Чалая тоже не была склонна тратить время на церемонии; едва Рено позволил, она набросилась на траву с жадностью мустанга, который привык сам заботиться о корме.
Рено подождал, пока Ева спросит, где он был. Не услышав вопроса, он в раздражении сжал губы.
– Ты собираешься всю ночь дуться? – спросил он.
– Что тебе за дело до шулерши, лгуньи и девчонки из салуна? – строптиво ответила Ева.
Она притворилась, что не слышит слов, которые шепотом произнес Рено, слезая с коня. Он снял седло с Любимицы и положил его на землю, давая подсохнуть шерсти, затем повернулся к Еве, уперев руки в поджарые бедра.
– Меня удивляет, почему женщины так расстраиваются, когда мужчины говорят о них правду, – сказал он без обиняков.
Ева слишком устала, чтобы быть вежливой или осторожной.
– Других рассуждений нечего и ожидать от такого грубого, слепого, упрямого, бесчувственного развратника, как ты! – выплеснулась она.
Возникла напряженная, наэлектризованная пауза.
А затем Рено рассмеялся.
– Спрячь свои когти, gata. Этой ночью я на тебя не посягну.
Ева искоса настороженно взглянула на него.
– Возможно, что я развратник, но я не осел. С тех пор как Слейтер сел нам на хвост, я не хочу, чтобы меня застали врасплох с расстегнутыми штанами.
Ева сказала себе, что она ничуть не разочарована тем, что ее не будут беспокоить ласки Рено этой ночью или в ближайшее время. Так было лучше.
«От женщины мужчина хочет только одного, здесь не надо заблуждаться. Если ты это ему позволила, тебе лучше выйти за него замуж, иначе он рано или поздно увильнет и найдет себе другую».
Но даже горькие слова донны Лайэн не могли вытравить из памяти улыбающегося заботливого Рено, каким он был с племянником и сестрой. Его любовь к ним, казалось, можно было потрогать рукой.
Еве хотелось ее потрогать. Ей хотелось создать с Рено дом, о котором она всегда мечтала, убежище от жестокого мира, и завести детей, которых никто не сможет отнять и отправить в неизвестность.
Когда она поняла, насколько сильно она тянулась к Рено, она испугалась. В отличие от испанских стержней, она была не из железа. Им не причиняли боль неведомые токи. Она же весьма сомневалась, что уступит своему мучительному и неожиданному чувству к Рено.
Ева спешилась. Когда она перебрасывала стремя через выступ на седле, Рено обвил руку вокруг ее талии и притянул к себе. Она оказалась прижатой к мускулистому телу. На ее бедро давила твердая мужская плоть.
– Только я никак не бесчувственный, – сказал Рено. – Особенно когДа ты постоянно меня воспламеняешь.
Он пощекотал ей ухо усами, затем коснулся языком, наконец слегка прикусил зубами. Сдержанность его ласки не соответствовала силе его возбуждения.
Сочетание колоссального желания и одновременно самообладания обезоруживало и притягивало Еву. Ей не приходилось встречать мужчину, который демонстрировал бы подобную сдержанность, когда мог взять то, что хотел.
За исключением Рено.
«Может быть, если он дольше побудет со мной, он убедится, что я не потаскушка, которую можно купить и продать».
Идея была очень привлекательной. Ева хотела, чтобы Рено увидел в ней женщину, на которую можно положиться, которую можно уважать и с которой можно создать дом, семью, воспитывать детей и идти по жизни.
Женщину, которую он мог полюбить.
«Может быть, если он убедится, что я держу слово, он будет смотреть на меня не просто как на предмет вожделения, – мечтала Ева. – Может быть, может быть, может быть…
Если я не попробую, я никогда не узнаю.
Ставки на кон. Сдача по пять карт. Шум крови в ушах. Понятно, что я волнуюсь – ведь речь идет о моем счастье».
Рено почувствовал, что тело Евы слегка расслабилось и испытал облегчение, и одновременно неимоверное желание. Он не предназначал сказанное в беседе с Калебом для ее ушей. Он не хотел ее обидеть, когда сказал Калебу, что Ева отнюдь не невинная деревенская простушка, как это могло показаться. Просто Калеб не оставил Рено иного выбора.
– Означает ли это, что Слейтер достаточно далеко и ты не боишься… э-э… отвлечься от него? – спросила Ева.
– Нет, – неохотно признался Рено, отпуская ее. – Боюсь, нам сегодня придется устроить холодный лагерь.
– Слейтер так близко?
– Да.
– Господи, как это могло произойти? При такой гонке даже наши тени жалуются, что не поспевают за нами.
На освещенном луной лице Рено появилась улыбка.
– Откуда он мог знать, где нас найти, после того как потерял мой след при выезде из Каньон-Сити? – удивилась Ева.
– Не так уж много маршрутов через Великий Водораздел.
Ева вздохнула.
– Пожалуй, страна не так пустынна, как кажется.
– Нет, она-таки пустынна. Я месяцами бродил по высокогорью, не встречая ни души. Только перекрестки и перевалы можно считать населенными.
– Похоже, если даже мы пойдем кратчайшим путем через Великий Водораздел, с помощью Горбатого Медведя и женщины, которая водит дружбу с одним из людей Калеба, Слейтер узнает, где я была.
– Я тоже так рассуждал. Но у нас есть одно преимущество.
– Какое?
– Мустанги. Большинство ребят Слейтера едут на теннессийских лошадях.
– Эти лошади превосходят любых четвероногих в Каньон-Сити, – возразила Ева.
Улыбка Рено была строгой, как и его голос.
– Мы сейчас не в Каньон-Сити. Наши мустанги загонят лошадей Слейтера.
9
Днем Рено ехал, держа ружье на седле. Ночью он и Ева спали под охраной мустангов, выбрав самое укромное место. В качестве дополнительной меры предосторожности он разбрасывал сухие ветви в местах возможных подходов к лагерю.
Несколько раз в день Рено отправлял Еву и вьючных лошадей вперед, а сам возвращался по старому следу. На высоких точках он слезал с коня, доставал бинокль и вел наблюдение.
Лишь дважды он обнаружил Слейтера. Первый раз с ним было шестеро, второй раз – пятнадцать.
Рено сложил бинокль, сел на лошадь и резвым галопом поскакал догонять Еву с вьючными лошадьми. Услышав топот, она обернулась. Из-под шляпы блеснули золотые глаза, заколыхались роскошные медно-золотистые волосы, освещенные горячим августовским солнцем. Рено заметил также складку усталости, залегшую возле губ.
Когда Рено остановился рядом с Евой, у него возникло искушение нагнуться и снова ощутить привкус соли и сладости на своих губах. Он отругал себя за постоянно растущее неуправляемое влечение к девушке из салуна «Золотая пыль».
– Они приблизились? – озабоченно спросила Ева, изучая мрачное лицо Рено.
Она облизала сухие губы.
Зеленые глаза проследили за движением кончика языка.
– Они отстают? – с надеждой полуутвердительно сказала Ева.
– Нет.
Она скривила губы.
– Видно, теннессийские лошади оказались лучше, чем ты думал.
– Мы еще не в пустыне.
Ева удивленно посмотрела по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Рено подождал, пока Ева спросит, где он был. Не услышав вопроса, он в раздражении сжал губы.
– Ты собираешься всю ночь дуться? – спросил он.
– Что тебе за дело до шулерши, лгуньи и девчонки из салуна? – строптиво ответила Ева.
Она притворилась, что не слышит слов, которые шепотом произнес Рено, слезая с коня. Он снял седло с Любимицы и положил его на землю, давая подсохнуть шерсти, затем повернулся к Еве, уперев руки в поджарые бедра.
– Меня удивляет, почему женщины так расстраиваются, когда мужчины говорят о них правду, – сказал он без обиняков.
Ева слишком устала, чтобы быть вежливой или осторожной.
– Других рассуждений нечего и ожидать от такого грубого, слепого, упрямого, бесчувственного развратника, как ты! – выплеснулась она.
Возникла напряженная, наэлектризованная пауза.
А затем Рено рассмеялся.
– Спрячь свои когти, gata. Этой ночью я на тебя не посягну.
Ева искоса настороженно взглянула на него.
– Возможно, что я развратник, но я не осел. С тех пор как Слейтер сел нам на хвост, я не хочу, чтобы меня застали врасплох с расстегнутыми штанами.
Ева сказала себе, что она ничуть не разочарована тем, что ее не будут беспокоить ласки Рено этой ночью или в ближайшее время. Так было лучше.
«От женщины мужчина хочет только одного, здесь не надо заблуждаться. Если ты это ему позволила, тебе лучше выйти за него замуж, иначе он рано или поздно увильнет и найдет себе другую».
Но даже горькие слова донны Лайэн не могли вытравить из памяти улыбающегося заботливого Рено, каким он был с племянником и сестрой. Его любовь к ним, казалось, можно было потрогать рукой.
Еве хотелось ее потрогать. Ей хотелось создать с Рено дом, о котором она всегда мечтала, убежище от жестокого мира, и завести детей, которых никто не сможет отнять и отправить в неизвестность.
Когда она поняла, насколько сильно она тянулась к Рено, она испугалась. В отличие от испанских стержней, она была не из железа. Им не причиняли боль неведомые токи. Она же весьма сомневалась, что уступит своему мучительному и неожиданному чувству к Рено.
Ева спешилась. Когда она перебрасывала стремя через выступ на седле, Рено обвил руку вокруг ее талии и притянул к себе. Она оказалась прижатой к мускулистому телу. На ее бедро давила твердая мужская плоть.
– Только я никак не бесчувственный, – сказал Рено. – Особенно когДа ты постоянно меня воспламеняешь.
Он пощекотал ей ухо усами, затем коснулся языком, наконец слегка прикусил зубами. Сдержанность его ласки не соответствовала силе его возбуждения.
Сочетание колоссального желания и одновременно самообладания обезоруживало и притягивало Еву. Ей не приходилось встречать мужчину, который демонстрировал бы подобную сдержанность, когда мог взять то, что хотел.
За исключением Рено.
«Может быть, если он дольше побудет со мной, он убедится, что я не потаскушка, которую можно купить и продать».
Идея была очень привлекательной. Ева хотела, чтобы Рено увидел в ней женщину, на которую можно положиться, которую можно уважать и с которой можно создать дом, семью, воспитывать детей и идти по жизни.
Женщину, которую он мог полюбить.
«Может быть, если он убедится, что я держу слово, он будет смотреть на меня не просто как на предмет вожделения, – мечтала Ева. – Может быть, может быть, может быть…
Если я не попробую, я никогда не узнаю.
Ставки на кон. Сдача по пять карт. Шум крови в ушах. Понятно, что я волнуюсь – ведь речь идет о моем счастье».
Рено почувствовал, что тело Евы слегка расслабилось и испытал облегчение, и одновременно неимоверное желание. Он не предназначал сказанное в беседе с Калебом для ее ушей. Он не хотел ее обидеть, когда сказал Калебу, что Ева отнюдь не невинная деревенская простушка, как это могло показаться. Просто Калеб не оставил Рено иного выбора.
– Означает ли это, что Слейтер достаточно далеко и ты не боишься… э-э… отвлечься от него? – спросила Ева.
– Нет, – неохотно признался Рено, отпуская ее. – Боюсь, нам сегодня придется устроить холодный лагерь.
– Слейтер так близко?
– Да.
– Господи, как это могло произойти? При такой гонке даже наши тени жалуются, что не поспевают за нами.
На освещенном луной лице Рено появилась улыбка.
– Откуда он мог знать, где нас найти, после того как потерял мой след при выезде из Каньон-Сити? – удивилась Ева.
– Не так уж много маршрутов через Великий Водораздел.
Ева вздохнула.
– Пожалуй, страна не так пустынна, как кажется.
– Нет, она-таки пустынна. Я месяцами бродил по высокогорью, не встречая ни души. Только перекрестки и перевалы можно считать населенными.
– Похоже, если даже мы пойдем кратчайшим путем через Великий Водораздел, с помощью Горбатого Медведя и женщины, которая водит дружбу с одним из людей Калеба, Слейтер узнает, где я была.
– Я тоже так рассуждал. Но у нас есть одно преимущество.
– Какое?
– Мустанги. Большинство ребят Слейтера едут на теннессийских лошадях.
– Эти лошади превосходят любых четвероногих в Каньон-Сити, – возразила Ева.
Улыбка Рено была строгой, как и его голос.
– Мы сейчас не в Каньон-Сити. Наши мустанги загонят лошадей Слейтера.
9
Днем Рено ехал, держа ружье на седле. Ночью он и Ева спали под охраной мустангов, выбрав самое укромное место. В качестве дополнительной меры предосторожности он разбрасывал сухие ветви в местах возможных подходов к лагерю.
Несколько раз в день Рено отправлял Еву и вьючных лошадей вперед, а сам возвращался по старому следу. На высоких точках он слезал с коня, доставал бинокль и вел наблюдение.
Лишь дважды он обнаружил Слейтера. Первый раз с ним было шестеро, второй раз – пятнадцать.
Рено сложил бинокль, сел на лошадь и резвым галопом поскакал догонять Еву с вьючными лошадьми. Услышав топот, она обернулась. Из-под шляпы блеснули золотые глаза, заколыхались роскошные медно-золотистые волосы, освещенные горячим августовским солнцем. Рено заметил также складку усталости, залегшую возле губ.
Когда Рено остановился рядом с Евой, у него возникло искушение нагнуться и снова ощутить привкус соли и сладости на своих губах. Он отругал себя за постоянно растущее неуправляемое влечение к девушке из салуна «Золотая пыль».
– Они приблизились? – озабоченно спросила Ева, изучая мрачное лицо Рено.
Она облизала сухие губы.
Зеленые глаза проследили за движением кончика языка.
– Они отстают? – с надеждой полуутвердительно сказала Ева.
– Нет.
Она скривила губы.
– Видно, теннессийские лошади оказались лучше, чем ты думал.
– Мы еще не в пустыне.
Ева удивленно посмотрела по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74