Через стол на него умоляюще смотрела Элизабет. Такая наивная... При этой мысли улыбка чуть тронула его губы.
– Есть другие школы, – успокоительно сказал он. – И другие преподаватели. Ну что тебе далась эта музыка, Элизабет? Подумай, как будет нам здорово вместе.
«Он решительно ничего не понимает», – подумала она. Он был ее отцом, и к тому же замечательным. Но он ничего не смыслит в музыке. И никогда ничего не понимал в ней. Комок застрял в горле у Элизабет. Отец нуждается в том, чтобы дочь была рядом. Его сердце разобьется, если она откажется с ним ехать и останется на Итон-плейс с миссис Мак. Элизабет передернула плечами. Но заниматься музыкой где-нибудь в другом месте... Отец говорил, что в конце месяца будет в Женеве. Рассказывал, как хорошо бывает в Ницце в марте и апреле. Какая же школа смирится с тем, что одна из учениц столько времени пропадает невесть где?.. Глядя сейчас через стол на отца и испытывая к нему искреннюю и сильную любовь, она интуитивно чувствовала, что, какие бы уроки музыки ни доводилось брать ей в будущем, то будут нерегулярные занятия, несравнимые с ее нынешними уроками. Но Элизабет также понимала, что выбора у нее нет. Никакого.
– Что ж, Париж – это замечательно, – скрепя сердце произнесла она.
Джером не заметил блеска выступивших на глазах дочери слез, не расслышал отзвука душевных страданий в голосе. Он про себя улыбнулся, вспомнив, как не прав был Адам, и предвкушая замечательный французский коньяк, который последует за «Шато Икем».
Глава 2
– Не захочет ли мадемуазель подать для гостей холодные закуски? – почтительно осведомился помощник управляющего известного отеля «Негреско». – Может, кеджери и омлет? Копченую лососину и шампанское?
Мадемуазель колебалась. Ее мягкие, привлекающие внимание волосы до плеч были убраны с лица и сколоты гребнем; хлопчатобумажное платье было скромно отделано по вороту пике, на ногах были гольфы и сандалии с пряжками. Она понимала, что отец очень любит устраивать вечеринки, но обыкновенно к пяти часам утра он уже сидел в глубоком кресле с объемистым бокалом коньяка в руке и вместе с Адамом Гарландом насмешничал и злословил постмортем (как он сам шутил) над людьми и событиями минувшего вечера. Большой прием на сотню гостей по случаю своего сорокапятилетия не позволит ему привычно отдохнуть.
– Вообще-то так принято, – приятным голосом произнес помощник управляющего.
– Нет, благодарю вас! – сказала Элизабет властным голосом женщины, привыкшей принимать решения, для которой мнение помощника управляющего было не указ. – Я хочу, чтобы в последний раз спиртное было подано в три часа ночи и чтобы через полчаса музыканты покинули помещение.
Помощник управляющего согласно кивнул. Он не привык обсуждать подобные вопросы с молодыми девушками, которые еще ходят в школу. Правда, эта девушка была очень хорошенькая, очаровательно одетая, и наверняка она знала, что к чему.
– А как насчет цветов, мадемуазель?
– Орхидеи, гиацинты и «райские птицы», – без колебаний сказала она. Это не были ее излюбленные цветы, но они выглядели исключительно пышно и торжественно, да и, кроме того, отец любил их, а она привыкла удовлетворять его прихоти.
Помощник управляющего снова кивнул. У семьи Кингсли был постоянный номер в «Негреско», и потому, закажи Элизабет сейчас африканские лилии, цветы были бы вовремя доставлены и в урочный час стояли бы на месте.
– Будьте добры еще разок пробежать глазами меню, может, прикажете еще что-нибудь? – спросил он, протянув меню, которое было заранее одобрено ею и шеф-поваром.
Элизабет просмотрела меню и была вполне удовлетворена. Все как будто в порядке. Вечеринка должна получиться на славу. Адам прибудет из Лондона. Из Парижа и Женевы ждут отцовских друзей, кто-то даже прибудет из Рима. В ее платяном шкафу висело и дожидалось своего часа великолепное платье из белого шифона. А через три дня они опять будут вдвоем, и никто не станет им мешать. Они поедут в Венецию, где, как ей пообещал отец, смогут целую неделю ходить на различные концерты. Она восторженно вздохнула. Можно будет послушать хор в соборе Святого Марка побывать на выступлениях звезд мировой величины во дворике Дворца дожей, послушать оперу в Фениче...
– Что еще будет угодно мадемуазель? – спросил помощник управляющего, понимая, что мысли девушки витают где-то далеко. Румянец чуть тронул ее щеки при мысли, что ее поймали за путешествием в мечтах.
– Нет, спасибо, – с очаровательным прононсом произнесла она по-французски. – Уверена, что все пройдет как нельзя лучше.
– Благодарю, мадемуазель. – Его темно-карие глаза блеснули.
Он поклонился. Девушка была похожа на бутон восхитительного цветка, готовый с минуты на минуту раскрыться. Вот уж когда...
– Une belle femme, – произнес он едва слышно, закрывая за собой дверь в апартаменты. – Истинная красавица, право слово!
Элизабет налила себе фруктового сока со льдом из графина, стоявшего на стеклянном столике, и с бокалом в руке прошла из богато обставленной гостиной на балкон, выходивший на Променад дез Англе и Средиземное море переливчатой голубизны. Несмотря на обещания отца, концертов за эти два года после отъезда из Лондона было совсем немного. И никаких занятий музыкой. Во всяком случае, их и сравнивать было смешно с теми уроками, которые Элизабет брала в Лондоне.
И хотя она вполне искренне радовалась предстоящей вечеринке, на сердце было тяжело, и потому она подавила вздох сожаления. Теперь-то Элизабет была уверена в том, что так оно всегда и будет. Отец, конечно же, любит ее, щедро тратит на нее деньги, обожает бывать с ней всюду, но считается только с собственными интересами. Для него музыка ничего не значила, и потому отец даже представить не мог, какую важную роль она играла в жизни его дочери. Элизабет, впрочем, слишком любила отца, чтобы пенять ему за это. При первой возможности Элизабет старалась брать уроки музыки в любом городе, где они оказывались. Это было лучше, чем вовсе ничего, но она понимала, что такие хаотичные занятия отнюдь не способствуют полному раскрытию ее музыкального таланта.
Учитель музыки в Ницце был поражен до глубины души, впервые услышав ее игру.
– И вы, мадемуазель, намерены брать у меня уроки игры на фортепиано?! – недоуменно поинтересовался он. – Разве вы не занимаетесь в какой-нибудь музыкальной школе?
Лицо Элизабет моментально омрачилось. Но она тотчас же справилась с собой, улыбнулась, и учитель музыки подумал, не пригрезилась ли ему пробежавшая по лицу девушки тень.
– Нет, – ответила она, и только тогда он понял, что она вовсе не француженка, а англичанка.
– Что ж, я буду очень рад иметь такую замечательную ученицу. Готовы ли вы начать прямо сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
– Есть другие школы, – успокоительно сказал он. – И другие преподаватели. Ну что тебе далась эта музыка, Элизабет? Подумай, как будет нам здорово вместе.
«Он решительно ничего не понимает», – подумала она. Он был ее отцом, и к тому же замечательным. Но он ничего не смыслит в музыке. И никогда ничего не понимал в ней. Комок застрял в горле у Элизабет. Отец нуждается в том, чтобы дочь была рядом. Его сердце разобьется, если она откажется с ним ехать и останется на Итон-плейс с миссис Мак. Элизабет передернула плечами. Но заниматься музыкой где-нибудь в другом месте... Отец говорил, что в конце месяца будет в Женеве. Рассказывал, как хорошо бывает в Ницце в марте и апреле. Какая же школа смирится с тем, что одна из учениц столько времени пропадает невесть где?.. Глядя сейчас через стол на отца и испытывая к нему искреннюю и сильную любовь, она интуитивно чувствовала, что, какие бы уроки музыки ни доводилось брать ей в будущем, то будут нерегулярные занятия, несравнимые с ее нынешними уроками. Но Элизабет также понимала, что выбора у нее нет. Никакого.
– Что ж, Париж – это замечательно, – скрепя сердце произнесла она.
Джером не заметил блеска выступивших на глазах дочери слез, не расслышал отзвука душевных страданий в голосе. Он про себя улыбнулся, вспомнив, как не прав был Адам, и предвкушая замечательный французский коньяк, который последует за «Шато Икем».
Глава 2
– Не захочет ли мадемуазель подать для гостей холодные закуски? – почтительно осведомился помощник управляющего известного отеля «Негреско». – Может, кеджери и омлет? Копченую лососину и шампанское?
Мадемуазель колебалась. Ее мягкие, привлекающие внимание волосы до плеч были убраны с лица и сколоты гребнем; хлопчатобумажное платье было скромно отделано по вороту пике, на ногах были гольфы и сандалии с пряжками. Она понимала, что отец очень любит устраивать вечеринки, но обыкновенно к пяти часам утра он уже сидел в глубоком кресле с объемистым бокалом коньяка в руке и вместе с Адамом Гарландом насмешничал и злословил постмортем (как он сам шутил) над людьми и событиями минувшего вечера. Большой прием на сотню гостей по случаю своего сорокапятилетия не позволит ему привычно отдохнуть.
– Вообще-то так принято, – приятным голосом произнес помощник управляющего.
– Нет, благодарю вас! – сказала Элизабет властным голосом женщины, привыкшей принимать решения, для которой мнение помощника управляющего было не указ. – Я хочу, чтобы в последний раз спиртное было подано в три часа ночи и чтобы через полчаса музыканты покинули помещение.
Помощник управляющего согласно кивнул. Он не привык обсуждать подобные вопросы с молодыми девушками, которые еще ходят в школу. Правда, эта девушка была очень хорошенькая, очаровательно одетая, и наверняка она знала, что к чему.
– А как насчет цветов, мадемуазель?
– Орхидеи, гиацинты и «райские птицы», – без колебаний сказала она. Это не были ее излюбленные цветы, но они выглядели исключительно пышно и торжественно, да и, кроме того, отец любил их, а она привыкла удовлетворять его прихоти.
Помощник управляющего снова кивнул. У семьи Кингсли был постоянный номер в «Негреско», и потому, закажи Элизабет сейчас африканские лилии, цветы были бы вовремя доставлены и в урочный час стояли бы на месте.
– Будьте добры еще разок пробежать глазами меню, может, прикажете еще что-нибудь? – спросил он, протянув меню, которое было заранее одобрено ею и шеф-поваром.
Элизабет просмотрела меню и была вполне удовлетворена. Все как будто в порядке. Вечеринка должна получиться на славу. Адам прибудет из Лондона. Из Парижа и Женевы ждут отцовских друзей, кто-то даже прибудет из Рима. В ее платяном шкафу висело и дожидалось своего часа великолепное платье из белого шифона. А через три дня они опять будут вдвоем, и никто не станет им мешать. Они поедут в Венецию, где, как ей пообещал отец, смогут целую неделю ходить на различные концерты. Она восторженно вздохнула. Можно будет послушать хор в соборе Святого Марка побывать на выступлениях звезд мировой величины во дворике Дворца дожей, послушать оперу в Фениче...
– Что еще будет угодно мадемуазель? – спросил помощник управляющего, понимая, что мысли девушки витают где-то далеко. Румянец чуть тронул ее щеки при мысли, что ее поймали за путешествием в мечтах.
– Нет, спасибо, – с очаровательным прононсом произнесла она по-французски. – Уверена, что все пройдет как нельзя лучше.
– Благодарю, мадемуазель. – Его темно-карие глаза блеснули.
Он поклонился. Девушка была похожа на бутон восхитительного цветка, готовый с минуты на минуту раскрыться. Вот уж когда...
– Une belle femme, – произнес он едва слышно, закрывая за собой дверь в апартаменты. – Истинная красавица, право слово!
Элизабет налила себе фруктового сока со льдом из графина, стоявшего на стеклянном столике, и с бокалом в руке прошла из богато обставленной гостиной на балкон, выходивший на Променад дез Англе и Средиземное море переливчатой голубизны. Несмотря на обещания отца, концертов за эти два года после отъезда из Лондона было совсем немного. И никаких занятий музыкой. Во всяком случае, их и сравнивать было смешно с теми уроками, которые Элизабет брала в Лондоне.
И хотя она вполне искренне радовалась предстоящей вечеринке, на сердце было тяжело, и потому она подавила вздох сожаления. Теперь-то Элизабет была уверена в том, что так оно всегда и будет. Отец, конечно же, любит ее, щедро тратит на нее деньги, обожает бывать с ней всюду, но считается только с собственными интересами. Для него музыка ничего не значила, и потому отец даже представить не мог, какую важную роль она играла в жизни его дочери. Элизабет, впрочем, слишком любила отца, чтобы пенять ему за это. При первой возможности Элизабет старалась брать уроки музыки в любом городе, где они оказывались. Это было лучше, чем вовсе ничего, но она понимала, что такие хаотичные занятия отнюдь не способствуют полному раскрытию ее музыкального таланта.
Учитель музыки в Ницце был поражен до глубины души, впервые услышав ее игру.
– И вы, мадемуазель, намерены брать у меня уроки игры на фортепиано?! – недоуменно поинтересовался он. – Разве вы не занимаетесь в какой-нибудь музыкальной школе?
Лицо Элизабет моментально омрачилось. Но она тотчас же справилась с собой, улыбнулась, и учитель музыки подумал, не пригрезилась ли ему пробежавшая по лицу девушки тень.
– Нет, – ответила она, и только тогда он понял, что она вовсе не француженка, а англичанка.
– Что ж, я буду очень рад иметь такую замечательную ученицу. Готовы ли вы начать прямо сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164