– Плата – проныла старуха, отрываясь от горшка. – За огонь… за козье молоко!
– Да, да… – Квинт потянулся за кошельком. – На трех монетах сойдемся? – Это было щедрое предложение. Он выложил деньги. Они были, разумеется, с изображением Нерона, но Квинт считал, что сможет сплести какую-нибудь историю, если женщины обратят на это внимание.
– Это еще что? – презрительно фыркнула старуха. – Простые кусочки металла! Ты обещал заплатить!
– Я и плачу, – возразил Квинт. – Это хорошие деньги, они имеют хождение по всей стране.
– Это не плата! – толстая физиономия старухи побагровела. Она в бешенстве ударила Квинта по руке, так, что монеты покатились по земляному полу. – Вы лживые воры!
– Эй, подожди, подожди! – Квинт разрывался между яростью и недоумением, а Дион с Фабианом, угадав неладное, молча подошли ближе. – Не понимаю…
– Конечно же, мама хочет брусок железа, – хмурясь сказала молодая женщина. – Маленький.
– Большой! – завизжала старуха, потрясая кулаками.
– Маленький или большой, я не знаю, о чем вы… – огрызнулся Квинт, но почувствовал, как его дергают за руку, и обернувшись, увидел, что Фабиан делает ему знаки. – Сейчас я поговорю с друзьями.
У выхода Фабиан очень тихо объяснил:
– Эти отсталые племена используют для расчета железные бруски – дело в этом, я угадал? Они никогда не видели денег.
– Как же нам быть?
– Постараемся им как-нибудь втолковать. Квинт вернулся к женщинам. Молодая женщина вскоре согласилась принять обстоятельство, что племя, из которого явились пришельцы, не пользуется железными брусками, и что монеты на полу – вполне достойная плата, но старуха – нет. Ее тусклые глаза заполыхали гневом.
– Лжецы! Воры! – продолжала она вопить, яростно мечась по хижине. – Платите! Платите!
Не заходя больше никаких доводов, Квинт бросил на молодую женщину извиняющийся взгляд, и повернулся, чтобы присоединиться к товарищам, но старуха в бешенстве выхватила из горшка половник и швырнула им в Квинта. В горшке была какая-то тушенка и обжигающее варево выплеснулось из половника. Квинт бросился наутек, и все трое обратились в позорное бегство через двор, в то время, как старуха призывала на них проклятия, а собака рычала и хватала их за пятки.
Они выскочили за ворота, захлопнули их перед носом у пса, и неслись по дороге, покуда хватало дыхания, потом Дион окинул взглядом Квинта и разразился смехом.
– Стойте! Стойте! – давился он. – Давайте, сочтем наши раны после постыдного отступления. И, по крайней мере, счистим с Квинта бобы и… ага! – он что-то выдернул из волос Квинта, – и куски тушеного кролика.
Квинт с отвращением соскребал с шеи налипшие бобы.
– Это проклятое варево было горячее! – злобно заявил он, затем внезапно расхохотался вслед за Дионом. – Ну, мы прекрасно представили наши доблестные легионы! Обращены в бегство половником!
Даже Фабиан хохотнул: – И паршивой собаченкой, которая оторвала кусок моей сандалии.
– Радуйся, что не кусок твоей ноги… – Квинт нашел ручей, и мыл голову, пока полностью не избавился от следов старухиной тушенки. Вернувшись к остальным, он сказал:
– Однако послушайте, я добыл кое-какие сведения. Хотя не уверен, есть ли от них польза. Существует ли место под названием Лагерь Цезаря?
– Конечно, – хором ответили Дион и Фабиан. Затем Фабиан продолжал:
– Это британский форт с земляной насыпью, где Цезарь устроил укрепления. Мы там останавливались, когда Светоний шел из Уэльса. Он на этой стороне Темзы, юго-западнее Лондона. А что?
– Я думаю, Светоний сейчас там.
И он рассказал, что услышал от женщины. Фабиан кивнул.
– Похоже на то. По крайней мере, мы знаем, куда идти. Что еще она сказала?
– Я попытался узнать, где собираются силы Боадицеи, но все, что они знали – нечто вроде «За Белым Конем, потом по древней дороге малого народца и дальше, к восходящему солнцу» – короче никакого смысла.
– Смысл есть, – задумчиво сказал Фабиан. – Я знаю Долину Белого Коня. Мы и сами будем там завтра. А древняя дорога ведет оттуда на северо-восток, хотя я и не уверен, как далеко. В любом случае, Боадицея явно где-то поблизости от своих родных краев.
– Интересно, что она делала с тех пор, как ты, Квинт, последний раз слышал о ней? – спросил Дион. Голос его сразу стал серьезен.
– Ничего хорошего для нас, это ясно, – ответил Квинт. – Боадицея – ужасная женщина с сердцем льва… или волка… – Мрачно добавил он, вспомнив утреннюю встречу с волками и яростное их стремление защищать своих сородичей и мстить за них.
Когда они двинулись дальше, он думал о Регане и ужасающей пытке, которой подвергла бы ее Боадицея, если бы той не удалось бежать. Его рука сама потянулась к пряжке Реганы, спрятанной под рубаху, у сердца. Он надеялся, что другие не заметили этого проявления слабости. Возможно, если бы в хижине он показал пряжку старухе, она не стала бы упорно требовать свой железный брусок – знак друидов, похоже, творит с британцами чудеса… погоди-ка! Он внезапно встал, как вкопанный. Откуда я знаю, что красная эмалевая змейка – знак друидов? Разве Регана об этом что-нибудь говорила?
– В чем дело, Квинт? – спросил Дион. – Тебя кто-то укусил?
– Мысль, – ответил Квинт и двинулся дальше.
Коротышка-неаполитанец хихикнул, и трое продолжали свой путь. Но весь остаток дня, пока они осторожно огибали город добуниев – едва ли больший чем грязная деревня, и спускались по холмам к истокам Темзы, Квинт мучился недоумением. Он припоминал каждое слово, сказанное ему Реганой в ту ночь у костра в лесу. На пряжку не было и намека. И тем не менее у него было ощущение, что он присутствовал при том, как пряжку показали враждебно настроенным людям, и те отнеслись к ней с уважением. Когда молодые римляне остановились напиться из реки, Квинт неожиданно спросил:
– Вы верите в чары? То есть… как вы думаете, может что-нибудь заставить человека забыть один из дней своей жизни.
Дион рассмеялся и заявил, что он и так постоянно все забывает, но Фабиан отвечал серьезно:
– Это случается… Я видел магию в Галлии и знаю, что такое возможно. А что?
– Сдается, что это произошло со мной. Но память о том дне иногда возвращается.
– Это важно? – спросил Фабиан. – Имеет отношение к нашему заданию, или к Риму?
– Я так не думаю. – Кажется… – на смуглом лице Квинта выступил румянец. Он вымучил улыбку… – Это личное дело… – очень странное.
«Если Регана в действительности не бросила меня, если она была со мной в тот день, который я, похоже, забыл… » На него нахлынули чувства невыразимой нежности и облегчения, но не успели захлестнуть, прерванные восклицанием Диона:
– Смотрите! Обед… там… впереди! Стоило мне только пообещать еще одну жертву Фортуне…
На речном берегу сидел человек и жарил над костром жирного поросенка, насаженного на вертел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53