В свое время свадебными фотографиями Верити и ее мужа пестрели все американские газеты.
— Верити очень мила.
— Но не так красива. — Это прозвучало как неожиданный комплимент в адрес Нэнси. Голос выдал Рамона. Он смотрел на нее, все больше смущаясь. Ей было тридцать пять — на два года больше, чем ему. Вообще он испытывал неприязнь к женщинам, которым за тридцать, с тех пор как его, пятнадцатилетнего мальчишку, совратила любовница отца. Он общался, как правило, с молодыми женщинами. Княгине Марьинской было двадцать пять, леди Линдердаун — всего восемнадцать, а Глории, несмотря на всю ее искушенность и пресыщенность, — только двадцать три.
Красота Нэнси не была для него чем-то необычным. Все женщины в его жизни были красивыми. Он внимательно рассматривал овал ее щек, веер густых ресниц. В ней чувствовалась какая-то беззащитность, с которой раньше ему не приходилось сталкиваться. Ее манеры и проблески скрытого темперамента — вот то, что, несомненно, привлекало его с такой необычайной силой. С самого первого момента их встречи Рамон понял, что полюбит ее. Однако не ожидал, что это произойдет так быстро. Ему не хотелось следовать обычной схеме: он добивается ее любви, и через некоторое время она сдается. Он жаждал ее так безрассудно, как ни одну женщину прежде. Его желание было настолько сильным, что все его тело страстно стремилось обладать ею, Рамон понимал, что Нэнси не из тех женщин, которые с легкостью вступают в любовные связи. Честолюбие ее мужа будет одним из мощных сдерживающих факторов. Кроме того, в запальчивости она призналась, что терпеть не может, когда ее трогают. В этих словах чувствовалась искренность, и он поверил ей. Тем не менее чувственный рот и каждое ее движение говорили о том, что она была страстной натурой. Рамон был заинтригован. Он многое отдал бы за то, чтобы узнать, как она провела медовый месяц на Мадейре.
Ресторан постепенно пустел. Усталые официанты позевывали, но терпеливо ждали. Нэнси посмотрела вокруг, понимая, что вечер неумолимо близится к концу. Воспоминания о счастливом детстве окончились. Выйдя на воздух, Нэнси взглянула на луну, освещавшую поля, покрытые снегом, и вздрогнула. Сейчас она находится в Нью-Йорке, а не в Каусе или Бостоне. Даже не на Мадейре. Всего двадцать пять миль отделяло ее от офиса доктора Генри Лорримера, где в кожаной папке хранится ее карточка, на которой жирными буквами напечатано: «Нэнси Ли Камерон. Диагноз — малокровие. Осталось жить — от трех месяцев до года».
Нэнси, как ребенок, боялась темноты. Сейчас ужас с новой силой охватил ее. Была ли эта темнота сродни смерти? Бесконечная черная пустота, из которой нет возврата.
— С вами все в порядке? — спросил он резко.
Она видела, как шевелятся его губы, но ничего не слышала.
На ней была шуба, его рука обнимала ее за талию, но пока он открывал дверцу своего «даймлера», она снова с ужасом посмотрела на снег. Снег и смерть. Эти понятия стали для нее синонимами. Она ненавидела снег. Внезапно Нэнси истерично захохотала. Она больше никогда не увидит этого…
Они сели в автомобиль, и Рамон крепко обнял ее за плечи.
— Что с вами? Что все это значит?
Она дрожала, глаза ее расширились, лицо побледнело.
— Я боюсь, — прошептала она. — О Боже, я так ужасно боюсь.
Его руки обнимали ее, тело напряглось, а выражение лица было почти жестоким.
— Я хочу научить вас никогда ничего не бояться, — сказал он и приподнял ее подбородок. — Я хочу любить вас.
Его губы крепко прижались к ее губам.
Глава 3
Они возвращались в город молча. Правой рукой Рамон сжимал руки Нэнси так крепко, что они побелели. Время от времени он отпускал ее ладони, чтобы переключить скорость, затем снова накрывал их. Левой он уверенно вел автомобиль, как человек, привыкший к скоростным трассам Европы. На виске чуть заметно пульсировала маленькая жилка. Рамон чувствовал, как напряжены его нервы. Страдания и беззащитность Нэнси вызвали в нем необычайное волнение. Все это было чем-то совершенно новым для него. Ему хотелось защитить эту женщину, сделать так, чтобы в ее взгляде больше не было страха, окружить любовью, чтобы все, что мучает ее, навсегда исчезло. Его охватывала сладостная дрожь от одного только воспоминания о ее поцелуе, о том, как раскрылись ее губы под его губами. Она приникла к нему со страхом и страстью, а он прижал ее к своей груди так крепко, что на ее коже остались следы от его пальцев.
Город встретил их ночной суетой, огнями, шумом улиц, движением автомобилей, толпами людей. Из дверей ночных клубов, горланя, вываливались подвыпившие гуляки и усаживались в свои «паккарды» и «райли». Он обогнул стоянку и рванул по 79-й улице, не обращая внимания на то, что мостовая сильно обледенела.
Нэнси не спрашивала, куда они едут, ей было все равно. Рамон плотно сжал губы, что придало его лицу почти свирепое выражение, и, казалось, его внутренняя энергия передалась и ей. Страх куда-то ушел. Напряжение спало, и она с какой-то необузданной радостью ощутила полную раскованность. Впервые в жизни ей захотелось прикоснуться к мужчине и ощутить ответное прикосновение. Это желание было настолько сильным, что она едва не теряла сознание, ее ногти глубоко впились в его руку, когда они повернули на Риверсайд. О Боже! Она никогда не испытывала ничего прекраснее… Пламя охватило все ее тело.
Может быть, именно этого ждал от нее Джек? Ничем не скованного ответного движения ее тела? Если так, неудивительно, что он был сильно разочарован.
Нэнси не вспоминала о муже уже несколько часов. Горло ее сжалось, и она почувствовала внезапное головокружение. Ведь она Нэнси Ли Камерон, а не какая-то нимфоманка или проститутка из клуба «Коттон». Может быть, другие способны легко заводить скандальные романы на радость газетчикам, но только не она. Не исключено, что ей предстоит вскоре носить титул первой леди Соединенных Штатов. Она громко и истерично расхохоталась.
— Это какое-то безумие. Пожалуйста, отвезите меня домой.
— Отвезу. Потом.
В его голосе прозвучала такая решимость, что сердце ее учащенно забилось.
— Нет, нет.
Приступ истерии прошел. Мощный вихрь подхватил ее, а затем безжалостно бросил на землю.
— Прошу, не надо делать этого. — Она успокоилась и безвольно сникла. — Я должна извиниться перед вами, Рамон. Мне совсем не нравятся случайные любовные связи. Сегодня что-то нашло на меня, и я дала вам повод… Очень сожалею.
— Не стоит извиняться.
Он убрал свою руку с ее ладоней, чтобы переключить скорость. «Даймлер», взвизгнув колесами, свернул на стоянку рядом со сверкающим огнями роскошным зданием. Лицо Рамона было бесстрастным, глаза — непроницаемыми.
— А мне не претят случайные связи, — сказал он, когда двигатель заглох и швейцар в униформе направился к большим стеклянным дверям теплого вестибюля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119