Заправив бриджи в начищенные до блеска сапоги, надев свежую льняную рубашку и зеленый камзол,
Доминик торопливо спустился вниз. Перса сидела на диване спиной к нему. Услышав шаги, она встрепенулась, словно птичка, и золотые монеты на запястьях и в волосах зазвенели. Блуза ее была богато украшена блестками, а худенький стан опоясывал широкий красный кушак.
Она сидела на краешке дивана, с любопытством оглядывая окружавшие ее предметы. Потянувшись к фарфоровой изящной статуэтке, Перса в последнее мгновение отдернула руку, словно побоявшись неосторожным движением разбить ее.
Да, Перса действительно очень напоминала птицу, печальную красивую птичку, запертую в золотой клетке. Казалось, она ищет выхода из этой клетки, ждет, когда дверцу наконец распахнут и выпустят ее на волю.
— Рад тебя видеть, мама, — сказал Доминик, подходя к матери.
Перса улыбнулась. Доминик обнял мать и спросил, все ли у нее в порядке.
— Да, да. Все идет своим чередом. Позволь мне посмотреть на тебя, сыпок, — сказала Перса, отступив на шаг.
Мать пристально оглядела его с головы до ног: прекрасно сшитый костюм и начищенные сапоги, белоснежный воротничок тонкой рубашки. Нежная улыбка тронула ее губы.
— Ты видишь, я была права. Ты — его сын, как это было ясно с самого начала.
На мгновение Доминик помрачнел.
— Было время, когда эти слова могли ранить меня сильнее всего, — задумчиво сказал он, — но то время прошло.
Перса кивнула.
— Потому я и пришла сейчас.
— Ты узнала о моей женитьбе? — спросил Доминик, Он отправил весточку по цыганской почте, через друзей, которые помогали ему держать связь с табором.
— Да, сын. И еще я узнала, что ты отказался нарушить клятву, что ты не спишь с женщиной, которая стала твоей женой.
Слабая улыбка тронула его губы. Он открыл было рот, но Перса остановила его:
— Послушай меня, сын. Я знаю о твоей клятве и знаю, какую роль сыграла в твоем решении я.
— Мама, я…
— Ты должен узнать правду.
— Правду? О чем? — удивленно вскинул брови Доминик.
— Я пришла рассказать тебе то, что тебе давно следовало бы узнать об отце.
— Ах об отце, — с недоброй усмешкой протянул Доминик. — Я знаю о нем все, что меня интересует.
— Я понимаю твои чувства. Это был жесткий, холодный и эгоистичный человек. Его трудно было любить.
— И все же ты любила его. Когда я был мальчиком, ты говорила мне, что ты сильно его любишь.
— Да, я его любила.
— Даже после того, как он оставил тебя, оставил нас обоих.
Перса отвернулась.
— Так я тебе рассказала. Много лет я позволяла тебе считать, что твой отец нас бросил, что я пришла к нему, но он отослал меня прочь. Это неправда. Не раз и не два он приходил ко мне, когда ты был младенцем. Он звал меня к себе. Он хотел поселить нас в доме, давал деньги. Но я отказалась. Я тосковала по нему, я любила его так, как никого никогда не любила, но счастлива я могла быть только с табором — табор был моим домом. Когда он это понял, он отпустил меня.
— Почему ты мне этого не говорила?
— Я не могу сказать тебе, что жалею об этом. Если бы мне пришлось солгать вновь, чтобы подарить мне все эти годы, что мы провели вместе, чтобы подарить мне твою любовь, я бы сделала это вновь.
— Но…
— Я боялась потерять тебя. Я знала, как много он может дать тебе. Я знала, что тебе понравится та жизнь, которую предлагает отец. Я так боялась… Я боялась, что ты не вернешься ко мне — этого я бы не вынесла.
Доминик отошел к камину.
— Но почему он не сказал правду? Он знал, за что я его ненавижу.
— Наверное, он молчал из-за любви ко мне.
Доминик вернулся к дивану, сел и обнял мать.
— Все хорошо, мама. Причин для ненависти было много — слишком много. Я ненавидел отца не только из-за его отношения к тебе. И все же я рад, что ты мне рассказала правду.
Тяжесть упала с души Доминика, и он повторил:
— Спасибо, мама.
Только сейчас он заметил, чего стоил Персе ее рассказ, как переживала она, боясь, что сын не простит ей стольких лет обмана. Сейчас, когда все было сказано, лицо Персы просветлело.
— А теперь насчет той женщины, гаджио.
— Можешь спать спокойно, мать, — улыбнулся Доминик. — Катрина носит моего ребенка.
— Она — твоя женщина, сынок, — усмехнулась Перса. — Я это увидела сразу.
— Да, — тихо подтвердил Доминик. — Она для меня — все и даже больше.
Перса коснулась его щеки морщинистой рукой и посмотрела ему в глаза материнским, все понимающим взглядом.
— Останься у нас, — попросил Доминик, но Перса покачала головой:
— Мой дом — повозка. Так было, так будет и впредь. Я хочу вернуться поскорее.
Доминик не стал ее отговаривать. Он понял то, что понял и его отец, — свободную птицу нельзя держать в клетке, даже если эта клетка из чистого золота.
Они поговорили еще немного. Перса рассказала о том, как дела в таборе, оба посмеялись над новыми приемами, жанжано, изобретенными для того, чтобы надувать простодушных гаджио.
Потом они пили кофе, по мнению Персы, слишком слабый, Доминик рассказал о выведении новой породы рысаков.
В комнату несмело вошла Кэтрин.
— Доброе утро, любовь моя, — поприветствовал ее Доминик.
Кэтрин непроизвольно коснулась ладонью округлившегося живота и с робкой улыбкой взглянула на Персу.
— Рада видеть вас, мама.
Перса окинула взглядом пополневшую фигуру молодой хозяйки, затем взглянула Кэтрин в глаза:
— И я рада видеть тебя, дочь.
Глаза старой цыганки наполнились слезами, и, словно в ответ, слезы навернулись на глаза молодой женщины.
Даже Доминик почувствовал, что в горле защекотало.
Какое-то время все молчали.
— Оставь нас, сынок, — попросила Перса. — Мне нужно кое-что рассказать моей новой дочке. Ребенок в конце концов на четверть цыган. Есть заклинания, которые Кэтрин должна знать, гадания и молитвы, призванные помочь малышу родиться крепким и счастливым.
Доминик хохотнул в кулак, и Кэтрин улыбнулась.
В дверях Доминик столкнулся с Яношем. Он заметил, что мальчик одет в самую простую из своих рубашек, в старенькие бриджи. И почему-то он был босиком.
— Заходи, — предложил он мальчику, — здесь кое-кто из твоих старых друзей.
Янош топтался на месте. В руках у него была связка книг, аккуратно перетянутая бечевкой.
— Персиваль сказал мне, что приехала Перса. Если она согласится взять меня, — сказал Янош, умоляюще глядя на цыганку, — я бы хотел уехать с ней.
— Янош, — воскликнула Кэтрин, вставая. — Неужели ты хочешь нас бросить! А как же учеба? Я знаю, что тебе нелегко, но…
— Мы поговорим об этом позже, любовь моя, — мягко остановил ее Доминик. — Я с самого начала предупреждал тебя, что мальчик может уйти. Он следует зову своей природы так же, как и мы следуем зову своей.
— Я возьму мальчика, — сказала Перса. — Мне будет с ним хорошо.
— Я люблю тебя, Катрина, но я не могу здесь быть счастливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87