Услышав шаги Джордана, Александра повернула голову на подушке. С того ужасного вечера прошло двое суток, два дня и две ночи лихорадки и бреда. И каждый раз, ненадолго приходя в себя, она видела сидевшего у постели Джордана с осунувшимся, измученным лицом.
Теперь Александра наконец очнулась и очень хотела услышать тот же нежный голос, что два дня назад, увидеть горящую в глазах любовь. Однако Джордан выглядел сдержанным, совершенно невозмутимым и таким отстраненным, что Александра на миг смутилась – неужели ей привиделась та душераздирающая сцена у ее постели, когда он изливал душу в полной уверенности, что жена умирает?
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он с вежливой озабоченностью, словно обращаясь к малознакомому человеку.
– Благодарю вас, прекрасно, – ответила она так же любезно. – Немного устала.
– Ты, по-видимому, желаешь узнать, что случилось два дня назад?
На самом деле Александре хотелось только, чтобы он обнял ее и признался в любви.
– Да, конечно, – ответила она вслух, удивляясь непредсказуемой смене его настроений.
– Говоря вкратце, полтора года назад Берти поймал одну из судомоек, местную крестьянку, на воровстве. Она пыталась стащить деньги из его бумажника и передать братьям, ожидавшим в лесу за домом. Берти и его мать уже решили избавиться от меня, но не знали, где найти для этого людей. Вместо того чтобы отдать судомойку в руки властей, Берти заставил ее подписать признание, заплатил братьям, и те устроили засаду. Однако ты разрушила их планы, неожиданно придя мне на помощь. Один из братьев, тот, которого я ранил, умудрился подползти к лошади и сбежать, пока мы ехали в гостиницу.
Берти снова попытался расправиться со мной, но на этот раз наемники взяли его деньги и вместо того, чтобы убить жертву, удвоили добычу, продав меня вербовщикам.
Как заметила моя тетка, весьма трудно задешево нанять компетентных людей!
Когда неделю назад я воскрес из мертвых, Берти напомнил судомойке о том, что у него все еще хранится ее исповедь, и заставил уцелевшего братца стрелять в меня в ту ночь, когда ты спала в комнате гувернантки.
Александра в изумлении уставилась на мужа:
– Вы не сказали мне, что в вас стреляли.
– Не видел причины зря тебя тревожить, – пробормотал Джордан, но тут же покачал головой и неохотно признался:
– Это не совсем правда. В глубине души я подозревал, что это ты пыталась покончить со мной, – стрелявший был почти такого же телосложения. Кроме того, только утром того дня ты объявила, что сделаешь все на свете, лишь бы освободиться от этого брака.
Александра прикусила губу и отвернулась, но Джордан успел увидеть в ее глазах боль и осуждение. Сунув руки в карманы, он продолжал:
– Три дня назад лакей по имени Нордстром умер, выпив портвейна, налитого в графин, который мы брали на пикник… того портвейна, что ты несколько раз уговаривала меня попробовать.
Глядя в ее глаза, он бросил резко, не щадя себя:
– Фокс не помощник управляющего, он детектив, люди которого были расставлены по всему Хоторну. Именно Фокс расследовал несчастный случай с Нордстромом и посчитал, что ты единственная, кто мог отравить вино.
– Я? – тихо охнула Александра – Как ты мог подумать такое?
– Свидетельницей Фокса была судомойка, которая время от времени нанималась сюда на поденную работу. Ее звали Джин. Это она подбросила яд по приказу Берти. Ты уже знаешь, что случилось потом.
Александра болезненно поморщилась:
– Значит, мысленно вы осудили и обвинили меня в попытках убить вас, руководствуясь столь шаткими подозрениями? Потому что я приблизительно того же роста, что и убийца, стрелявший в вас на Брук-стрит, и потому что судомойка заявила, будто только я могла подсыпать яд в графин?
Джордан невольно сжался, однако нашел в себе силы договорить:
– Я поверил свидетельствам еще и потому, что Олсен, один из людей Фокса, дважды сопровождал тебя в имение Тони. Я знаю, что вы виделись тайком, и это, вместе с остальным, делало доказательства почти неопровержимыми.
– Понимаю, – глухо обронила Александра. Но она совсем ничего не понимала, и Джордан это видел. Или, наоборот, слишком хорошо поняла. И вне всякого сомнения, убедилась, что он не сдержал обещания верить ей и постоянно отвергал ее любовь. Кроме того, Александра дважды рисковала жизнью ради него, а он вознаградил ее пренебрежением и бесчеловечной жестокостью.
Джордан смотрел в ее прекрасное бледное лицо, хорошо сознавая, что заслужил ее ненависть и презрение. Теперь, ясно увидев глубину собственной глупости и бессердечия, он ожидал, что она навсегда изгонит его из своей жизни.
Однако Александра продолжала молчать, и Джордан почувствовал себя обязанным сказать за нее все, что она должна была объяснить ему.
– Мое поведение по отношению к тебе было непростительным, – сухо начал он, и звук его голоса наполнил Алекс тоскливым предчувствием. – И естественно, трудно ожидать, что после этого ты захочешь остаться моей женой. Когда ты достаточно поправишься, чтобы уехать, я дам тебе чек на полмиллиона фунтов. И если понадобится… – Он остановился и откашлялся, словно не мог говорить. – Если тебе понадобится больше, только скажи. Все, что принадлежит мне, навсегда остается твоим.
Александра слушала эту речь со смесью нежности, гнева и неверия. И уже хотела ответить, когда Джордан снова откашлялся и добавил:
– Я должен еще кое-что сказать. Перед нашим отъездом из Лондона Филберт поведал о том, что ты перенесла, считая меня мертвым, и как терзалась, когда приехала в столицу. Все общество над тобой смеялось, и лишь Тони развеял в прах твои иллюзии. Большая часть того, что ты слышала обо мне, – правда. Однако мне хотелось бы, чтобы ты знала: я не спал с Элиз Грандо в ту ночь, когда приходил к ней в дом.
Джордан замолчал и вгляделся в лицо жены, словно бессознательно запоминая каждую черточку, чтобы всегда иметь перед глазами ее образ в продолжение последующих бесконечно пустых, простиравшихся перед ним, словно пустыня, лет. Он молча смотрел на нее, понимая, что перед ним воплощение всех надежд и грез, так долго хранимых в сердце. Александра – сама доброта, нежность и доверие. И любовь. Цветы, растущие на склонах холмов, и смех, доносящийся с лугов.
Вынуждая себя сказать все, что намеревался, и затем исчезнуть из ее жизни навсегда, Джордан глубоко вздохнул и неверным голосом пробормотал:
– Филберт также рассказал о твоем отце и о том, что случилось после его смерти. Я не могу излечить нанесенную им рану, но хочу дать тебе это… Он протянул руку, и Александра увидела длинный плоский бархатный футляр. Она взяла его и дрожащими пальцами открыла защелку.
На белом атласе лежал самый большой рубин из всех, которые она когда-либо видела, прикрепленный к тонкой золотой цепочке и ограненный в форме сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120