Холодность ее тона рассердила Рено. Ведь только что она была такой жаркой, так желала его, а теперь спешит поскорее от него отделаться. Трудно было более определенно сказать, как мало удовольствия получила она от близости с ним.
А ведь он испытал такое наслаждение, что даже перестал контролировать себя. Такого никогда с ним раньше не случалось. Сознание того, что он желал ее сильнее, чем она его, привело Рено в ярость.
Затем он вспомнил о легкой преграде, вставшей на его пути. Но не мог поверить в то, что девушка из салуна могла быть девственницей.
«Вероятно, у нее давно не было мужчин».
Этим можно объяснить некоторое сужение сладостного грота и его способность сжимать и ласкать даже тогда, когда он не делал никаких движений.
Рено заново осознал, насколько тонко и деликатно сложена Ева. Он не желал причинить ей боль, но, по всей видимости, все-таки причинил. Осознание этого одновременно и устыдило, и рассердило его, поскольку лишний раз подчеркнуло, как сильно хотел ее он и как мало – она.
– Только не говори, пожалуйста, что ты этого не хотела, – резко сказал Рено. – Ты сама напросилась на это, это ясно, как божий день.
Румянец вспыхнул на щеках Евы, когда она вспомнила свое безрассудное поведение. Рено был прав. Она напросилась на это.
– Но сейчас я об этом не прошу, – твердо заявила она.
Прошипев нечто не очень благочестивое, Рено откатился в сторону.
У Евы перехватило дыхание, она содрогнулась всем телом в тот момент, когда его плоть выскальзывала из ее чувствительной плоти.
Кровь пламенела на солнце как подтверждение той истины, в которую Рено мог с трудом поверить. Та, которую он взял, была словно дикий, согретый солнцем мед. А он был настолько нетерпелив, что даже не раздел ее, не разделся сам. Он взял ее, не сняв брюк, поспешно, словно проститутку, купленную на несколько минут.
И она позволила ему. Она просила его об этом.
Рено взглянул на Еву так, словно видел ее впервые. Да так оно и было. Он никогда не смотрел на нее так, как сейчас. Он смотрел не на девушку в красном платье, а на невинную девушку; девушку, которую он страстно желал, несмотря ни на что.
– Девственница…
– Да, это так, громила с ружьем. Я девственница.
И внезапно ее рот горестно искривился.
– Точнее, я была девственницей, – поправилась она. – А сейчас я обесчещенная девушка, каких немало на свете.
Слово прозвенело и осталось в мозгу Рено. Обесчещенная.
Подобно тому, как обесчещена Саванна Мари. Как была обесчещена Виллоу.
«Порядочный мужчина женится на невинной девушке, если он обесчестил ее».
Внезапно Рено почувствовал себя загнанным в угол. И, как всякий загнанный в угол зверь, он вознамерился вырваться на свободу. Он вцепился пальцами в плечи Евы.
– Если ты думаешь, что обменяла свою девственность на мужа, – прохрипел он, – ты глубоко заблуждаешься. Я выиграл тебя в карты. Я взял свое… Вот и все.
– Слава богу, – сказала Ева сквозь зубы.
Уже второй раз Ева приводила его в смятение. Он ожидал с ее стороны возражений, потока слов о том, что он обязан, будучи порядочным человеком, жениться на обесчещенной девушке. Это был старый трюк, самый старый и самый мощный в арсенале войны, которая ведется между ищущими мужа девицами и свободолюбивыми мужчинами.
Но Ева не воспользовалась им.
– Слава богу? – повторил Рено в недоумении.
– Что тут непонятного? – резко спросила Ева. – Слава богу, что я полностью расплатилась за проигрыш и что ты не будешь больше делать это снова, потому что…
– Что ты такое городишь? – перебил он Еву.
–…теперь я знаю, почему женщины расплачиваются за это.
Яростные слова Евы повисли в напряженной тишине надолго, прежде чем Рено решился ответить.
– Тебе это понравилось, и ты это знаешь, – произнес Рено низким, напряженным голосом. – Я не изнасиловал тебя!
– Ты не изнасиловал меня. Но мне это не понравилось!
– Тогда почему же ты просила об этом? – возразил он.
Унижение и гнев сделали щеки Евы пунцовыми. Ее губы дрожали, но в голосе и во взгляде чувствовалась твердость.
– Птенцу тоже нравится летать. Но придет миг, и он упадет и разобьет свою глупую голову о землю.
Некоторое время Рено молчал. Затем он засмеялся: конечно, он остался в дураках. Он собирался взять девушку из салуна, а вместо этого обесчестил девственницу.
– Летать, говоришь? – спросил он грудным голосом.
Ева осторожно посмотрела на него, не доверяя бархатистым нотам в его голосе. Она попыталась исподволь освободиться от его рук. Он сжал ее пальцы, давая ей понять, что надежно держит ее.
– Нравится летать, – произнесла она лаконично. – Но придется падать. Большая разница, громила с ружьем.
– Только первый раз. В следующий раз ты приземлишься на ноги, как все кошки, к которым ты относишься.
– Следующего раза не будет.
– Ты отступаешь от своего слова? – ровным тоном заметил Рено.
Улыбка Евы была холоднее зимы.
– Мне не придется, – сказала она. – Ты можешь пытаться расшевелить меня, но скорее огонь замерзнет и превратится в лед. Будь уверен: я никогда не пожелаю вновь испытать боль и увидеть кровь.
– Так бывает только в первый раз. И потом, если бы я знал, что ты девственна, я бы…
– Я тебе говорила, что не позволяла ни одному мужчине лезть мне под юбку, разве нет? – перебила она Рено. – Но ты мне не верил. Ты считал меня шлюхой. Надеюсь, ты хотя бы теперь видишь, что это не так.
И вдруг ее поразила горькая мысль.
– Я не была шлюхой, – поправилась она. – А сейчас я ею стала.
Рено почувствовал гнев.
– Я не делал тебя шлюхой, – проговорил он, чеканя каждое слово.
– Разве? А как же это случается? Первый раз – это ошибка, а шлюхой становятся во второй раз? Или в третий? А может быть, в четвертый?
– Черт побери! Какой-то кошмар!
– Сколько раз потребуется девушке согрешить, чтобы она волшебным образом превратилась в шлюху? Скажи мне, громила с ружьем! Я не хочу перешагнуть этот положенный богом рубеж!
– Чего ты хочешь от меня? – вскричал он в ярости. – Чтобы я женился на тебе? Тебя это устроит?
– Нет!
– Что?! – переспросил Рено, не уверенный в том, что не ослышался.
– Ничто не исправит положения, кроме любви, – сказала Ева с горечью, – а дождаться любви от такого человека, как ты, все равно, что найти корабли из камня, сухой дождь и свет, который не порождает теней.
Услышав собственные слова, произнесенные Евой столь саркастически, он понял, что причинил ей боль не только тем, что лишил ее невинности.
– Ты думала, что любишь меня… – произнес Рено ошеломленно.
Ева побледнела.
– Какое это имеет значение!
– Имеет, черт побери! Ты ответила мне страстью, потому что ты настоящая женщина, а не потому, что голова твоя напичкана девичьим вздором о любви.
Резким движением Ева освободилась от тисков Рено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74