится, поэтому их могут отправить обратно.
Мои попутчики боялись, что если нас будет трое…
— Хотела бы я знать, куда они ушли, — сказала я. Он пожал плечами и закрыл глаза.
— Он очень устал, — промолвила мать. — Давайте не будем его больше беспокоить сейчас.
На следующее утро он чувствовал себя гораздо лучше. Мы не позволили ему вставать с постели, и, казалось, он с удовольствием подчинился.
Он немного говорил по-английски, но нам хотелось вести разговор на французском языке.
Он назвал себя Альберик Кларемон. Он говорил:
— Мне никак нельзя вернуться во Францию. Ведь вы не отправите меня, правда? Не отправите?
Его глаза выражали такой ужас, что моя мать горячо воскликнула:
— Никогда!
Дикон, вернувшийся поздно вечером, выслушал всю историю без особого удивления.
— Они сейчас сотнями бегут, спасаясь от террора, — говорил он. — Я не удивлюсь, если к нам придут и другие. Что он за человек?
— Он молод, — ответила моя мать, — и, похоже, образованный. По-моему, он перенес ужасные испытания.
— Это похоже на правду.
— Я хочу узнать его как следует, прежде чем он покинет нас.
— А куда он пойдет?
— Не знаю.
Возможно, у него есть здесь друзья. Или он сможет найти тех, с кем бежал.
Хотя я не слишком высокого мнения о них, раз они бросили его в таком состоянии на берегу.
Я вступила в разговор:
— Вы знаете это место, около старого лодочного сарая. Там почти никто не бывает. Эви и Долли Мэйфер совсем случайно обнаружили его.
— Он мог пролежать там очень долго, если бы не они, — сказала мать.
— Он бы вообще не выжил в такое время года. — Ну ладно, посмотрим, как пойдет дальше…
История о том, как мы спасли жизнь молодому человеку, очень заинтересовала Софи. Она пришла к нему, села у постели и заговорила на его родном языке. Я видела, что она глубоко сочувствует Альберику Кларемону.
На следующее утро Эви вместе с Долли заехали, чтобы справиться о юноше, которого они спасли.
Я провела их к нему в комнату. Он лежал в постели и уже не был похож на того молодого человека, которого они нашли на морском берегу.
— Вы — те самые молодые леди, которые нашли меня? — спросил он по-французски.
Его взгляд остановился на Эви, и она, чуть покраснев, ответила ему по-английски:
— Мы с сестрой катались верхом. Мы часто спускаемся к морю. Как хорошо, что мы поехали туда вчера.
Он не вполне понял ее слова, и я сказала:
— Месье Кларемон плохо знает английский язык, Эви. Не могла бы ты поговорить с ним по-французски?
Она снова зарделась и, запинаясь, ответила, что очень плохо владеет французским языком.
— Бабушка требовала от нашей гувернантки, чтобы та учила нас с Долли французскому. Но мы не очень-то преуспели в нем, правда, Долли?
— Ты делала успехи, — ответила Долли.
— Боюсь, что не очень.
— Попробуй, — сказала я.
Она достаточно владела языком, чтобы составлять простые, понятные фразы, а Альберик Кларемон с явным удовольствием помогал ей. Он пытался говорить по-английски, и они дружно смеялись, в то время как Долли сидела молча, не отрывая глаз от сестры.
Уходя, Эви спросила, можно ли ей прийти еще. Я ответила, что не только можно, но даже нужно. Матушка заметила по этому поводу:
— Возможно, Эви в восторге от него, потому что она спасла ему жизнь. Никто не внушает нам большую любовь, чем тот, кто чем-то очень важным нам обязан, а что может быть важнее жизни?
— С каждым днем ты все сильнее походишь на Дикона.
— Я полагаю, каждый мало-помалу становится похожим на того, с кем постоянно общается.
— Прошу тебя, мамочка, не надо уж очень походить на него.
Оставайся сама собой.
— Обещаю, — ответила она.
В течение нескольких дней Альберик совершенно поправился.
На семейном совете мы обсуждали, что можно сделать для него. Итак, мы помогли молодому человеку поправить здоровье; у него есть с собой французские деньги, но какой прок в них здесь, в Англии? Куда ему идти? Что ему делать? Может ли он найти работу где-нибудь? В это время французов недолюбливали в Англии.
И тут у Софи созрело решение. Ей нужны слуги. Она как раз набирала их. Что если она предложит Альберику место в своем доме? Кем бы он мог стать? Дворецким? Работать в саду? Не имеет значения, кем он был раньше. Она поговорит с ним и выяснит, что ему больше подходит.
— Во всяком случае, — сказала она, — он может перебраться в Эндерби и жить там, пока не решит, что ему дальше делать. Возможно, с окончанием этой проклятой революции жизнь во Франции изменится к лучшему. В таком случае те из французов, кто нашел себе здесь убежище, вероятно, захотят вернуться домой.
На том и порешили. И когда Альберику предложили до лучших времен пожить в Эндерби и поработать у тетушки Софи — ему, безусловно, найдется там дело по душе — он с готовностью согласился.
В конце февраля Софи переехала в Эндерби. Она была очень довольна Альбериком, устраивал он и Жанну. Он оказался неутомимым работником и так был благодарен Софи за предоставленный кров, что даже изъявлял готовность умереть за нее.
Дикон цинично заметил:
— Если бы благородному молодому джентльмену предоставилась возможность выполнить свое обещание, получился бы настоящий роман. Вообще же, оставив в стороне французскую трагедию, он выглядит приличным юношей. А так как Софи искала себе людей, то одного она уже нашла. Кроме того, он ее соотечественник и это может оказаться очень полезным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98