Надо полагаться только на собственные силы.
Персиваль заковылял к конюшням. Там можно найти паренька, который разыщет молодого маркиза и вернет его домой.
Тем временем Кэтрин, сказав Блатбери, что уезжает, села в карету.
— В чем дело, Персиваль?
Доминик соскочил с коня. Конюху пришлось потратить больше часа, чтобы найти Доминика. И Доминик поспешил домой. Он знал, что Персиваль без особой нужды не стал бы посылать за хозяином.
— Будет лучше, ваша милость, если мы поговорим наедине.
— Хорошо.
Доминик передал поводья конюху и пошел за стариком к дому.
— Вы захотите переодеться и перекусить, — сказал Персиваль.
В своем черном костюме, с седой шевелюрой он напоминал старого мудрого ворона.
— О чем ты? Зачем мне переодеваться? Куда ты меня собираешься отправить?
— Как куда, за вашей женой, сэр.
— Кэтрин что, уехала?
— Да, милорд. В Лондон. Понимаете ли, она боится за ребенка.
— За ребенка? Какого ребенка? Персиваль, в себе ли ты?
— За вашего ребенка, сэр. Того, что носит под сердцем.
Доминик покачал головой.
— Кэтрин не может носить моего ребенка. Мы не имели…
— И она так думала, милорд. Но похоже, вы оба ошибались.
— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Доминик. — Что ребенок был зачат еще до свадьбы?
Уши старика порозовели.
— Вам лучше знать, сэр. Как бы там ни было, леди носит вашего ребенка, и она вас боится. Похоже, она верит в то, что вы вообще не женились бы на ней, если бы знали. Она сказала, что вы бы предпочли, если бы она родила вам ублюдка.
У Доминика перехватило дыхание.
— О Боже!
Ведь он так давно об этом говорил! А она не забыла!
— Как ты обо всем этом узнал? Уверен, что леди Грэвенвольд тебе ничего не рассказывала.
— Я случайно слышал ее разговор с горничной, сэр.
— Значит, то, что ты говоришь, — правда?
— Да, милорд, вне всяких сомнений. Она была очень расстроена.
— Так она не хочет ребенка? — неожиданно резко спросил Доминик.
— О нет, милорд. Совсем наоборот. Она сказала, что очень хочет иметь от вас ребенка. От вас, сэр. А вы, милорд, как вы к этому относитесь?
В самом деле, что он чувствует? Вся его тревога, вся его боль — все было ради того, чтобы этого не произошло, он делал все, что в его силах, чтобы предотвратить саму возможность. Сейчас, когда все свершилось, что он чувствует?
Скворец напевал песенку. Доминик поднял голову, увидел чистое и прозрачное небо, белые облака.
Так что же он чувствует? Будто с его плеч сняли огромную тяжесть. После всех тревог, чудовищного напряжения воли — за него все решила судьба. Господь решил все за него.
В первый раз за несколько дней Доминик улыбнулся. Словно узник, лишившийся своих цепей. Как слепец, вновь обретший зрение.
Победа осталась за его отцом, по Доминика это не огорчало, Он не мог понять себя, да и не хотел.
Он чувствовал себя по-мальчишески легко и свободно. Ребенок, зачатый из его семени. У Кэтрин.
— Куда она уехала?
— К своей кузине Амелии.
Доминик похлопал Персиваля по спине.
— Спасибо тебе за все, дружище. — И пошел к дому, затем вдруг остановился и, обернувшись к слуге, крикнул: — Передай остальным, что их кошельки потяжелеют — это за то, что им пришлось вытерпеть за последние несколько дней.
— Может быть, посидеть с тобой еще?
Амелия задержалась в дверях. Ее стройный силуэт четко выделялся на фоне освещенного проема. В спальне горела только одна свеча. Часы на каминной полке пробили час.
Кэтрин, одетая в белую хлопчатобумажную ночную сорочку с длинными рукавами и глухим воротом, натянула на себя одеяло.
— Спасибо, Амелия, за поддержку. Мне хорошо здесь и спокойно.
Женщины проговорили весь вечер, сидя в уютной гостиной, лакомясь горячим шоколадом. Кэтрин рассказала Амелии далеко не все. Обсуждать Доминика ей не хотелось: слишком сильна была боль. Поэтому Амелии стало известно лишь то, что Кэтрин ждет ребенка, волнуется и нуждается в опытной подруге. Именно поэтому она и приехала в Лондон.
Амелия встретила Кэтрин с радостью. Сказала, что скучала невероятно. Сейчас, заверив подругу в самых лучших чувствах, тепло улыбнувшись на прощание, Амелия закрыла дверь.
Кэтрин лежала без сна, слушая, как тикают часы, вспоминая долгую и утомительную дорогу в Лондон. Как поступил Доминик, когда узнал, что она уехала? Блатбери Кэтрин сообщила, что кузина просила ее срочно приехать повидаться — и все.
Поедет ли Доминик за ней? Кэтрин сомневалась. Скорее, он даже обрадуется — может наконец побыть один.
Кэтрин повернулась на другой бок. Но сон не шел. Она положила ладонь па живот. Ей было и приятно, и странно, что в ней зреет новая жизнь. Что могло произойти, скажи она Доминику правду? Сейчас, оказавшись далеко от него, Кэтрин невольно задавалась вопросом, правильно ли сделала, что убежала. Не может быть, чтобы Доминик не полюбил ребенка, которого она носит под сердцем. И все же полной уверенности не было.
Слезы закапали из глаз Кэтрин. Столько всего было между ними. Так много… и мало.
Завтра она напишет дяде, попросит его подыскать подходящий предлог для расторжения брачного договора. Если Доминик не захочет признать ребенка своим, она не станет принуждать его. Пусть остается свободным.
Нет, надо успокоиться. В ней живет теперь крохотное существо. Сейчас она должна была думать в первую очередь о нем, она должна защищать его, как только может. Никакие цыганские клятвы не испортят ей жизнь. Этим средневековым глупостям не будет места в ее жизни.
И все же Кэтрин продолжала любить его. Ни время, ни слова, никакая боль не могли изгнать из сердца любовь. Не стоит сообщать ему о ребенке, пока она не поговорит с дядей, пока не будет чувствовать себя в безопасности. А потом — лети, птица, на свободу.
— Милый мой цыган, — нежно прошептала Кэтрин, — Я так сильно тебя люблю.
Любовь и ненависть, страсть и боль — такие разные и в то же время настолько близкие, что иногда между ними трудно провести границу. С самой первой встречи с Домиником все эти чувства возникли разом, и чем дальше, тем сильнее запутывались. Кэтрин подозревала, что и к отцу Доминик испытывал нечто похожее.
Радость, печаль, одиночество, сердечная тоска… Любил ли он ее или ненавидел? И что он будет чувствовать к ребенку?
Если бы все могло быть иначе.
Но Кэтрин не верила в «иначе».
Глава 24
Как долго она спала? Кэтрин проснулась от еле слышного скрипа. Звук повторился. Наверное, ей показалось. Нет. Под дверью желтоватая полоска света. Кто-то шел в ее спальню.
Сначала она хотела спросить, кто это, но что-то подсказало ей: надо молчать. Подсознание хранило память о подобных обстоятельствах. Тогда, ранней весной тоже была ночь, Кэтрин спала в той же спальне… Стараясь не шуметь, Кэтрин пошарила рукой на тумбочке: надо чем-нибудь вооружиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Персиваль заковылял к конюшням. Там можно найти паренька, который разыщет молодого маркиза и вернет его домой.
Тем временем Кэтрин, сказав Блатбери, что уезжает, села в карету.
— В чем дело, Персиваль?
Доминик соскочил с коня. Конюху пришлось потратить больше часа, чтобы найти Доминика. И Доминик поспешил домой. Он знал, что Персиваль без особой нужды не стал бы посылать за хозяином.
— Будет лучше, ваша милость, если мы поговорим наедине.
— Хорошо.
Доминик передал поводья конюху и пошел за стариком к дому.
— Вы захотите переодеться и перекусить, — сказал Персиваль.
В своем черном костюме, с седой шевелюрой он напоминал старого мудрого ворона.
— О чем ты? Зачем мне переодеваться? Куда ты меня собираешься отправить?
— Как куда, за вашей женой, сэр.
— Кэтрин что, уехала?
— Да, милорд. В Лондон. Понимаете ли, она боится за ребенка.
— За ребенка? Какого ребенка? Персиваль, в себе ли ты?
— За вашего ребенка, сэр. Того, что носит под сердцем.
Доминик покачал головой.
— Кэтрин не может носить моего ребенка. Мы не имели…
— И она так думала, милорд. Но похоже, вы оба ошибались.
— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Доминик. — Что ребенок был зачат еще до свадьбы?
Уши старика порозовели.
— Вам лучше знать, сэр. Как бы там ни было, леди носит вашего ребенка, и она вас боится. Похоже, она верит в то, что вы вообще не женились бы на ней, если бы знали. Она сказала, что вы бы предпочли, если бы она родила вам ублюдка.
У Доминика перехватило дыхание.
— О Боже!
Ведь он так давно об этом говорил! А она не забыла!
— Как ты обо всем этом узнал? Уверен, что леди Грэвенвольд тебе ничего не рассказывала.
— Я случайно слышал ее разговор с горничной, сэр.
— Значит, то, что ты говоришь, — правда?
— Да, милорд, вне всяких сомнений. Она была очень расстроена.
— Так она не хочет ребенка? — неожиданно резко спросил Доминик.
— О нет, милорд. Совсем наоборот. Она сказала, что очень хочет иметь от вас ребенка. От вас, сэр. А вы, милорд, как вы к этому относитесь?
В самом деле, что он чувствует? Вся его тревога, вся его боль — все было ради того, чтобы этого не произошло, он делал все, что в его силах, чтобы предотвратить саму возможность. Сейчас, когда все свершилось, что он чувствует?
Скворец напевал песенку. Доминик поднял голову, увидел чистое и прозрачное небо, белые облака.
Так что же он чувствует? Будто с его плеч сняли огромную тяжесть. После всех тревог, чудовищного напряжения воли — за него все решила судьба. Господь решил все за него.
В первый раз за несколько дней Доминик улыбнулся. Словно узник, лишившийся своих цепей. Как слепец, вновь обретший зрение.
Победа осталась за его отцом, по Доминика это не огорчало, Он не мог понять себя, да и не хотел.
Он чувствовал себя по-мальчишески легко и свободно. Ребенок, зачатый из его семени. У Кэтрин.
— Куда она уехала?
— К своей кузине Амелии.
Доминик похлопал Персиваля по спине.
— Спасибо тебе за все, дружище. — И пошел к дому, затем вдруг остановился и, обернувшись к слуге, крикнул: — Передай остальным, что их кошельки потяжелеют — это за то, что им пришлось вытерпеть за последние несколько дней.
— Может быть, посидеть с тобой еще?
Амелия задержалась в дверях. Ее стройный силуэт четко выделялся на фоне освещенного проема. В спальне горела только одна свеча. Часы на каминной полке пробили час.
Кэтрин, одетая в белую хлопчатобумажную ночную сорочку с длинными рукавами и глухим воротом, натянула на себя одеяло.
— Спасибо, Амелия, за поддержку. Мне хорошо здесь и спокойно.
Женщины проговорили весь вечер, сидя в уютной гостиной, лакомясь горячим шоколадом. Кэтрин рассказала Амелии далеко не все. Обсуждать Доминика ей не хотелось: слишком сильна была боль. Поэтому Амелии стало известно лишь то, что Кэтрин ждет ребенка, волнуется и нуждается в опытной подруге. Именно поэтому она и приехала в Лондон.
Амелия встретила Кэтрин с радостью. Сказала, что скучала невероятно. Сейчас, заверив подругу в самых лучших чувствах, тепло улыбнувшись на прощание, Амелия закрыла дверь.
Кэтрин лежала без сна, слушая, как тикают часы, вспоминая долгую и утомительную дорогу в Лондон. Как поступил Доминик, когда узнал, что она уехала? Блатбери Кэтрин сообщила, что кузина просила ее срочно приехать повидаться — и все.
Поедет ли Доминик за ней? Кэтрин сомневалась. Скорее, он даже обрадуется — может наконец побыть один.
Кэтрин повернулась на другой бок. Но сон не шел. Она положила ладонь па живот. Ей было и приятно, и странно, что в ней зреет новая жизнь. Что могло произойти, скажи она Доминику правду? Сейчас, оказавшись далеко от него, Кэтрин невольно задавалась вопросом, правильно ли сделала, что убежала. Не может быть, чтобы Доминик не полюбил ребенка, которого она носит под сердцем. И все же полной уверенности не было.
Слезы закапали из глаз Кэтрин. Столько всего было между ними. Так много… и мало.
Завтра она напишет дяде, попросит его подыскать подходящий предлог для расторжения брачного договора. Если Доминик не захочет признать ребенка своим, она не станет принуждать его. Пусть остается свободным.
Нет, надо успокоиться. В ней живет теперь крохотное существо. Сейчас она должна была думать в первую очередь о нем, она должна защищать его, как только может. Никакие цыганские клятвы не испортят ей жизнь. Этим средневековым глупостям не будет места в ее жизни.
И все же Кэтрин продолжала любить его. Ни время, ни слова, никакая боль не могли изгнать из сердца любовь. Не стоит сообщать ему о ребенке, пока она не поговорит с дядей, пока не будет чувствовать себя в безопасности. А потом — лети, птица, на свободу.
— Милый мой цыган, — нежно прошептала Кэтрин, — Я так сильно тебя люблю.
Любовь и ненависть, страсть и боль — такие разные и в то же время настолько близкие, что иногда между ними трудно провести границу. С самой первой встречи с Домиником все эти чувства возникли разом, и чем дальше, тем сильнее запутывались. Кэтрин подозревала, что и к отцу Доминик испытывал нечто похожее.
Радость, печаль, одиночество, сердечная тоска… Любил ли он ее или ненавидел? И что он будет чувствовать к ребенку?
Если бы все могло быть иначе.
Но Кэтрин не верила в «иначе».
Глава 24
Как долго она спала? Кэтрин проснулась от еле слышного скрипа. Звук повторился. Наверное, ей показалось. Нет. Под дверью желтоватая полоска света. Кто-то шел в ее спальню.
Сначала она хотела спросить, кто это, но что-то подсказало ей: надо молчать. Подсознание хранило память о подобных обстоятельствах. Тогда, ранней весной тоже была ночь, Кэтрин спала в той же спальне… Стараясь не шуметь, Кэтрин пошарила рукой на тумбочке: надо чем-нибудь вооружиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87