ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Маршал презрительно усмехнулся и, обратившись к ла Рейни, ответил:
— Милостивый государь! Когда Матье де Монморанси женился на вдове Луи Толстого, то он обратился не к дьяволу, а к Генеральным штатам, которые постановили, что если необходимо найти малолетнему королю защиту со стороны дома Монморанси, то этот брак должен состояться.
То было единственным ответом маршала, после этих слов допрос закончился и его отпустили.
Ла Вуазен и ее соучастников приговорили к смертной казни. Сначала судили ла Вигуре, которая ни на какие вопросы не отвечала, все отрицала и утверждала, что ни в чем не виновата. Узнав, что ее приговорили к смерти, она велела передать Лувуа, что откроет ему несколько важных тайн, если он пообещает спасти ей жизнь. Лувуа не принял предложения.
— Пытка сумеет развязать ей язык! Ответ передали осужденной.
— Хорошо! — заявила она. — Теперь он ни о чем не узнает!
Подвергнутая ужасным пыткам, ла Вигуре не сказала ничего. Мучения были ужасными, вмешался врач и объявил, что если пытку не прекратить, осужденная умрет. Отправленная на другой день на место казни, ла Вигуре попросила вызвать судей; те поспешили прийти, полагая, что осужденная хочет что-то открыть, но она только прокричала:
— Господа, будьте так добры, скажите г-ну Лувуа, что я его покорнейшая слуга и сдержала слово! Будь он на моем месте, быть может, он того бы не исполнил!
Затем, обратившись к палачу, прибавила:
— Ну, любезный, делай свое дело! — И встала под виселицей.
Ла Вуазен пересказали в деталях, что случилось с ее подругой.
— Да! — воскликнула она. — Ла Вигуре была хорошей девушкой, с твердым характером, но приняла она не правильное решение — я обо всем расскажу!
Хотя признаться во всем показалось ла Вуазен лучшим средством спасения, она, как и ла Вигуре, была подвергнута самым ужасным пыткам, а потом сожжена на костре.
Г-жа де Севикье в одном из своих писем описывает со всеми подробностями смерть этой несчастной.
«Ла Вуазен уже в понедельник знала, что приговорена к смерти. Удивительно, что в тот же вечер она сказала своим сторожам: „Что же! Разве мы не отпразднуем день Заговенья!“. В полночь она сидела за одним с ними столом и ела все, что подавали, много выпила вина и спела до двадцати застольных песен. Во вторник ла Вуазен перенесла обыкновенную и чрезвычайную пытку, однако обедала с аппетитом и проспала восемь часов, после чего имела очкую ставку с г-жой Дре, г-жой Фероя и многими другими лицами. Неизвестно, что она говорила, но предполагают, что в словах ее было много странностей и вольнодумства. Вечером она ужинала и, несмотря на измученное тело, снова, как накануне, стала беситься и развратничать. Ее стыдили, говорили, что надо подумать о Боге и вместо развратных песен, петь молитвы. Ла Вуазен действительно пропела две молитвы — „Ave Maria Siella“ и молитву к Богородице — но в насмешливом тоне. Среда прошла так же, как и вторник — своими мыслями ла Вуазен была далека от всего святого и ни за что не соглашалась принять духовника. Наконец, в четверг, в день предшествовавший казни, ей дали только бульон, по какому поводу она весьма бранилась, утверждая, что у нее не будет сил говорить перед своими судьями. Из Венсенна ла Вуазен была отправлена в карете в Париж; она задыхалась от злости и была в волнении, однако, когда ей предложили привести священника и исповедаться, она отказалась. В 5 ла Вуазен связали и, одев в белое платье, с факелом в руке, посадили в телегу. Такое, особенного кроя, платье надевалось на тех, кого присуждали к сожжению на костре. Лицо ла Вуазен было очень красным, кровь в ней не переставала волноваться, и она снова с презрением оттолкнула от себя священника, отказавшись даже поцеловать святое Распятие. Г-жи Шонь, де Сюлли, графиня де Суассон и многие другие дамы смотрели из окон отеля Сюлли как везли осужденную. В соборе Парижской Богоматери она никак не соглашалась принести Богу покаяние в грехах, а на месте казни всеми силами сопротивлялась, когда ее вытаскивали из телеги. Но ее вытащили и скованную по рукам и ногам железом посадили на костер. В то время, как вокруг нее клали солому, она разразилась гневом и проклятиями, отбрасывая от себя солому. Наконец, пламя охватило преступницу и она исчезла из виду. Пепел ее праха рассеялся по воздуху — такова была кончина ла Вуазен, известной своими преступлениями и беззаконием».
ГЛАВА XL. 1679 — 1684

Принцесса Палатинская; ее портрет. — Ее характер. — Ее поведение при дворе. — Побочные дети Луи XIV. — Новая любовь короля. — Госпожа Субиз. — Госпожа Людр. — Девица Фонтанж. — Госпожа де Ментенон. — Двор и де Ментенон. — Отец ла Шеэ. — Болезнь короля. — Кончина королевы Марии-Терезии. — Возвращение на короткое время Лозена. — Состояние Франции в этот период.
Спустя некоторое время герцог Орлеанский вступил в новый брак, женившись на Елизабете-Шарлотте Баварской, принцессе Палатинской, от которой имел сына, родившегося 2 августа 1674 года и бывшего впоследствии регентом Франции.
Вторая супруга его высочества, если верить портрету, который она сама написала, была вовсе непохожей на первую. Вот, что говорит о себе сама принцесса Баварская:
«Я родилась в Гейдельберге в 1652 году. Во всем я не хороша и даже безобразна; черты лица у меня не правильные, глаза чрезвычайно малы, нос толстый и короткий, губы плоские и растянутые, щеки большие и обвислые, а физиономия слишком велика — все это не может сделать лицо красивым; кроме того, я очень мала ростом, талия моя коротка и толста, словом, во мне нет ничего пригожего — я настоящий карапузик. Не имей я доброе сердце, меня бы нигде не терпели. Чтобы узнать, выражают ли мои глаза ум, на них нужно смотреть в микроскоп или хотя бы через очки,
Иначе ничего не видно; на всем земном шаре не найдется, вероятно, рук, которые были бы хуже моих, и сам король часто мне говорил об этом, но это нисколько меня не обижало, напротив, я всегда от души смеялась, ибо внутренне сознаваясь в том, что во мне нет ничего приятного и красивого, я положила себе правилом первой смеяться над собственным безобразием. Это мне хорошо удается, и я часто нахожу причину посмеяться».
Можно представить, какое странное действие произвела при французском дворе, то есть между прелестнейшими на свете женщинами, принцесса Баварская, сама себя считавшая безобразной! Герцог Орлеанский, который, нужно заметить, мало обращал внимания на мнение придворных, принял ее очень сухо, а король даже с некоторой нерешительностью. Действительно, кроме своих физических недостатков, описанных ею с такой немецкой наивностью, она имела во всем, что делала и говорила, какую-то свойственную только немкам особенность, которая казалась весьма странной в Версале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238