Сразу же после вступления в должность он отправился в одиночестве на бостонское кладбище и постоял у могилы своих родителей.
— Я выполнил свое обещание, — сказал он, затем, низко наклонившись, взял горсть земли и высыпал ее сквозь пальцы на ухоженную могилу, где лежали роскошные цветы. Это была ирландская земля, доставленная сюда из страны, которую Чипс никогда не видел, но которую его родители любили всем сердцем.
Он простоял там дотемна, а потом вернулся, чтобы отпраздновать свою победу.
Прошли четыре коротких года, и вот по городу поползли слухи, что он подает в отставку. Чипс мрачно улыбнулся, ознакомившись с деятельностью муниципального правительства. Бостон, а может быть, и вся Америка еще услышат о Чипсе О'Шогнесси. Если его не переизберут мэром, он осуществит то, что собирался сделать многие годы: выдвинет свою кандидатуру на пост губернатора штата. Чипс тихо засмеялся, и секретарша удивленно поджала губы. Может быть, правы те, кто считает, что мужчина в шестьдесят девять лет уже слишком стар, чтобы активно заниматься общественной деятельностью. Может быть, мэр уже выдохся.
Он диктовал с такой скоростью, что она печатала на машинке без передышки. Чипс О'Шогнесси обычно работал по восемнадцать часов в день и считал, что все его окружение должно делать то же самое.
— Вам звонит из Нью-Йорка миссис О'Шогнесси, — сказала секретарша, радуясь минутке отдыха.
Чипс совсем забыл о Глории. Он ждал ее звонка и, закурив сигару, дал знак секретарше, чтобы та прошла в приемную. Он пустил клубы ароматного голубого дыма.
— Глория, — сказал он добродушно, — как хорошо, что ты позвонила. — Чипс надеялся уловить в голосе Глории напряженные нотки.
— Извини, я опоздала. Я ходила по магазинам с Мими Фарквахерсон.
— А… — промолвил Чипс, будто это объяснение все прояснило. Глаза его вспыхнули. Он прекрасно знал, что Мими Фарквахерсон никогда нигде не появлялась днем до самого часа коктейлей. — Как там Нью-Йорк? По-прежнему бурлит?
— Уинтропы вернулись с Ривьеры. Они купили виллу на Кэп-Феррат. В среду Уитни дали прекрасный обед в честь перуанского посла.
— А как прошел костюмированный бал?
Глория напустила на себя искусственную веселость:
— Великолепно!
По договоренности для безопасности ее сопровождал старый Билли Уолтерс. Ночь она провела с Рамоном, и как выяснилось, в последний раз. От рыданий у нее разболелась голова.
— Ты нужна мне здесь, в Бостоне, на митинге сегодня вечером, — сказал Чипс.
— Да… Конечно.
— Успеешь к половине седьмого? — Чипс приподнял свои густые брови. Глория была необычно податлива.
— Да. — Голос ее срывался, но она старалась контролировать себя, и Чипс ничего не заметил. Он уже было усомнился в своих подозрениях по поводу ее неверности. Выйди Глория за границы обычного флирта, она вряд ли так охотно согласилась бы вернуться в Бостон.
— Я соскучился по тебе, — сказал он хрипло.
— Хорошо, — прошептала она.
Он попрощался и положил трубку. Ожидание предстоящего огромного митинга поднимало настроение и возбуждало его. Ему вовсе не хотелось возвращаться в пустой дом после эйфории от общения с рукоплещущей толпой, с воодушевлением поющей «Звездное знамя».
Возвращение Глории было желательно вдвойне. Со своей прической идеальной молоденькой американки и ярко накрашенными губами она произведет весьма положительное впечатление на трибуне, а позднее он насладится ею, дав волю избытку своих чувств.
Его старый противник в политических баталиях Шон Флинн теперь мог спокойно расслабиться после тяжелой предвыборной кампании, принять теплую ванну и выпить горячего какао. Не было сомнений, что он никогда не победит на выборах. Чипс считал, что ему недостает страстности.
Он закурил еще одну сигару и надавил большим пальцем на кнопку в столе. В кабинет вошли его сотрудники, и Чипс сказал с присущим ему темпераментом;
— Доброе утро, джентльмены. Полагаю, докеры нуждаются в поддержке, чтобы отдать нам свои голоса. Ваши соображения, пожалуйста.
* * *
Глория смешала в бокале мартини разных сортов и тупо уставилась на свое отражение в зеркале. Ее миловидность фарфоровой куклы постепенно блекла, исчезала… Она повела себя как дура. Рамон не из тех, кто будет терпеливо сносить скандалы. Интуиция подсказывала ей с самого начала, что его терпение небесконечно, и ей следовало вести себя соответственно, по крайней мере вчера. Она выпила мартини, даже не ощутив его вкуса. Подруги предупреждали, что она играет с огнем, но она не обращала на них внимания. Он просто околдовал ее. Притягивала ее и власть. Это была одна из причин, по которой ее потянуло к Чипсу, когда они впервые встретились. Он привык к власти и упивался ею. Теперь Глория понимала, что это значит. Власть Рамона была иного рода: он был полным властелином ее тела. Ей хотелось удержать его во что бы то ни стало, но она повела себя как визгливая и крикливая продавщица сигарет, и он обошелся с ней соответственно — он бросил ее.
Глория налила себе еще немного мартини. То, что она сделала потом, было еще хуже. Щеки ее покраснели. Она решила доказать самой себе, что любой другой мужчина может занять место Рамона, и через несколько минут, бесстыдно позвонив Бэби Санторини, пригласила его на вечер. Бэби был тем самым любовником, из-за которого Лоретта приняла чрезмерную дозу снотворного. Он был трижды женат, и любовниц у него было больше, чем дней в году. Если уж и суждено кому-то вытеснить Рамона из ее сознания, так это, несомненно, должен быть Бэби. Однако эта затея оказалась неудачным экспериментом.
Глория вернулась в свой номер-люкс, чувствуя себя дешевкой, грязной шлюхой. Когда через полчаса ей принесли огромный букет белых роз, она со злостью швырнула его в мусорную корзину.
На часах было уже без четверти десять, а она выпила Только два крепких мартини и еще не завтракала. Голова у нее раскалывалась. Она все думала, где же Рамон провел ночь и с кем. Три раза она просила телефонистку соединить ее с ним и все три раза безрезультатно. Она попыталась восстановить в памяти короткую отвратительную сцену, которая произошла накануне. Она сгоряча заявила, что между ними все кончено. Он отнесся к этому холодно и безразлично. Очевидно, ее поведение было тому причиной. В душе Глории вспыхнула искра надежды. Может быть, еще не поздно. Если она извинится, будет мила с ним и сдержанна… Она позвонила и заказала черный кофе и тосты. Затем села за туалетный столик и принялась дрожащими руками наносить на лицо крем и пудру.
Через полчаса она покинула «Ритц», плотно закутавшись в белую норковую шубу. Когда она прибыла к дому, где Рамон снимал квартиру, ей пришлось унизительно долго ждать, пока швейцар удостоверится, что мистер Санфорд желает ее видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Я выполнил свое обещание, — сказал он, затем, низко наклонившись, взял горсть земли и высыпал ее сквозь пальцы на ухоженную могилу, где лежали роскошные цветы. Это была ирландская земля, доставленная сюда из страны, которую Чипс никогда не видел, но которую его родители любили всем сердцем.
Он простоял там дотемна, а потом вернулся, чтобы отпраздновать свою победу.
Прошли четыре коротких года, и вот по городу поползли слухи, что он подает в отставку. Чипс мрачно улыбнулся, ознакомившись с деятельностью муниципального правительства. Бостон, а может быть, и вся Америка еще услышат о Чипсе О'Шогнесси. Если его не переизберут мэром, он осуществит то, что собирался сделать многие годы: выдвинет свою кандидатуру на пост губернатора штата. Чипс тихо засмеялся, и секретарша удивленно поджала губы. Может быть, правы те, кто считает, что мужчина в шестьдесят девять лет уже слишком стар, чтобы активно заниматься общественной деятельностью. Может быть, мэр уже выдохся.
Он диктовал с такой скоростью, что она печатала на машинке без передышки. Чипс О'Шогнесси обычно работал по восемнадцать часов в день и считал, что все его окружение должно делать то же самое.
— Вам звонит из Нью-Йорка миссис О'Шогнесси, — сказала секретарша, радуясь минутке отдыха.
Чипс совсем забыл о Глории. Он ждал ее звонка и, закурив сигару, дал знак секретарше, чтобы та прошла в приемную. Он пустил клубы ароматного голубого дыма.
— Глория, — сказал он добродушно, — как хорошо, что ты позвонила. — Чипс надеялся уловить в голосе Глории напряженные нотки.
— Извини, я опоздала. Я ходила по магазинам с Мими Фарквахерсон.
— А… — промолвил Чипс, будто это объяснение все прояснило. Глаза его вспыхнули. Он прекрасно знал, что Мими Фарквахерсон никогда нигде не появлялась днем до самого часа коктейлей. — Как там Нью-Йорк? По-прежнему бурлит?
— Уинтропы вернулись с Ривьеры. Они купили виллу на Кэп-Феррат. В среду Уитни дали прекрасный обед в честь перуанского посла.
— А как прошел костюмированный бал?
Глория напустила на себя искусственную веселость:
— Великолепно!
По договоренности для безопасности ее сопровождал старый Билли Уолтерс. Ночь она провела с Рамоном, и как выяснилось, в последний раз. От рыданий у нее разболелась голова.
— Ты нужна мне здесь, в Бостоне, на митинге сегодня вечером, — сказал Чипс.
— Да… Конечно.
— Успеешь к половине седьмого? — Чипс приподнял свои густые брови. Глория была необычно податлива.
— Да. — Голос ее срывался, но она старалась контролировать себя, и Чипс ничего не заметил. Он уже было усомнился в своих подозрениях по поводу ее неверности. Выйди Глория за границы обычного флирта, она вряд ли так охотно согласилась бы вернуться в Бостон.
— Я соскучился по тебе, — сказал он хрипло.
— Хорошо, — прошептала она.
Он попрощался и положил трубку. Ожидание предстоящего огромного митинга поднимало настроение и возбуждало его. Ему вовсе не хотелось возвращаться в пустой дом после эйфории от общения с рукоплещущей толпой, с воодушевлением поющей «Звездное знамя».
Возвращение Глории было желательно вдвойне. Со своей прической идеальной молоденькой американки и ярко накрашенными губами она произведет весьма положительное впечатление на трибуне, а позднее он насладится ею, дав волю избытку своих чувств.
Его старый противник в политических баталиях Шон Флинн теперь мог спокойно расслабиться после тяжелой предвыборной кампании, принять теплую ванну и выпить горячего какао. Не было сомнений, что он никогда не победит на выборах. Чипс считал, что ему недостает страстности.
Он закурил еще одну сигару и надавил большим пальцем на кнопку в столе. В кабинет вошли его сотрудники, и Чипс сказал с присущим ему темпераментом;
— Доброе утро, джентльмены. Полагаю, докеры нуждаются в поддержке, чтобы отдать нам свои голоса. Ваши соображения, пожалуйста.
* * *
Глория смешала в бокале мартини разных сортов и тупо уставилась на свое отражение в зеркале. Ее миловидность фарфоровой куклы постепенно блекла, исчезала… Она повела себя как дура. Рамон не из тех, кто будет терпеливо сносить скандалы. Интуиция подсказывала ей с самого начала, что его терпение небесконечно, и ей следовало вести себя соответственно, по крайней мере вчера. Она выпила мартини, даже не ощутив его вкуса. Подруги предупреждали, что она играет с огнем, но она не обращала на них внимания. Он просто околдовал ее. Притягивала ее и власть. Это была одна из причин, по которой ее потянуло к Чипсу, когда они впервые встретились. Он привык к власти и упивался ею. Теперь Глория понимала, что это значит. Власть Рамона была иного рода: он был полным властелином ее тела. Ей хотелось удержать его во что бы то ни стало, но она повела себя как визгливая и крикливая продавщица сигарет, и он обошелся с ней соответственно — он бросил ее.
Глория налила себе еще немного мартини. То, что она сделала потом, было еще хуже. Щеки ее покраснели. Она решила доказать самой себе, что любой другой мужчина может занять место Рамона, и через несколько минут, бесстыдно позвонив Бэби Санторини, пригласила его на вечер. Бэби был тем самым любовником, из-за которого Лоретта приняла чрезмерную дозу снотворного. Он был трижды женат, и любовниц у него было больше, чем дней в году. Если уж и суждено кому-то вытеснить Рамона из ее сознания, так это, несомненно, должен быть Бэби. Однако эта затея оказалась неудачным экспериментом.
Глория вернулась в свой номер-люкс, чувствуя себя дешевкой, грязной шлюхой. Когда через полчаса ей принесли огромный букет белых роз, она со злостью швырнула его в мусорную корзину.
На часах было уже без четверти десять, а она выпила Только два крепких мартини и еще не завтракала. Голова у нее раскалывалась. Она все думала, где же Рамон провел ночь и с кем. Три раза она просила телефонистку соединить ее с ним и все три раза безрезультатно. Она попыталась восстановить в памяти короткую отвратительную сцену, которая произошла накануне. Она сгоряча заявила, что между ними все кончено. Он отнесся к этому холодно и безразлично. Очевидно, ее поведение было тому причиной. В душе Глории вспыхнула искра надежды. Может быть, еще не поздно. Если она извинится, будет мила с ним и сдержанна… Она позвонила и заказала черный кофе и тосты. Затем села за туалетный столик и принялась дрожащими руками наносить на лицо крем и пудру.
Через полчаса она покинула «Ритц», плотно закутавшись в белую норковую шубу. Когда она прибыла к дому, где Рамон снимал квартиру, ей пришлось унизительно долго ждать, пока швейцар удостоверится, что мистер Санфорд желает ее видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119