Но теперь ей было все равно. Его тело всегда занимало ее: бесстыдное желание, которое она столько лет подавляла. Но теперь в этом не было нужды. И она дала волю этому желанию.
Чарлз позволял ей все. Неподвижно лежал в ее постели и разрешал обводить тяжелые массивные мышцы его груди, гладить ладонями по изгибам плеч и предплечий, обводить кончиками пальцев ребра.
Потом она осмелилась обнажить его бедра. Прижалась губами к пупку, погладила ладонью живот, запуталась пальцами в жестких волосках темного треугольника, там, где поросль была гораздо гуще.
Он напрягся; она не стала продолжать пытку и сжала затвердевшую плоть, исследуя вес, текстуру, бархатистость кожи. Погладила раз, другой, коснулась кончиком пальца головки, провела по набухшей вене.
Он содрогнулся и поймал ее руку.
Она подняла голову и увидела, что его глаза стали черными. Остался только намек на глубокую синеву.
Переплетя ее пальцы со своими, он привстал и толкнул ее на спину.
– Моя очередь.
И лег рядом с ней, подложив одну руку ей под спину, а другой стал водить по ее телу. Легко. От подбородка к плечам, груди, манящим соскам, где стал рисовать замысловатые завитки, по-прежнему едва прикасаясь.
И задолго до того, как его пальцы спустились ниже, ее груди успели набухнуть и загореться, а тело снова ожило.
Искушение.
Его касания были обещанием, рождавшим чувственные воспоминания и все же заставлявшим думать не о том, что было, а о том, что ждет впереди.
Сильные пальцы коснулись нежной поросли завитков ее лона, опустились дальше, обводя чувствительную внутреннюю поверхность бедер почти до колен. Ее кожа – сплошь обнаженные нервы – пошла мурашками, когда он медленно вернулся к другому бедру и очертил внешнюю сторону бедра, почти до талии.
И у нее снова перехватило дыхание. Она едва нашла в себе силы взглянуть на него.
Он и сам ловил ее взгляд, чтобы ответить коварной понимающей улыбкой.
– У меня есть предложение.
– Какое именно?
Он сомкнул руки на ее талии и поднял над собой. Она оказалась сидящей на нем верхом, но ниже, чем вчера.
– Давай попробуем такой способ.
Она мгновенно поняла, что он имеет в виду, и тут же ощутила, как у входа в лоно бьется напряженная головка его мужской плоти. Она оперлась ладонями о его грудь, поерзала в стараниях найти правильный угол, откинулась и медленно села, дюйм за дюймом принимая его в себя.
Совершенно поразительное ощущение, которым она насладилась в полной мере, полузакрыв глаза, тяжело дыша, и несколько минут сидела неподвижно, просто наслаждаясь моментом, прежде чем открыть глаза и взглянуть на него. Лицо напряжено, челюсти плотно сжаты, губы побелели: свидетельство того, как тяжело дается ему сдержанность, как не терпится подстегнуть желание.
Не уверенная, что делать дальше, она подняла брови.
– Поводья в твоих руках, – пояснил он сквозь зубы. Брови поднялись еще выше. До чего же приятно разбить вдребезги так называемое мужское самообладание, разнести в пух и прах спесь и надменность.
Она поймала его на слове и поднялась над ним. Он слегка придерживал ее за бедра, но не давал наставлений и позволял экспериментировать, использовать все возможности, какие только представятся. Он сжал ее чуть сильнее, – по-видимому, непроизвольно, – когда она поднялась чересчур высоко.
Значит, в этом направлении имеется граница. А вот в другом…
Она решила любой ценой достичь цели, пораженная тем, сколько удовольствия получает от подаренной ей свободы и как счастлива дать наслаждение ему. Его замечание насчет поводьев оказалось к месту: она привыкла к верховой езде, а во многих отношениях это напоминало скачку, особенно если задать определенный ритм.
Но одновременный контроль над ритмом и глубиной проникновения, над самой природой их слияния дарил ей восхитительные ощущения. Быстрая скачка сменялась медленной, а потом снова галопом. Оказалось, она может работать внутренними мышцами, о существовании которых не подозревала. Воспользоваться бедрами и попкой, чтобы подгонять его.
Снова и снова взмахивать поводьями.
И когда она окончательно увлеклась игрой, его руки легли на ее груди и стали ласкать, сначала нежно, потом настойчивее. Цепляясь за завитки на груди, прерывисто дыша, она смотрела в его лицо, видела сосредоточенность, желание и нечто, близкое к преданности. Смотрела и гадала…
В темных глазах сверкало затаенное торжество. Доволен ли он, что у нее не было другого мужчины? Что он единственный, кто владеет ею?
Но тут он проник еще глубже, она вздрогнула, вонзила ногти в его грудь, пока очередная волна не улеглась. И только тогда снова возобновила свой головокружительный ритм.
Она напомнила себе о вопросах, которые он задавал. Учитывая его прошлое, полное бессчетных завоеваний, вполне возможно, что он и о ней предположил то же самое. Или ее ответ был так важен для его мужского самолюбия? А может, спросил, просто чтобы решить, стоит ли испытывать угрызения совести.
Он не спускал с нее глаз, и каждое прикосновение его длинных пальцев усиливало восторг соития с этим человеком. Восторг проникновения напряженной, тугой, тяжелой, горячей плоти в ее нетерпеливое лоно. И она вдруг поняла, что он весь устремлен к одному: сделать все, чтобы она достигла небывалого экстаза. Его собственное наслаждение было для него не столь обязательно, скорее вторично. Главное – она и ее ощущения.
Ничего не скажешь, любовник он изумительный. Она почувствовала, как поднимается в ней жар, как нарастает напряжение. Похоже, поводья ее совсем истрепались.
– Ты изменился, – выдохнула она, пораженная своим неестественно тонким голосом. – Ты спал с десятками женщин… неужели всегда заботился сначала об их наслаждении и только потом – о своем?
Она задала этот вопрос, чтобы отвлечь его, но еще и потому, что хотела знать. И с удивлением увидела в его взгляде нечто вроде настороженности.
– Я всегда любил женщин, – ответил он, гладя ее бедра и с силой подавшись вверх. – Ты это знаешь.
Она знала. У него одна старшая сестра и три младшие, он всегда был с ними ласковее, чем братья. Привычка обращать внимание на женщин появилась у него едва ли не с раннего детства.
– Да, но…
Она цеплялась за остатки рассудка: их совместные движения уносили ее к солнцу… все быстрее, мощнее, выше…
– Я имела в виду не это, – охнула она, – как ты сам понимаешь.
Совместная скачка тоже подействовала на него.
Поводья, похоже, выпали у нее из рук.
Чарлз оторвал взгляд от того места, где они по-прежнему были соединены. Похоже, она не отступится, пока не услышит правдивый ответ.
Он с трудом втянул в легкие глоток воздуха: это было нелегко, если учесть то, что она с ним делала.
– С тобой все по-другому. Не то что с остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Чарлз позволял ей все. Неподвижно лежал в ее постели и разрешал обводить тяжелые массивные мышцы его груди, гладить ладонями по изгибам плеч и предплечий, обводить кончиками пальцев ребра.
Потом она осмелилась обнажить его бедра. Прижалась губами к пупку, погладила ладонью живот, запуталась пальцами в жестких волосках темного треугольника, там, где поросль была гораздо гуще.
Он напрягся; она не стала продолжать пытку и сжала затвердевшую плоть, исследуя вес, текстуру, бархатистость кожи. Погладила раз, другой, коснулась кончиком пальца головки, провела по набухшей вене.
Он содрогнулся и поймал ее руку.
Она подняла голову и увидела, что его глаза стали черными. Остался только намек на глубокую синеву.
Переплетя ее пальцы со своими, он привстал и толкнул ее на спину.
– Моя очередь.
И лег рядом с ней, подложив одну руку ей под спину, а другой стал водить по ее телу. Легко. От подбородка к плечам, груди, манящим соскам, где стал рисовать замысловатые завитки, по-прежнему едва прикасаясь.
И задолго до того, как его пальцы спустились ниже, ее груди успели набухнуть и загореться, а тело снова ожило.
Искушение.
Его касания были обещанием, рождавшим чувственные воспоминания и все же заставлявшим думать не о том, что было, а о том, что ждет впереди.
Сильные пальцы коснулись нежной поросли завитков ее лона, опустились дальше, обводя чувствительную внутреннюю поверхность бедер почти до колен. Ее кожа – сплошь обнаженные нервы – пошла мурашками, когда он медленно вернулся к другому бедру и очертил внешнюю сторону бедра, почти до талии.
И у нее снова перехватило дыхание. Она едва нашла в себе силы взглянуть на него.
Он и сам ловил ее взгляд, чтобы ответить коварной понимающей улыбкой.
– У меня есть предложение.
– Какое именно?
Он сомкнул руки на ее талии и поднял над собой. Она оказалась сидящей на нем верхом, но ниже, чем вчера.
– Давай попробуем такой способ.
Она мгновенно поняла, что он имеет в виду, и тут же ощутила, как у входа в лоно бьется напряженная головка его мужской плоти. Она оперлась ладонями о его грудь, поерзала в стараниях найти правильный угол, откинулась и медленно села, дюйм за дюймом принимая его в себя.
Совершенно поразительное ощущение, которым она насладилась в полной мере, полузакрыв глаза, тяжело дыша, и несколько минут сидела неподвижно, просто наслаждаясь моментом, прежде чем открыть глаза и взглянуть на него. Лицо напряжено, челюсти плотно сжаты, губы побелели: свидетельство того, как тяжело дается ему сдержанность, как не терпится подстегнуть желание.
Не уверенная, что делать дальше, она подняла брови.
– Поводья в твоих руках, – пояснил он сквозь зубы. Брови поднялись еще выше. До чего же приятно разбить вдребезги так называемое мужское самообладание, разнести в пух и прах спесь и надменность.
Она поймала его на слове и поднялась над ним. Он слегка придерживал ее за бедра, но не давал наставлений и позволял экспериментировать, использовать все возможности, какие только представятся. Он сжал ее чуть сильнее, – по-видимому, непроизвольно, – когда она поднялась чересчур высоко.
Значит, в этом направлении имеется граница. А вот в другом…
Она решила любой ценой достичь цели, пораженная тем, сколько удовольствия получает от подаренной ей свободы и как счастлива дать наслаждение ему. Его замечание насчет поводьев оказалось к месту: она привыкла к верховой езде, а во многих отношениях это напоминало скачку, особенно если задать определенный ритм.
Но одновременный контроль над ритмом и глубиной проникновения, над самой природой их слияния дарил ей восхитительные ощущения. Быстрая скачка сменялась медленной, а потом снова галопом. Оказалось, она может работать внутренними мышцами, о существовании которых не подозревала. Воспользоваться бедрами и попкой, чтобы подгонять его.
Снова и снова взмахивать поводьями.
И когда она окончательно увлеклась игрой, его руки легли на ее груди и стали ласкать, сначала нежно, потом настойчивее. Цепляясь за завитки на груди, прерывисто дыша, она смотрела в его лицо, видела сосредоточенность, желание и нечто, близкое к преданности. Смотрела и гадала…
В темных глазах сверкало затаенное торжество. Доволен ли он, что у нее не было другого мужчины? Что он единственный, кто владеет ею?
Но тут он проник еще глубже, она вздрогнула, вонзила ногти в его грудь, пока очередная волна не улеглась. И только тогда снова возобновила свой головокружительный ритм.
Она напомнила себе о вопросах, которые он задавал. Учитывая его прошлое, полное бессчетных завоеваний, вполне возможно, что он и о ней предположил то же самое. Или ее ответ был так важен для его мужского самолюбия? А может, спросил, просто чтобы решить, стоит ли испытывать угрызения совести.
Он не спускал с нее глаз, и каждое прикосновение его длинных пальцев усиливало восторг соития с этим человеком. Восторг проникновения напряженной, тугой, тяжелой, горячей плоти в ее нетерпеливое лоно. И она вдруг поняла, что он весь устремлен к одному: сделать все, чтобы она достигла небывалого экстаза. Его собственное наслаждение было для него не столь обязательно, скорее вторично. Главное – она и ее ощущения.
Ничего не скажешь, любовник он изумительный. Она почувствовала, как поднимается в ней жар, как нарастает напряжение. Похоже, поводья ее совсем истрепались.
– Ты изменился, – выдохнула она, пораженная своим неестественно тонким голосом. – Ты спал с десятками женщин… неужели всегда заботился сначала об их наслаждении и только потом – о своем?
Она задала этот вопрос, чтобы отвлечь его, но еще и потому, что хотела знать. И с удивлением увидела в его взгляде нечто вроде настороженности.
– Я всегда любил женщин, – ответил он, гладя ее бедра и с силой подавшись вверх. – Ты это знаешь.
Она знала. У него одна старшая сестра и три младшие, он всегда был с ними ласковее, чем братья. Привычка обращать внимание на женщин появилась у него едва ли не с раннего детства.
– Да, но…
Она цеплялась за остатки рассудка: их совместные движения уносили ее к солнцу… все быстрее, мощнее, выше…
– Я имела в виду не это, – охнула она, – как ты сам понимаешь.
Совместная скачка тоже подействовала на него.
Поводья, похоже, выпали у нее из рук.
Чарлз оторвал взгляд от того места, где они по-прежнему были соединены. Похоже, она не отступится, пока не услышит правдивый ответ.
Он с трудом втянул в легкие глоток воздуха: это было нелегко, если учесть то, что она с ним делала.
– С тобой все по-другому. Не то что с остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104