– Да, – согласился Квинт, и посмотрел на Регану, продолжавшую беседовать с губернатором.
Петиллий уловил этот взгляд и полушутливо, полусерьезно сказал:
– А теперь скажи – ты не испытываешь никаких неподобающих римскому воину чувств к этой маленькой британской дикарке?
– Если и испытываю, ты можешь быть уверен, что они не взаимны. Ею движет, как ты заметил, исключительно чувство справедливости.
– Квинт, – произнес легат, положив твердую руку на его плечо. – Я не должен напоминать тебе, что успех твоей миссии имеет невероятное значение, что от него может зависеть судьба Рима… и никакие чувства не должны вторгаться…
– Да, легат, – сказал Квинт, мрачно стиснув зубы. – Тебе не нужно мне напоминать.
* * *
Через час трое незаметных британцев покинули форт на низкорослых лохматых местных лошадках. Первым ехал Пендок, его длинные ноги в обтрепанных штанах почти касались земли, жесткую рыжую шевелюру, разбросанную по плечам, трепал морской ветер, сменивший жару, затем Регана в своем лиловом тартане – ее роскошные волосы были спрятаны под грубым льняным шарфом, и последним – Квинт. Если бы ситуация не была столь мрачной, Квинт бы вдоволь посмеялся над собой, да и уловил мгновенную усмешку в глазах легата, когда тот передавал ему свернутый напечатанный пергамент – официальное послание губернатора к Валериану, легату Второго легиона, и повторил последнее указание.
Регана проделала тщательную работу, превращая Квинта из римского офицера в туземца, приказав принести из деревни возле форта кое-какую одежду. Теперь на Квинте были заляпанные грязью штаны, перетянутые в талии и у лодыжек ремешками, и шерстяная туника, столь грязная и заношенная, что цвет невозможно было определить. На этом настояла Регана. Большинство британцев распознавали по тартанам принадлежность к тому или иному племени, и Квинт выдавая себя за силура с дальней окраины Уэльса, не должен вызывать сомнений. Довершила она наряд ветхим плащом из лохматых шкур выдры, сколотым у шеи спиральной железной пряжкой, оружием ему служило грубое копье с кремневым наконечником, изготовленным Пендоком. Регане пришлось поломать голову над тем, как разрешить вопрос с его короткими волосами и гладко выбритым лицом, безошибочно выдававшим римлянина, и она справилась с ним, велев надеть рогатый британский шлем, к которому она прикрепила пряди черных конских волос.
– Сойдет, – критически произнесла она, обозревая свое творение. – У силуров много странных обычаев, которых никто как следует не знает. Но твое лицо! Все британцы носят бороды. – Она нахмурилась, затем вытащила из очага прогоревшую головню. Намазала сажей его подбородок и верхнюю губу. – Уже лучше, хотя бороду тебе все равно придется отпустить. А пока старайся прикрывать лицо плащом.
– Не беспокойся, – сухо сказал Квинт, разглядывая свое отражение в полированном щите. – Ты превосходно поработала. Родная мать не узнала бы меня.
– Твоя мать? – быстро спросила девушка, изменив постоянно выказываемой деловой интонации.
– Да, – ответил Квинт несколько иронически.. – У меня есть мать – в Риме, очень добрая и хорошая. И младшая сестра Ливия.
– Вот как? – сказала Регана с неожиданной мягкостью. – Я не думала о тебе… о твоей жизни до приезда сюда. Моя мать умерла, когда мне было десять, и меня сразу отвезли к Боадицее… Иногда, когда мне было совсем одиноко, я считала королеву Боадицею…
Она не завершила фразу, взгляд ее приобрел прежнюю твердость. Она резко повернулась, чтобы поговорить с Пендоком, пригнавшим пони.
Бедняжка, – думал Квинт, на сей раз понимая причину ее холодности, – ей сейчас тяжело. Но в исполнение обещания, данного Петиллию, и собственной клятве Марсу, он обязан был решительно запретить себе все нежные чувства к Регане. В этой безумной миссии на запад он не должен относиться к ней как к девушке.
Глава пятая
Лагерь под луной. – История священной омелы. – Прибытие в Стоунхендж. – Тайные ритуалы друидов. – Угроза смерти. – Встреча с Конном Лиром, Верховным друидом.
Когда они покинули побережье и владения регниев, углубившись в огромный лес, вскоре Квинт понял, насколько невозможно было бы его предприятие без помощи Реганы и Пендока. Пендок, чья угрюмость почти полностью исчезла сразу по отъезде из римской крепости, был в особенности полезен, и судя по случайному ворчанию, или подергиванию рассеченных губ, заменявшему ему улыбку, даже выказывал удовольствие, возвращаясь на родину, которой не видел с тех пор, как шесть лет назад уехал с Реганой к иценам.
Тропинки через лес казались Квинту совершенно невидимыми, но Пендок знал, как их искать. Указанием служили маленькое пятно синей вайды на нужной стороне дубового ствола или три камешка, сложенных как огромные дольмены, мимо которых они порой проезжали. Дольмены состояли из плоских каменных столешниц, подпираемых стоячими камнями, и Квинт попытался расспросить о них Регану.
– Не знаю, – поколебавшись, ответила она. – Они здесь с очень-очень древних времен, старше, чем память.
– Это камни друидов? – настаивал он. – Как великий круг Стоунхенджа – так ведь вы его называете?
Девушка повернулась в седле и взглянула на него.
– Римляне ничего не понимают в друидах, – тихо сказала она. – Твой губернатор Светоний собирается перебить их всех… – Она, кажется, собиралась добавить что-то еще, но передумала. – Квинт, почему ты спрашиваешь о друидах?
Следуя за Пендоком, они ехали в молчании среди огромных деревьев, и Квинт медлил с ответом. Чувства между ними стали более естественными, менее настороженными, и теперь, когда он уже не выглядел как римский солдат. Регана во многом утратила свою замкнутость. Они, казалось, стали друг другу гораздо ближе и он решил рассказать ей о своих поисках – позже, когда они остановятся поесть и отдохнуть.
Вечером, как только взошла луна, они сделали привал у ручья, под раскидистым ясенем. Пендок разложил костерок, и они раскалили камень для жаровни. В их кожаных мешках имелась мука, и Регана, замешав ее с водой, испекла на камне лепешки. Пендок спустился по ручью набить копьем рыбы. И неожиданно Регана повторила свой вопрос:
– Почему ты спрашивал о друидах?
– Из-за своего прадеда Гая Туллия… – медленно начал Квинт. – Я не знаю достаточно кельтских слов для такой длинной истории, – задумчиво добавил он.
– Да, – она чуть улыбнулась. – Хотя мы оба быстро учимся языку другого. Рассказывай по-латыни, думаю, я пойму.
– Это было в дни Юлия Цезаря… ты знаешь, кто он такой?
Он услышал ее вздох.
– Да. Первый римский полководец, приходивший, чтобы завоевать нас. О, почему мы все не можем жить в мире? Зачем Риму нужен наш остров, когда у него и так есть целый мир?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53